я могу что надо, то и могу
Ты дурак, если не восходил на Фудзияму. Но если ты был на ней дважды, ты дурак вдвойне (японская пословица)
Ким Александров
Все записи
текст

Взрывной характер

Пожалуй, ничто так сильно не повлияло на ход истории, как изобретение пороха. Безобидные по отдельности вещества: селитра, древесный уголь и сера, – будучи растерты в тончайший порошок и смешанные в классической пропорции 75 : 15 : 10, стали важнейшим политическим фактором, породив такое дьявольское понятие, как «огневая мощь».
Взрывной характер
     Однажды в руки к автору попала объемистая коробка с моделью парусного корабля, обещавшего стать прекрасным украшением интерьера. В процессе поиска информации о том, как собирать парусник, нашлось много интереснейших фактов, неизвестных широкой публике. Например, то, что орудийные палубы британских линейных кораблей красились преимущественно в красный цвет. С точки зрения эргономики и психического здоровья – решение вредное, но продиктованное боевым опытом. Во время сражения, когда многопушечные корабли сходились бортами и палили в упор (в английской морской терминологии – yardarm and yardarm, то есть когда концы рей кораблей противников почти соприкасались), красная краска маскировала лужи крови…

Десятую часть команды военных кораблей составляли юнги, участь которых была далека от романтического безделья Джима Хокинса на борту «Испаньолы». Мало того, что их шпыняли взрослые моряки, заставляя выполнять самую грязную работу, так еще и во время боя эти мальчишки превращались в «пороховых обезьян»! В грохоте орудий, в едком пороховом дыму, посреди изувеченных тел и луж крови юнги таскали заряды из крюйт-камеры к пушкам. 
Немудрено, что служба на флоте, особенно военном, была, мягко говоря, непривлекательной. Нескончаемый изнурительный труд, повальная цинга, ужасное питание и жесточайшая палочная дисциплина превращали жизнь на корабле в невыносимое испытание. А теперь представьте, каким исчадием ада должен был быть капитан корабля, имея под началом шайку головорезов, отслуживших на флоте! Ваш злой армейский старшина отдыхает…

Но вернемся к юнгам. Таскали они матерчатые или бумажные пакеты-картузы, наполненные артиллерийским порохом. Вес заряда зависел от калибра орудия и высчитывался по сложным правилам вроде такого: «Умножь вес ядра на столько его диаметров, сколько уложится один за другим в казенной части. Произведение умножь на шесть, это произведение раздели на 96, частное даст тебе число фунтов, потребных, чтобы зарядить орудие перед боем». При этом канониры обязательно вносили поправки на качество и состояние пороха, степень износа пушек, погоду и характеристики противника, превращая ремесло артиллериста в настоящую боевую алхимию. 
В среднем картуз весил около 4,5 кг (10 фунтов), и этого количества пороха хватало, чтобы придать 32-фунтовому (около 13 кг) ядру диаметром 6 дюймов скорость в 250–300 м/с. Но выстрелу предшествовали многие операции. Не будем забывать, что в те времена пушки были дульнозарядными. Это значило, что, прежде чем стрелять, надо было прочистить ствол от нагара, остатков пороха и тлеющих углей, оставшихся после предыдущего залпа. Затем прислуга вталкивала в пушку картуз, закатывала ядро и забивала пыж из ветоши. Дальше командир орудия, с романтичным названием «фейерверкер», через запальное отверстие спицей протыкал картуз и ссыпал туда затравочный порох (в артиллерийской терминологии – пороховую мякоть) из специальной фляги. Осталось дождаться команды «Огонь!» и поднести фитиль. 
Кстати, про запальные отверстия. Если их закрыть (достаточно вбить длинный гвоздь), то пушка превратится просто в кусок металла. Если бы на поле Ватерлоо бравые кавалеристы маршала Нея таким образом вывели из строя захваченную английскую батарею, то история могла бы пойти по другому пути. Эти злосчастные пушки, вернувшись в руки англичан, смели картечью последний резерв Наполеона, брошенный в решающую атаку.
От расторопности и слаженности орудийного расчета зависела плотность огня. Рекордсмены умудрялись достигать 60-секундной скорострельности пушек главного калибра – и всего за минуту 100-пушечный линейный корабль расстреливал полтонны пороха, принесенного юнгами под губительным неприятельским огнем! 

