Математика выживания (Часть 1)

Иллюстрация: DredaSM, www.jasmijndenood.com

Я пялюсь на зелень под моими ногами и пытаюсь вспомнить, что говорила баба Катя. Цельные листики с красными прожилками – это свекла, а все остальное, значит, сорняки. А вот странность с красными прожилками, но рваными листиками – это что?

Дальше сложней: корнеплод надо проредить. Но черт его знает как.

– Да на глазок, – отмахнулась баба Катя.

А я теперь стою и чувствую, как закипают мозги.

Дурачась, вскидываю тяпку на манер ружья и делаю несколько воображаемых выстрелов по растениям. Да, любимой стрелялки не хватает.

– Эй, вояка, ну сколько вас там?

Как быстро этот вопрос заменил обычное приветствие.

В некотором отдалении от невысокого забора, за символической оградой из тонкой проволоки, повязанной местами цветными тряпками, стоит Игорь. Сосед, один из немногих выживших местных.

Когда все началось, село праздновало свадьбу. Игорь с товарищем как раз украли невесту. Только выкуп платить стало некому.

Смущенно опустив тяпку, я отчитываюсь:

– Со мной – пятеро. Лидия с детьми, баба Катя.

Гость кивает, переступает через ограду, открывает калитку, подходит ко мне и протягивает грубую ладонь для рукопожатия.

– Ну? Как садово-огородные успехи?

– Да вот. Сорняки прореживаю…

Игорь хмыкает. Как мне кажется – презрительно. Городской, мол, обуза. А может, ничего такого и не думает, но так считаю я сам, в который раз проклиная ставшее бесполезным академическое образование.

– Там пара… Ну, пообщались немного, вроде нормальные. Молодожены, говорят.

– Может, в отдельный дом? – мысленно чертыхаюсь.

– Городские, одна возня с ними будет. Да и следи потом, где их носит. Может, когда привыкнут, ну, тогда отселим.

– У нас же мальчишки еще… Вернутся через день-два из города.

– Знаю. Ну и что? Будет девять. Нормально.

У него самого в доме только шестеро, но он местный, а я нахлебник, поэтому молчу.

– Это к бабе Кате, сам знаешь, она хозяйка.

Чувствую себя трусом, прячущимся за бабьей юбкой.

Игорь сплевывает и кивает. Результат известен нам обоим. Баба Катя – женщина наидобрейшая и безотказная. То, что сосед сначала спросил меня, было не более чем проявлением шероховатой сельской вежливости. По-своему весьма унизительной.

Пусть девять. Нет, в принципе, терпимо, если люди нормальные. С гостями, понятно, поосторожнее будем.

Все бы хорошо, если бы не психи. Большей частью они одиночки, но слышал про случаи, когда они собирались в группы до четырех человек. А девять плюс четыре – это смерть. Такая вот математика.

– Доброго здоровьичка, Игорек! Чай будешь?

Баба Катя выходит из дома, вытирая руки полосатым фартуком. Когда я в первый раз ее увидел, сразу подумал: «Мягкая». И до сих пор считаю, что лучше описать ее невозможно.

– И вам не болеть. Баб Кать, ну, я по делу.

Она внимательно выслушивает соседа и сразу принимает решение:

– Приберу в флигельке. Удобств там нет, с водой-то беда, Витюша из колодца таскает. Зато печь хорошая. И готовить, и зимой не замерзнут. Уголька бы достать…

– Ну, уголь не обещаю, а дровишек подкину. И на зиму запасемся, время еще есть. Правда, Вить? Пацанов возьмем – и в посадку.

Рубить деревья? Я и этого не умею. На шашлык ветки собирал, а вот топором… Но киваю, мол, конечно, нарубим, в чем вопрос.

– Так нельзя там, штраф выпишут! – забеспокоилась хозяйка.

– Да ну, баб Кать! Сейчас все можно.

Точно. Вот только не радует эта вседозволенность.

– Тоже верно. Ну, веди гостей, а я быстренько…

Она возвращается в дом и минуту спустя уже спешит к флигелю с веником и ведром, в котором лениво колыхается серая тряпка.

– Вам помочь? – предлагаю я.

Заниматься уборкой для нежданных гостей не очень хочется, но это я хоть немного умею. Во всяком случае, лучше прополки.

