Сфера. Часть третья

Однако моя «лавка древностей» оказалась на месте. Более того, со времен моего последнего и единственного визита магазин обзавелся большой красивой вывеской, с изображением собак, кошек, попугаев и даже одной черепахи. Все животные излучали невероятное счастье, и даже сморщенная морда рептилии светилась чистейшим позитивом, насколько это вообще было возможно при таких внешних данных. На месте оказалась и моя случайная знакомая – жизнерадостная хиппушка, любительница «пушистиков». Девушка не узнала меня, и потому действовала по старой схеме. Я даже пережил острый приступ дежа-вю, когда вновь услышал:

– У вас есть дети? У ребенка должен быть домашний любимец!

Эти два факта: естественное поведение девочки продавца и полная реальность самого магазина, вогнали меня в ступор. Оказалось, что к такому повороту событий я готов не был. Нет, ну подумайте сами! Подходит к вам заросший, всклокоченный мужик и говорит: – «Ваш аквариум пытался меня убить! Оформите возврат, пожалуйста…». Бред! Так и получилось, что из магазина я в очередной раз вышел с покупкой. 

– Для дочки, – сказал я. Но по заговорщическому подмигиванию продавщицы, я понял, что она ни на секунду не поверила в эту версию, и, скорее всего, тоже считает меня владельцем крупной змеюки. Действительно, мало какой отец вдруг решит подарить своей крохе сразу полтора десятка белых мышей.

А сейчас я с маниакальным упорством, по очереди засовывал мышей в Сферу. И мыши горели, как спички. Или… Я мысленно поставил себе плюс за более удачное сравнение – разряжались. Да, именно разряжались, как дешевые щелочные батарейки, по пять рублей штука. Таких в избытке можно найти на любом рынке. Никогда не понимал, что заставляет людей экономить столь странным образом. Дешевые пальчиковые батарейки хороши, разве что, для телепульта – при минимальном расходе они даже могут прослужить довольно долго. Но засуньте их в плеер и уже через пятнадцать ми…

…стоп. 

Вот оно.

Понимание происходящего оказалось похожим на детскую головоломку «Найди индейца». Помните эти путанные переплетенные линии, то ли тропических джунглей, то ли сибирской тайги, в которых нужно было отыскать зловредных краснокожих? Нужно было всего лишь по-особому взглянуть на рисунок, и искомые дикари с перьями в волосах тут же становились как на ладони. Просто отсеки все лишнее. Сосредоточься на главном. Именно это и случилось, когда я нашел нужное сравнение. К чертовой матери отсек лишнее. С первого раза очень непросто не обращать внимания на аквариум, высасывающий энергию у живых существ. Но стоит только отбросить всю эту мистику и чертовщину, как появляются индейцы. 

Сдуру бросившись искать «таинственную лавку», я поступил не очень умно. Нет, правда, какой мне толк с поисков истоков? Гораздо важнее, что обладание Сферой дает мне здесь и сейчас! Беспокойное соседство, опасностью своей могущее соперничать с неразорвавшейся миной? Да, безусловно. Но в первую очередь – здоровую и смеющуюся Олеську. И за одно лишь это я готов жить на минном поле. После случившегося не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять – не в хомяках и мышках кроется причина ее здоровья. Аквариум – большой аккумулятор. Капкан, собирающий жизненную силу попавших в него существ. Как, почему, зачем – это все линии запутанных джунглей. Равно как и то, откуда он взялся, как попал ко мне и почему он закачивает собранную энергию в Леську. А вот понимание того, по какому принципу строится его работа – это уже индейцы. Леся – организм гораздо более сложный и большой, чем хомячок. Другими словами – она не пульт от телевизора. И даже не плеер. Моя наивная попытка подзарядить аквариум мышами так же смешна, как холодильник или стиральная машина, работающая от пальчиковых щелочных батареек с рынка!

