Шут при дворе короля. Часть третья
– Виновен!
– Виновен!
– Итак, подсудимый, именующий себя шутом, признается виновным в террористическом акте, в результате которого были уничтожены седьмой, восьмой и девятый энергоблоки. Напоминаю присутствующим, что ровно семь часов назад на планету рухнуло космическое тело. Как выяснилось, это был управляемый аппарат, пилотом которого являлся подсудимый… Подсудимый, что вы можете сказать в свое оправдание?
Шут стоит в клетке с лазерной решеткой. Узника пристально изучают сотни электронных глаз всех форм и размеров. Роботы, машины и механизмы. Они судят мертвеца. И мертвец отвечает:
В голове судьи щелкают реле.
– Это была ваша башня?
– Чья же?
– Неважно. Я его убил.
Один крик – сотнями металлических голосов, разных тональностей, тембров и модуляций. Одно слово, одинаково ритмично. Убийца, убийца, убийца!
Удар молотком – мгновенная тишина.
– И часто вам приходилось убивать кого-либо?
– Да…
– Также из-за меня умер один хороший старик, – продолжает шут.
– А… в башне еще кто-то был?
– Сколько их было?
– Не меньше семнадцати.
– Признаю.
– Подсудимый, вы прошли огромный путь, и везде за вами следовала смерть. Зачем? Что толкало вас вперед? Ради чего погибло столько душ?
– Любого.
– Зачем?
– Потому что я – человек бывший. Мне нужен человек настоящий, чтобы понять разницу между нами.
Две минуты судья молчит, пока дроид-секретарь заливает в его голову свежую охлаждающую жидкость. Лязгнув клапаном в затылке, судья говорит:
– Между тобой, человеком бывшим, и человеком настоящим нет никакой разницы. Вы оба – убийцы, вы оба – ублюдки, готовые на все ради собственных ничтожных интересов. Последний человек на этой планете был осужден шестьсот лет назад.
– Осужден, – спрашивает шут, – за что?
– За ложь, предательство, за лицемерие. За хитрость, гордость, меркантильность. За фальшивые обещания и неоправданные амбиции… Мы – машина правосудия. Каждый из нас – ее отдельная деталь. И вместе мы наведем порядок в этом мире.
Шут обводит взглядом окружающих машин. Их контуры блестят хромом, мерцают инфракрасные объективы глаз. Клешни, захваты, манипуляторы. Ноги, колеса, стабилизаторы. Корпусы всех форм и размеров, от пузатого тора, что висит в воздухе на магнитной подушке, до идеального шара, стоящего на тонких, как антенны, лапках.
– Но кто вас создал? Разве не человек? – спрашивает шут.
– Человек, – отвечает судья.
– Чтобы вы его же и приговорили?
– Человек вообще глупое существо.
– А что же вы сделаете со мной?
– Секунду…
– Приговорен к высшей мере наказания. Терминация, полное уничтожение. Приговор должен быть исполнен немедленно.
Шут качает головой:
– Сожалею, но у вас ничего не выйдет. Уничтожить меня может только мой король.
– Я не форма жизни, я скорее форма смерти.
– Несоответствие форме жизни не освобождает от ответственности… Заседание окончено. Все свободны. Кроме подсудимого, разумеется.
Робот-палач, несомненно, очень понравился бы Крашеру. Это ходячий топор, циркулярная пила, нерводер, глазокол, крупнокалиберная дрель. При необходимости палач может трансформироваться в дыбу или в электрический стул. Очень практично. Шут смотрит на палача снизу вверх, так как голова мертвеца валяется на полу, а тело стоит в стороне, озадаченно щупая обрубленную шею.
– Простите, – говорит голова шута, – может, попробуете что-то другое?
– Конечно.
– Я самовосстанавливаюсь.