китай порох.png
Вопреки распространенному мнению, теплота, выделяющаяся при сгорании как обычного пороха, так и более поздних взрывчатых веществ, сравнительно невелика. Она в 3–5 раз меньше, чем у дров и угля. Все дело в скорости! Если обычное топливо горит медленно, требуя интенсивного притока атмосферного кислорода, то порох сгорает за тысячные доли секунды, порождая мощную волну раскаленного газа. При этом главный поставщик кислорода для взрыва содержится в самом порохе. Это – селитра, соль азотной кислоты, тот самый пресловутый нитрат, которым напичканы арбузы, содержащий целых три атома кислорода, легко «отваливающихся» под воздействием температуры. 
Селитра бывает разная. Лучше всего подходит так называемая «индийская» калийная селитра, экспорт которой для многочисленных индостанских княжеств в XVIII–XIX веках составлял значительную часть дохода. Ее главное достоинство – низкая гигроскопичность, что выгодно отличало ее от более распространенной «чилийской» натриевой, впитывающей влагу подобно губке, что усложняло как производство, так и употребление пороха. 
Горение пороха – процесс сложный и многозависимый, но, в конечном итоге, все сводится к реакции нитрата калия с углеродом и серой, а ее результат, помимо высокой температуры, – образование сульфида калия и газовой смеси окиси углерода и азота, занимающих в 3600 раз больший объем, чем пороховой заряд. Эта смесь развивала огромное давление – около 3 тысяч атмосфер – и, подобно мощной пружине, за 0,01 секунды выталкивала из ствола пулю или ядро в ореоле огня и дыма. 

Позвольте, но ведь газы, даже очень горячие, бесцветны! Откуда появляются эти огромные клубы? А это – соединения калия и серы, сажа и несгоревшие остатки пороха, которых набиралось аж две трети от начального заряда! Да-да, поэтический термин «пороховой дым» можно понимать буквально, и с такой расточительностью оружейники прошлых столетий ничего не могли поделать. Таким же наказанием огнедышащих «королевских доводов» был износ. Дело в том, что температура горения черного пороха превышает 2100 градусов, а это намного выше температуры плавления и бронзы, и железа. Каждый выстрел неуклонно разрушал канал ствола и запальное отверстие, так что в переплавке трофейных пушек был определенный смысл – в большинстве своем они были изношены.
До появления унитарных боеприпасов мушкеты и пушки скорострельными назвать было сложно. Выстрелу предшествовала куча операций: по уставу голландского статхаудера Морица Нассауского их насчитывалось сорок две! Сей молодой муж, в 17 лет возглавивший борьбу маленькой, но гордой республики за независимость от испанской короны, по праву считается выдающимся военным теоретиком, стоящим в одном ряду с Сунь Цзы, Клаузевитцем и Лиддел-Гартом. Задолго до появления пулеметов он воплотил концепцию «стены огня», заставив сотни медлительных стрелков действовать слаженно. 
Понимая, что ружье уравнивает на поле боя профессионального вояку, закованного в латы, и вчерашнего крестьянина-ополченца, Мориц разумно решил: непосредственный контакт войск теперь нежелателен. Что толку от фехтовальной виртуозности Атоса перед десятком заряженных пистолетов? Следует нанести врагу максимально возможный ущерб на безопасной дистанции, не подпуская его к себе. 