Что это понимание мне давало, я пока еще не слишком понимал. Требовалось время, чтобы как-то упорядочить бег мыслей, сосредоточиться. Бережно держа очередную красноглазую мышь за хвост, я осторожно опустил ее на дно аквариума. Так же аккуратно, точно обезвреживающий мину сапер, я удалил оттуда ее дохлую предшественницу. Назовите меня живодером, но куда мне еще деть полтора десятка белых мышей? К тому же наблюдение за бренностью жизни помогает сосредоточиться, как ничто другое. 

Идея пришла в считанные секунды и столь же быстро оформилась в план. После уроков у Леси еще факультатив по риторике и танцы. На танцы, кстати, она записалась, как раз в самом начале эпопеи с хомяками. Это значит, что в запасе у меня есть целых два с половиной часа – чертова прорва времени! Я успею? Конечно же успею! И при этом еще и вовремя заберу Леську из танцевальной секции. Оставалось только решиться…

И я решился.

***

Мне нравится водить машину. Считается, что лошади очень хорошо снимают стресс. Всего одна конная прогулка дарит городскому человеку столько положительных эмоций, сколько он не всегда получает за целый год. Люди знающие говорят, дескать, это от общения с живым существом, более сильным и выносливым, нежели человек, но при этом кротким и послушным. Не знаю, как там на счет самоутверждения над братьями нашими меньшими, а мне схожие эмоции дарила едва ли не каждая автомобильная поездка. Может, все дело в том, что водить я начал чуть больше двух лет назад, когда понял, что невозможно дальше таскать ребенка по врачам на общественном транспорте, но мне действительно нравилось, что я, обычный мужчина, с легкостью управляю своим четырехколесным монстром одним лишь поворотом руля или нажатием педали. Да, мне определенно нравится водить машину. Но не сегодня. Очень сложно получать удовольствие, когда голова забита черт его знает чем.

Во-первых, я заметил, что Олеська вновь стала хуже выглядеть. Всю жизнерадостность последних недель, к которой я только-только начал привыкать, точно корова языком слизала. Ей на смену явилась более привычная, но куда как менее приятная меланхолия. Дочь стала хуже выглядеть, а преподаватель танцев отметила, что Леся сегодня была очень вялой. Все возвращалось на круги своя, и мне это было, как ножом по сердцу. Во-вторых, я все еще не мог отойти от последствий своего решения. Знаете, как говорят: одно дело решить, и совсем другое – сделать. Это действительно так. Ну, и, в-третьих, мне постоянно приходилось разрываться между дорогой и разговором с дочерью. В тот вечер ни один из нас не заводил разговор о Сфере. Мы с Олеськой поглощали бабушкину стряпню, премило беседуя с Зинаидой Сергеевной о погоде и ценах на хлеб, вполглаза наблюдали за скачущим в телеэкране ведущим какого-то сверхпопулярного шоу. В общем, вели себя на редкость обыденно и естественно. Даже когда теща ушла домой, а я зашел пожелать Олесе сладких снов, даже тогда, в присутствии объекта нашего внимания, в котором все еще валялся окоченевший хомяк, мы ни словом не обмолвились о произошедшем. Вероятно, я бы мог молчать и дальше, ожидая, когда Олеся сама расскажет мне все, что знает (а я был уверен, что знает она лишь немногим больше моего). Однако после того, что я сделал в тот короткий промежуток между принятием решения и выездом из дома, молчать было выше моих сил.

– Лисичка, ты ничего мне не хочешь рассказать? – аккуратно перестраиваясь в крайний правый ряд, спросил я.

Сидящая на заднем сиденье, крест-накрест перечеркнутая ремнями безопасности, Олеська отрицательно мотнула головой, даже не потрудившись удостовериться, что я разглядел жест. Происходящее за окном занимало ее гораздо больше. Видя, как с каждой секундой Леся все больше становится похожей на себя прежнюю, душа моя сжималась, коллапсирующей звездой. Сейчас дочь меньше всего напоминала Лисичку. Гораздо больше ей бы подошло сравнение с цветком, погибающим без солнца. Вялым, бледным растением, обреченным на суррогат жизни.