– Спасибо, Витюш, сама. Как с бурячками закончишь, польешь помидорчики?

Дабблкилл.

Пытаюсь представить себе бабу Катю, играющую в Counter strike. Не получается.

Прислоняю тяпку к забору и иду звать на помощь Лиду.

Ее спросить я не стесняюсь, а вот переспрашивать у бабы Кати неловко. Не хочу, чтобы она считала меня дураком. Есть такие вот люди, чье мнение очень важно. Смешно, конечно, вроде не ребенок уже. Хотя, по сравнению с бабой Катей, как раз мальчик, моя родная бабушка всего-то на пару лет старше.

Когда все началось, баба Катя очень рано покинула компанию празднующих соседей. У нее прихватило сердце, случалось такое. Оставив мужа праздновать дальше, баба Катя незаметно покинула веселье.

Она ни разу не пожаловалась, что живет с неподъемным чувством вины. Ни разу не сказала, что пытается, как может, искупить свой невольный грех – жизнь.

Но все это понимали. Потому что и сами чувствовали так же. Как там это называется? Комплекс? Синдром выжившего?

***

В первые дни, когда еще работал Интернет, сеть заполнили тысячи фильмов. В больших городах хакеры добрались до материалов камер наблюдения на зданиях. Апокалиптические черно-белые нечеткие ролики без звука. Кто-то снимал происходящее из отдаления – дрожащие, скачущие сцены. Некоторые рассказывали об увиденном или пересказывали услышанное от третьих лиц. Нашлись даже отморозки, собиравшие телефоны и планшеты погибших. Многие вели в момент катастрофы съемку. Переход от повседневного к кошмарному бил под дых, так что становилось по-настоящему больно.

«А теперь помаши, ну скажи что-нибудь, я же с ним…» Секундой позже гаджет падал на асфальт, газон, пол… Иногда темнота, иногда неясное движение за образовавшейся плотной сеткой трещин. Всего пара удачных фильмов. В смысле качества. Удача-то и мимо не проходила.

А ты сидишь, смотришь и думаешь: «Это мог бы быть я! Хорошо, что не я!» И получаешь увесистый подзатыльник от угрызений совести. Да такой, что ушиб ноет и время спустя. Возможно, навсегда.

***

В доме, как всегда, прохладно и сумрачно. Через маленький предбанник, скинув свои изрядно потрепанные ботинки, попадаю в просторную кухню. Следующие две комнаты – проходные. В первой на скрипучем топчане сплю я, во второй, на разложенном диване, – мальчишки. Две двери, завешенные занавесками, ведут в спальни бабы Кати и Лиды. Негромко стучу по раме.

Лидия выглядывает, прижав палец к губам. У ее младшего сына режется большой коренной зуб – орет же он ночами так, как будто моляр выдирают без наркоза. Дочка поспокойнее, но трехлетнюю тоже одну не оставишь. Сейчас у них, кажется, тихий час.

Беззвучно покинув комнату, Лидия вопросительно смотрит на меня. Худая, бледная, под глазами синяки – следы бессонных ночей. И все равно ее не жалко, потому что она стерва.

Шепчу:

– Извини, что дергаю. Помоги со свеклой разобраться, а?

Сжимает губы и недовольно идет со мной к грядкам. Хватает тяпку и решительно выпалывает несколько ростков.

– Что тут непонятного? Все, что между рядами, – поли. Ну и саму свеклу прореди, чтобы места вокруг каждого растения чуток было.

Показывает. Ага, сантиметров десять оставлять, разобрался, кажется.

– А помидоры – это какие? Баба Катя полить просила.

Лида показывает пальцем на кустики, растущие вдоль забора.

– Воды побольше, только на листья не лей. Еще есть вопросы?

Тон такой, что попробуй спроси. Стерва, одним словом.

– Нет вопросов. Спасибо.

Она быстро идет к дворовой уборной. В доме есть туалет, но сливать приходится из ведра, поэтому без особой надобности стараемся им не пользоваться.

Потом Лида опять в дом шмыгнет. Нет, она не бездельничает. На пару с бабой Катей готовит и уборкой занимается. Насколько мелкие ей дают, конечно. Но во двор почти не выходит. А о том, чтобы сходить куда-нибудь за пределы ограды, и речи нет. Как будто можно спрятаться.