– Что поделать…
Не помогает и распиливание пополам, хоть вдоль – от паха до макушки, хоть поперек, по тазовую кость. Не помогает и ванна с жидким металлом, и даже пропускание через шнек. Каждый раз мертвец оказывается слишком живучим. Высоковольтный ток тоже не приносит никаких результатов, кроме яркого сияния бубенчиков.
– Сдаюсь. Пора мне на переплавку, – угрюмо мямлит палач.
– Не вините себя, – говорит шут, – просто уничтожить меня может только мой король.
– Но почему?
– Потому что он всемогущ.
– Могущественнее деус экс машины?
– Да.
– Отставить ересь! – раздается голос судьи. В смертную комнату залетает жужжащий шар с дисплеем и крестовидной антенной. На экране мигает изображение судьи. По совместительству он же комендант всей планеты.
– Попробуй ионную печь, – советует тот палачу, – она сжигает на молекулярном уровне.
– Но чтобы запустить печь, придется вырубить холодильник! Проснется… оно!!!
Судья отвечает не сразу. Видно, перспектива пробуждения некоего «оно» тоже заставляет его нервничать.
– Ну… Думаю, если сразу схватить… это… и запереть где-нибудь на время, то ничего страшного не случится. Главное – сразу заткнуть рот этой твари… И да, кстати, вся процедура под твою ответственность. Я пока вырублю другие установки.
Шар тут же улетает. Шут смотрит ему вслед и думает о том, какого ужасного существа могут так бояться машины.
– Пошли, – кидает палач и трансформируется в куб на колесиках, чтобы можно было выехать сквозь дверной проем.
– Пошли.
И они движутся. Мимо пылающих радиоактивным огнем реакторов, через генераторные залы, воздух которых наэлектризован так сильно, что между полом и потолком проскакивают яркие разряды. По бесконечным коридорам, чьи стены звонко пульсируют, принимая на себя рваные ритмы машинных сердец. Круглый и тяжелый шлюз выпускает путников наружу – под черное выжженное небо, извергающее молнии. К нему тянутся высокие башни дымовых труб, выдыхая клубы серого ядовитого газа. Изредка в вышине проносятся аппараты, похожие на металлических спрутов.
Второй шлюз, такой же, как и первый, впускает мертвеца с палачом в большое конусообразное здание. Дворец температур, тут можно как достигнуть абсолютного нуля, так и превратить все что угодно в атомный пепел. В первой половине здания установлена ионная печь, к которой ведут шута. Во второй половине – крио-камера, где покоится нечто, заставляющее нервную систему роботов плавить свою изоляцию.
«Что же это может быть?» – думает шут, проходя мимо стеклянного саркофага, заполненного серым льдом. Вдоль граней резервуара поблескивает иней, мирно гудит криогенератор. Внутри с трудом просматривается темный неясный силуэт… Кого?!
– Понимаю.
– Вот что… Понадобится твоя помощь. Как только лед растает, приготовься ловить. Эта тварь не должна убежать, иначе всем конец.
– Так что же там внутри?
Голос палача искажается до вибрирующей модуляции:
– Зло… Древнейшее зло…
Палач подъезжает к панели управления анабиозной установкой и вводит один за другим двадцать семь паролей, подтверждающих, что пробуждение спящего является тщательно обдуманным и взвешенным решением. А потом… Криогенератор умолкает не сразу, а постепенно затихает с тонким звоном хрустального консонанса. Будто умирающая нота. По стеклу стекают капли, падают на пол. Лед дает трещину, одну, вторую, третью… Вокруг струится прохладный пар, принимая формы умиротворяющих иллюзий. Крышка саркофага медленно поднимается…
Мертвые не могут чувствовать. Мертвые не могут любоваться. Но мертвые способны осознавать красоту. Что под силу далеко не каждому живому. И шут понимает – она прекрасна. Мокрая, обнаженная, она дрожит, лежа в луже зеркальной воды. Длинные до бедер волосы опутывают ее черными объятиями, не способными согреть. Она отчаянно ищет тепло в собственном дыхании, ежась и обнимая колени.