А как это сделать, с четырьмя-то десятками предшествующих выстрелу операций? Правильно, обратиться к античным источникам, модифицировав их на современный лад. Кстати, результат теоретических изысканий Морица мы можем видеть и сегодня: парадные ротные и батальонные «коробки» – это и есть измененный боевой порядок римского легиона, адаптированный под особенности огнестрельного оружия. Первая шеренга стреляет залпом, создавая плотную стену свинца, пробивающего любые латы. Затем она поворачивается и уходит назад, чтобы за спинами товарищей в относительной безопасности перезарядить ружья. Теперь стреляет вторая шеренга, ставшая первой, и так продолжается до тех пор, пока не кончатся боеприпасы или противник не побежит наутек.

Понятно, что во времена гладкоствольного оружия снайперы появиться просто не могли. Пушкарей «от Бога», способных хотя бы с третьего выстрела накрыть цель типа шлюпки или штабной палатки врага, берегли и ценили, как искусных музыкантов или художников. Действительно, прицеливаться по орудийному стволу, одновременно поворачивая лафет и регулируя угол возвышения, ой как непросто. А цель-то на месте не стоит, она чаще всего движется и вовсе не хочет быть средством повышения квалификации стрелка. 
В таких условиях, когда опытный лучник или арбалетчик имел немалое преимущество в скорострельности и меткости, для создания полноценной огневой преграды стрелкам требовалась безупречная координация и слаженность действий, достичь которой можно было только одним способом – муштрой, замешанной на палочной дисциплине. Ее августейший апологет, прусский король Фридрих Великий, подчеркивал: «Никто не рассуждает, все выполняют приказ». И не следует считать, что прусские армейские порядки, так нелюбимые бесшабашной петербургской лейб-гвардией, результат одного лишь солдафонского самодурства. Наоборот, это попытка в век пороха создать эффективный механизм, способный несколькими залпами очистить поле боя от солдат противника, избежав многочисленных поединков «один на один», на которые неизбежно распадалось любое сражение эпохи холодного оружия.
Справедливости ради стоит сказать, что Швеция, европейская сверхдержава XVII века, достигла пика могущества благодаря муштре. «Король-солдат» Густав-Адольф с энтузиазмом воспринял идеи Морица Нассауского, приложив немалые усилия как в совершенствовании тактики, так и в изменении самого оружия. Этот монарх, не гнушавшийся рытьем окопов вместе с солдатами, пришел к идее унитарности боеприпаса, качественно повышающей скорострельность. Действительно, бумажная гильза с отмеренной заранее порцией пороха для стрелка вещь более удобная, чем утомительная возня с пороховым рожком. А если бумага вощеная, то стрелять можно было и в дождь.
Не менее важная реформа коснулась и артиллерии. До сих пор пушки в основном использовались для стрельбы по неподвижным и крупным целям: проломить крепостную стену, всадить раскаленные чугунные ядра в борт вражеского корабля, обстрелять лагерь противника. Густав-Адольф создал артиллерию нового типа: мобильную и легкую на подъем, используемую прямо на поле боя. Заряжать ее было намного легче благодаря прообразу снаряда – мерному пороховому картузу с прилаженным к нему ядром или мешком с картечью. 
Усилия шведского короля-воителя не пропали даром – теперь войны стали ужасающе кровопролитными. Если мечами, саблями и копьями удавалось вывести из строя в среднем 10–15 % личного состава противника (остальные разбегались), то картечь выкашивала целые батальоны, стоявшие в плотном строю. Достаточно сказать, что после Тридцатилетней войны, втянувшей почти все европейские страны, южно-германские княжества недосчитались половины подданных, а общие потери населения составили не менее 5 миллионов (!) человек, включая и жертв эпидемий чумы. Но богу войны этого было мало: на горизонте открытий уже маячили пикриновая кислота, нитроглицерин и… динамит.

Технологии

Машины и Механизмы
Всего 0 комментариев
Комментарии

Рекомендуем

OK OK OK OK OK OK OK