Я считаю, нужно бороться, нездорово это, Лидка ведь и детей от себя не отпускает, растут как мышата. Баба Катя говорит, надо дать человеку время, ей, мол, непросто. Ну, мне, в принципе, все равно. Кто мне Лидия? А подленький голосок такой отвечает – она твое все. И баба Катя, и мальчишки. Все мы друг друга не выбирали, но вот так получилось.

***

Когда еще работал телефон, ежедневно созванивался с сестрой. Она с мужем и тремя детьми жила у мамы с бабушкой в небольшом поселке. Я первым делом собирался к ним. Только оказался им нафиг не нужным. Нет, они скучали, беспокоились, но:

– Витюш, нас семеро. Еще Валера к нам едет, это товарищ мужа, помнишь, на свадьбе свидетелем был? Он с ружьями, собаками… Охотник. Еще бы врача к нам, хоть какого-нибудь. Сам понимаешь, дети, мать, бабушка… И хватит. Про психов слышал? Вот. Сейчас только так и живут, надеюсь, временно. Как-нибудь справятся ведь с этим… У нас его Сосуном зовут. Только и ты в многоэтажке не оставайся, гибнут люди, по этажам не разобраться, сколько… Иди в Пшеницыно, через посадку за полтора-два часа дойдешь. Говорят, во всех селах дома свободные есть, и жить там проще.

Она давала еще наставления, что-то о консервах, теплых вещах и туалетной бумаге. Неубедительно пыталась утешить, что это все ненадолго.

Как в детстве: «Вить, ну не бойся, гроза скоро закончится». Старшая сестра, ябеда, всезнайка с навязчивой, набивающей оскомину опекой.

Она не изменилась, но объектом ее заботы стали другие. Им нужен охотник. И врач. Никому нафиг не нужен экономист, любящий компьютерные игры.

Даже мама, постенав, как-то обидно быстро согласилась, что лучше мне к ним не ехать.

Я собрал самое необходимое – ноутбук с зарядкой в том числе – и потопал в Пшеницыно. Тащить лишнего не видел смысла, казалось, всегда можно вернуться в квартиру за вещами.

А пару дней спустя мой дом сгорел. Подобная участь постигла многие здания в городе. Ночи были еще холодными, отопление отключили, жильцы разводили костры…

Ходил смотреть на пожарище. Документы, в том числе диплом, компьютер, новые колонки, любимое кресло и масса других, менее ценных, но нужных вещей просто исчезли. Превратились в часть черного массива бывшей многоэтажки.

Еще страшней было думать, что в пепелище находятся не только бездушные предметы. Кто-то просто хотел согреться… Гейм овер.

Тогда я и начал меняться. Слишком много потерь.

***

Осматриваю поле боя, в смысле – грядки. Вроде все равномерно, листики оставшихся растений одинаковы. Немножко горжусь. Вообще-то я не люблю буряк, но этот обязательно буду есть, когда вырастет.

В голову лезет мысль, что нас тоже проредили. На миг очень хочется, чтобы происходящее оказалось ошибкой в расчетах. Невнимательностью, опечаткой. Такое бывает, наверное, даже в небесной канцелярии. Ввести данные еще раз правильно, и изменится результат. Проснуться бы дома, встречаться по праздникам с семьей, ходить на работу, играть в бродилки-стрелялки, не знать ни бабу Катю, ни Лидку и умереть когда-нибудь в преклонном возрасте, понятия не имея, как пропалывать буряк или поливать помидоры. Да, кстати о последних… Иду за лейкой.

Уже заканчивая поливку, я увидел, что Игорь возвращается, толкая перед собой тачку, полную дров. За ним медленно плетется молодая пара. Девушка, растрепанная, с заплаканными глазами, выглядит совсем плохо. Парень ведет ее за руку, тяжело шагая под весом двух внушительных рюкзаков: один – на спине, другой – с розовыми вставками, очевидно, принадлежавший его спутнице, – на груди. Оба выглядят безумно уставшими. Не только из-за вялости в движениях. В их глазах выражение, которое я узнаю благодаря собственному опыту и мысленно называю Усталостью с большой буквы.