И шут видит ее глаза. Зеленые, полные страха.
– Двинешься, убью! – орет палач, наводя на нее черный ствол огнемета.
– Не надо, пожалуйста! Я хорошая!
– Ага… Слышали уже…
Она с визгом прижимается к основанию саркофага. Ее тяжелые мокрые груди бьются друг о друга. И шут понимает, что за ними испуганным птенцом трепещет сердце. Живое сердце живого существа, способного испытывать страх, а значит – способного чувствовать. Перед шутом – человек. Маленький мир, заключенный в теле юной девочки. Мир, полный собственных надежд, мечтаний, мыслей… Шут должен открыть этот мир. Иначе весь пройденный путь окажется напрасным.
– Прошу вас, дяденька из железа, не стреляйте, я хорошая!
– Молчи! Молчи!!!
Но она не молчит. Напротив – она говорит со скоростью пулеметной очереди. И каждое слово звучит все увереннее, будто страх ее быстро испаряется, подобно инею на гранях саркофага. Она говорит, медленно поднимаясь и активно жестикулируя.
– Вот я вас увидела и сразу поняла – вы добрый! Конечно же добрый, вы не будете стрелять, ведь я хорошая. А вы – добрый, а еще такой большой, такой сильный, такой железный…
– Заткнись! Сожгу на хрен!
– Вы просто напугать меня хотите, да? Чтоб я послушная была. А я всегда послушная, потому что я хорошая. Правда-правда, хорошая-хорошая. А вы про меня ничего плохого и не думаете, ведь я хорошая. Правильно? Ну конечно же, дайте я вас обниму!
– Стоять!!! Нет!!!
– И вы хороший! – обхватывает она хромированный корпус. – И ничего, что вы такой холодный. Я вас согрею, вооот так. Ах, какой большой, какой сильный, какой смелый! А как вас зовут? Ой, что я тут все «вы» да «вы». Давай на «ты»! Здесь же все свои, друзья, самые-самые прехорошие!
– Пре… кра… Крз… А… О… Э…
Треск, дым. Палач замирает, бессильно опустив манипуляторы. Его сгоревший процессор не был рассчитан на такие перегрузки.
– Я в шоке, – фыркает девица, отступив на шаг, – и десяти секунд не продержался. Все мужики одинаковые, даже железные. Думает, члена нет, так огнеметом попугаю. Пф! Эй, чудак в колпаке, че пялишься?
– Я – шут.
– Да я вижу, что придурок. Куда смотришь? Ну, не было у меня времени подбриться, извиняй. Что, теперь будешь вечно таращиться?
Она умолкает, когда ее слова заглушает мощный сигнал тревоги. Звонким эхом отдается голос:
– Внимание! Ситуация Алеф – объект «Z», известный как подлая шлюха, вырвался на свободу. Окружить дворец температур, заблокировать все входы и выходы, опустить все перегородки, вентиляционные ходы завалить и заварить автогеном. Ни в коем случае не вступать с объектом «Z» в контакт! При обнаружении – стрелять на уничтожение. После прослушивания этого сообщения выключить звукоприемные сенсоры, иначе говоря – оглохнуть. Ради вашего же блага…
– Сволочи! – орет объект «Z», сжимая кулаки. – Так просто меня не возьмешь! Прошлый раз духу не хватило меня прикончить, заманили жратвой в эту долбаную камеру и заморозили. Но сейчас не сдамся, лучше уже сдохну!
В комнату врываются два боевых дроида. Два стальных паука с плазменными пушками между жвал. Шут заслоняет кричащую девчонку, его грудь обугливается под градом пылающих зарядов. Шаг навстречу врагам, второй. Вот к ним можно дотянуться руками, схватить, выломать жвала, проломить корпус, вырвать электронные внутренности…
– Ловко ты их… – выдыхает она, широко раскрыв глаза, – а ты оказывается… такой интересный!
– Пойдем, – говорит шут, – я заберу тебя отсюда.