– Олеся, это не шутки. Я хочу понять, что происходит? Та-ак. В определениях мы оказались почти стопроцентно схожи. Но Леся так уверенно об этом говорит, что…

– Ты знаешь, как эта штука работает?

– Догадываюсь, – покачала головкой Олеся, и свитые пружинками кудряшки мотнулись из стороны в сторону. – Она как аккумулятор. Только он накапливает не электрическую, а жизненную энергию. А все живое для нее – источники питания. Как-то так.

– Но почему тогда…

– Почему меня лечит, а всех калечит? – угадала вопрос Леся. – Не знаю… Мне кажется, это потому, что с меня и взять-то нечего. 

Она грустно улыбнулась, и я едва не взвыл от отчаяния. Ничего, Лисичка, ничего. Мы приедем домой, и там тебя будет ждать сюрприз.

– Знаешь, – дочка задумчиво провела пальцем по стеклу, издав неприятный скрип, – я даже сначала думала, что ты волшебник… как в книжках или мультиках…

Вот дела. Моя дочь-подросток, которая лет с пяти перестала верить в Деда Мороза, считает меня волшебником. Прости, Лисичка, я не волшебник. И даже не «только учусь». Я просто глупый папка, который лезет, куда не следует. 

– Она ведь для этого создана – лечить. Нет, не то… продлять жизнь – так вернее.

– Кем? Кем создана?

– Вот этого не знаю. Я вообще не так уж много знаю, если честно. Когда Сфера меня подпитывает, она… как бы это сказать… Раскрывается, понимаешь? Не сильно, как ракушка. Так она дает информацию о себе. Что-то вроде инструкции к микроволновке или пылесосу.

Очередной перекресток весело подмигнул зеленым, и тут же подозрительно вытаращился на нас багровым бычьим глазом. Воспользовавшись паузой в движении, я повернулся к дочери.

– И что же написано в этой инструкции?

– Я тебе уже почти все сказала. Сфера работает, как аккумулятор. Выкачивает жизненную энергию из одних существ и передает другим, более слабым. Мне кажется, что тот, кто ее сделал, был или очень больным, или очень старым.

– Собственно, я так и думал. Скажи мне, я правильно понял: мы можем запихивать в аквариум различную живность, и благодаря этому ты будешь оставаться здоровой, так? И чем больше… эммм… животное, тем дольше эффект, верно?

Я был настолько уверен в своей правоте, что не сразу понял Леськин ответ.

– Не совсем.

– То есть? – вот тут мои пальцы впервые похолодели.

– Второе верно. Чем больше животное, тем больше энергии. А вот первое… Тут все сложно. Чтобы Сфера срабатывала, как нужно, я должна… – она замялась, подыскивая нужные слова. – Мне нужно хоть что-то испытывать к этому существу.

– На любви, вот как она работает, – глухо сказала Олеся наконец. – Рокки мне очень нравился. И Маус – тоже. Это я сейчас понимаю, что ты их менял, а тогда очень удивлялась, что он такой стойкий. Я с ним разговаривала, говорила ему, какой он молодец, как он меня лечит… А это оказывается даже не он был…

Сидя в удобном водительском кресле, упираясь подошвами туфель в педали управления, я в то же время ощущал, как земля уходит у меня из-под ног. Странное и противоречивое чувство.

– Но Леся, радость моя… Я же видел, как вчера… ты же знала, что это не твой хомяк, но ведь сработало, да?! Его энергия…

– Это не его, а твоя энергия! – со слезами в голосе выкрикнула Леся. – Твоя, понимаешь!? 