Как каждый новоприбывший, пара пришла со своей историей. Похоже, совсем невеселой, и поэтому эгоистично не хочется ее слышать.

– Ну, знакомьтесь. Это – Виктор. А это – Роман и Аня.

Парень вяло отвечает на мое рукопожатие.

Девушка остается стоять на шаг позади спутника и, кажется, внимательно изучает землю.

– Баба Катя все еще вьет гнездышко? – кивает в сторону флигеля Игорь и, не дожидаясь ответа, катит туда свою тележку.

– Пошли, познакомим вас с бабой Катей. Она у нас за командира, боевая женщина. – Я пытаюсь неуклюжей шуткой сгладить несколько напряженную ситуацию. Но зря стараюсь, новоприбывшие даже не улыбаются.

Мелькает непрошеное воспоминание, что я сам был таким же отмороженным, когда ко мне пришла баба Катя.

***

Когда я прибыл в Пшеницыно, то, поколебавшись, зашел в первый же двор, показавшийся нежилым.

На земле около будки лежала цепь. Мелькнула мысль, что собака исчезла вместе с остальными, но тогда остался бы ошейник. Кроме того, вроде слышал, что животные не пропадают. Значит, пса забрал или отпустил кто-то жалостливый. Если собака бегает без хозяина, оставалось только надеяться, что она не злая или бешеная.

Дом оказался запертым, но повезло с летней кухней. Петли для навесного замка оказались просто связаны проволокой. Внутри находились печь, стол с тремя стульями и старая полка, забитая пыльной кухонной утварью.

Было холодно и неуютно. Ни дров, ни угля, ни спичек. Да и не умел я разжигать печь.

– Ну, чего ищешь? – раздался за моей спиной настороженный голос. Я обернулся и увидел мрачного мужика лет сорока с ружьем в руках. Сразу вспомнился разговор с сестрой. Еще один охотник, черт бы их побрал.

Так я познакомился с Игорем. Он оказался никаким не охотником, ружье было найденным и незаряженным. Убедившись, что я не хулиган или вор, он открыл мне дом: у него были ключи почти от всех построек в деревне. Помог на первых парах советами и дровами, показал, где бывшие хозяева хранили соленья, картошку и морковь. Как я выяснил позже, консервы, крупы и многое другое практичный селянин уже забрал к себе в некое подобие склада. Он же опустошил небольшой магазинчик, по возможности не давая пропасть ничему. Из хлеба, например, насушил сухарей.

Еще он устроил своеобразную псарню. И подкармливал ставших бесхозными кошек. Следил за оставшимися в пустых дворах курами и гусями, строил просторный птичник, чтобы забрать всех к себе. Более крупных животных никто не держал, но я как-то не сомневался, что этот мужик и свинью заколоть, и корову подоить может.

Игорь сразу сказал, если что-то понадобится, обращаться к нему, не стесняться. Но каждый раз просить… Приходилось, конечно, но неприятное это дело.

Вообще-то немного гадкий осадок остался. Как представлю: люди в шоке, пытались осмыслить происходящее, горевали. А Игорь в это время ходил из дома в дом и собирал продукты. Вроде, правильно, почему бы и нет. Не глупо. Но чисто по-человечески ужасно неприятно, как будто в дерьмо вляпался.

Поняв, что пользы от меня никакой, Игорь стал заглядывать реже. Понятно, но обидно быть отшитым каким-то деревенским мужиком.

Несколько дней я ел, спал, играл на ноуте – офлайн, Интернета не было, смотрел телевизор. Новости показывали реже и реже. «Природа феномена до сих пор неизвестна. Временное правительство ищет пути решения проблемы. Не паникуйте. Избегайте больших скоплений людей». Одно и то же. Несколько раз в день.

Потом пропало электричество. Я ел, спал. Попробовал читать, не увлекло. Хотел спросить Игоря, могу ли чем помочь, но побоялся услышать: «А что ты умеешь?»

От нечего делать перебирал и рассматривал вещи предыдущих хозяев дома. То еще занятие.

Как-то жил. Только не знал зачем.

Тогда-то и пришла ко мне баба Катя. Шапочно мы уже были знакомы. Как и со всеми другими немногочисленными обитателями деревни. Но большинство меня сторонилось. Чужак, городской. Может даже псих, выжидающий подходящего момента. Я их понимал. Просто не знал, как объяснить, что я – нормальный.

– А переезжай ко мне, сынок. Нам поспокойней будет с мужчиной в доме.

Тихо попросила, словно боялась, что откажусь.

Только время спустя я сообразил, что она ведь спасла меня, подарила самое в тот момент важное – чувство, что кому-то нужен и живу не зря.

***

Воспоминания прерывает встревоженный крик Игоря:

– Витя! А ну бегом сюда! Бабе Кате плохо!

Бегу к флигелю, надеясь, что дела не совсем плохи.

Баба Катя сидит на полу, прислонившись спиной к печи. Правой рукой сжимает плечо левой.

– Баба Катя…

– Сейчас пройдет, не шуми, – еле шевеля посиневшими губами, шепчет баба Катя и бессильно прикрывает глаза. Ее грудь тяжело поднимается и опускается. Каждый раз кажется, что все, этот выдох последний.

– Нужен врач, – вырывается автоматически. Тут же прикусываю язык. Это и так всем понятно. Только где взять доктора?

– В городской больнице, той, что на улице Высоцкого, принимают, кажется…

Это подоспел Роман.

– Только народу вокруг было много…

– Врачи там были?

– Не знаю… Мы стороной обошли. Народу было много… – как заводной повторил парень.

– Я за машиной. А вы, ну, как-нибудь к калитке… Только осторожней, – распорядился Игорь и выбежал, чуть не столкнувшись в дверях с Ромой, который не сразу соображает, что следует посторониться.

– Валидол есть? – голос сзади. Я вздрагиваю от неожиданности. Совсем не заметил, как вошла Аня. Смотрю на бабу Катю, но она на вопрос не реагирует, может и вовсе не слышит.

– Беги в дом, там Лидка, она точно знает.

Девушка заколебалась.

– Рома?

Их взгляды встречаются, гости разворачиваются и быстро выходят из флигеля. Сначала я думаю, что пара направилась к дому. Только когда через окно вижу их головы за забором, понимаю.

Хочется крикнуть им вслед что-то обидное, ранить, унизить. Но боюсь, что это только еще больше взволнует бабу Катю.

– Сейчас… – бормочу я и бросаюсь в дом, зовя Лиду.

Первым ответом становится возмущенный детский рев. С тоской думаю, что сейчас потеряю драгоценное время, успокаивая разъяренную мамашу и объясняя суть дела. Та еще миссия. Но недооцениваю Лидку.

Качая на руках плачущего сына, она одним взглядом говорит, что знает – без причины я орать не стану, спрашивает, что случилось.

Несмотря на серьезность положения, я чувствую, что смущен этой совершенно неожиданной интимностью. Когда это мы начали понимать друг друга без слов?

– Валидол есть?

Дополнительные объяснения не требуются.

– Она последний уже пару недель назад приняла.

А я и не знал.

Лида с мальчиком на руках уже несется к выходу. Дочка ее продолжает спать, чудо, что не проснулась. Бегло отмечаю, что она очень похожа на маму. А Лидка, наверное, раньше была красивой.

С большим трудом мы помогаем стонущей бабе Кате встать и почти волочем ее к калитке под возмущенный рев Лидиного сына. Мальчик сел на землю и требует, чтобы его взяли на руки. Но сейчас не до него.

На видавших виды белых «Жигулях» подъезжает Игорь. Бабу Катю располагаем на заднем сиденье. Выглядит она совсем плохо, и у меня сосет под ложечкой. Быстро запрыгиваю рядом с водителем, не умея подавить неуместную волну неприязни к практичному соседу. У меня даже водительских прав нет.

– А ну, хватай мелких и иди к моим, – кричит Игорь Лиде и давит на газ.

Едем мы первое время медленно, машина подпрыгивает на незаасфальтированной дороге. Мы молчим, только иногда стонет баба Катя. В который раз происходящее кажется нереальным. В голову лезут совершенно дурацкие мысли. Вроде той, что если баба Катя умрет, то так и не увидит прополотый мною буряк.

А еще – что я не смогу сказать ей спасибо.

Продолжение в следующем номере.