Такой гаммы чувств, какая промелькнула на ее лице, мне не доводилось видеть никогда в жизни. Злость, обида, растерянность, испуг… и самое невероятное – желание защитить меня, глупого папку. Видимо что-то в этот момент отразилось и на моем лице, потому что Леся, обличающим тоном прокурора, спросила:

– Ты что, кого-то туда запихал, да?

Не в силах даже соврать я просто кивнул.

– Кого ты туда засунул!? Попугайчика? Кошку? Собачку какую-нибудь мелкую? Кого!?

Не дождавшись ответа, Леся успокоилась, так же внезапно, как взорвалась.

– Не делай так больше… – еле слышно попросила она. – Толку чуть, а животных жалко. Не делай. Не надо.

Боль в ее уставших глазах, яркая, неподдельная, на секунду выбила меня из колеи. Я пришел в себя от раздраженного гудка, раздавшегося из стоящей за нами «Мазды». Поспешно тронув автомобиль с места, я миновал перекресток и только тогда ответил:

– Хорошо, Лисичка. Не буду.

На улице пошел мелкий моросящий дождик. И хотя видимость была практически идеальной, я все же максимально придвинулся к окну, едва не улегшись на руль грудью. Еще не хватало, чтобы в зеркале заднего вида Леська увидела, как ее отец плачет. Со всеми этими поисками «индейцев» мне даже не пришло в голову, что для детей всякая жизнь – свята. Для меня домашние питомцы были расходным материалом, меховыми источниками энергии. А для Леськи они были крохотными бессловесными друзьями, за чей счет она жила. Кем же должен чувствовать себя мой ребенок?! Каким чудовищем она себя считает? Мне очень хотелось схватить ее прямо сейчас, прижать к груди и крепко стиснуть, чтобы она понял, на тактильном уровне прочувствовала, что все будет хорошо. Но в плотном потоке спешащих домой автовладельцев я не смог бросить руль.
Поздним вечером, почистив зубы и надев ночнушку, лежа в своей кровати, до подбородка натянув одеяло, Олеся спросила меня:

– Пап… а куда ты ее дел?

– Кого? – Сфера была на месте, и я не сразу понял, о чем меня спрашивают.

– Ну… собачку. Это ведь собачка была, да?

Взяв ее худенькое личико в ладони, я большими пальцами вытер влагу, собравшуюся в уголках доверчивых детских глаз. После чего мягко поцеловал дочь в щеку и уверенно соврал:

– Это была крыса. Злобная облезлая подвальная крыса. Я ее уже выбросил. Не бери в голову, о ней никто не будет плакать.
*** Проще простого, спустится на третий этаж, и предложить опухшей спросонья соседке подзаработать. Наверное, сам по себе предлог был донельзя глупым – я в общем то не уверен, нуждаются ли аквариумы в полировке. Однако вкупе с краешком пятисотрублевой купюры, которую я посулил Резиде, уловка сработала, как нужно. 

Я даже не стал подниматься домой. Просто постоял в подъезде минут пять, искренне сожалея, что не курю – время тянулось немилосердно. Потом толкнул вечно незапертую дверь и вошел внутрь. Резида обнаружилась на кухне. Стараясь не глядеть на тело, я осторожно вытряхнул ее ссохшуюся руку из аквариума, сунул его подмышку и поспешно ретировался домой.

Просто идеальное преступление, блин. А вечером, после разговора с Леськой, я узнал, что это еще и никому на хрен не нужное преступление. Вот такие пироги.

Резиду увезли глубокой ночью, когда Олеся уже крепко спала. Я лежал в своей комнате, с благодарностью ощущая, как начинает воздействовать на мозг ударная доза алкоголя. Голову слегка «вертолетило», глаза слипались, но самое главное – водка сумела разбавить чувство вины, частично растворив его в себе. Слушая через стену, как бригада скорой помощи ужасается внешнему виду моей «крысы», я почти ничего не ощущал.

Почти.