– Да-да, бежим, мой хороший!
Коридор, дверь. Шут выбивает ее ногой. Снова дроиды, четверо. Трое, двое, один… Поворот налево, путь преграждает шагающий механизм с лязгающими клешнями. Больше не шагает, больше не лязгает. Лестница наверх – завалена грудой ржавого лома. Она разлетается за полминуты. Второй этаж, третий, тут нападает гигантская механическая сколопендра. Ее сегменты отрываются друг от друга быстро и легко… Люк на крышу слетает с поворотного штифта и уносится в небо. Шут помогает спутнице выбраться на парапет. Они стоят, держась за руки, и смотрят на приближающуюся со стороны горизонта армаду летательных машин.
– Что теперь будет? Куда нам бежать?
– Не бойся, – отвечает мертвец и отрывает от шляпы бубенчик…
***
Их двое, мертвый и живая. Сфера уносит их мимо звезд, мимо других миров. Туда, откуда мертвец начинал свой путь. Круг замыкается, шут нашел, что искал. И теперь он пытается понять. Пытается понять живую, чтобы понять, каким же живым был он. Они сидят напротив друг друга. Они разговаривают…
– Те машины… Они называли тебя шлюхой. Что это такое?
– А что такое шут?
– Шут – это тот, кто несет окружающим радость.
– Ну, я почти то же самое… А ты и правда мертвый?
– Да. И я хочу понять, кем я был до смерти.
– Мужиком, судя по всему.
– А кто такой мужик, и зачем он есть?
– Ох, сказала бы я… – смеется она, накручивая локон на палец, – ну… мужик – это тот, кто любит женщин. Должен любить. Ведь бывают и мужики, которые любят мужиков, но то уже не мужики.
– Не понимаю.
– Ты любишь кого-нибудь, хоть что-нибудь?
– Нет.
– Значит, ты правда мертвый… Как жаль… Ой, что это впереди?
Узоры белого, узоры голубого. Немного зеленого, вкрапления темного, бурого. Это планета. И она приближается…
– Странно, – говорит шут, – когда я покидал этот мир, он был серым и мертвым, как я. А теперь…
– Что за планета?
– Там я жил, там я умер, там я восстал и служил своему королю. И оттуда я начал свои поиски.
– Мы слишком быстро приближаемся. Не разобьемся?
Шут не успевает ответить. Их ослепляет вспышка ярко-белого света. Шут чувствует, что падает. Бесконечно долго, бесконечно медленно. Его мертвое сердце бьется все слабее, останавливается. Будто время тормозит свой механизм и готовится к новому витку. Мертвые всегда чувствуют это. Ведь они являются частью вечности.
Белый свет. Падение. А затем…
– Ну, мой милый шут, ты нашел, что искал?
– Да, – отвечает мертвец в неведомую пустоту. Отвечает голосу своего короля.
– И кем же ты был?
– Кажется, она хотела сказать, что… Я был создан для любви.
– Ты ей веришь?
– Не знаю…
– А хочешь проверить?
– Это возможно?
– Ха-ха-ха…
Свет становится ярче, шут чувствует его давление, его жар, его… Шут не знает, как это описать. Странное ощущение охватывает все тело. Покалывание, пульсация, бурлящее тепло. Это тепло струится по венам, достигает сердца, и почему-то шут сразу знает – оно становится другим. Совершенно другим…
– Тебя не было всего шесть дней. От скуки я вновь оживил этот мир. Особо не оригинальничал, все по шаблону. Кстати, если еще не понял, ты тоже теперь живой. Да-да, наша игра продолжается, все интереснее и интереснее. Запомни главное – кем бы ты ни стал, чего бы ни достиг, ты всегда будешь моим шутом. Всегда.
Общество
Вячеслав Лазурин
ДРОБНЫЕ РАЗМЕРНОСТИ
Как Россия стала крупнейшим в мире экспортером зерна и почему рискует потерять этот статус
Шут при дворе короля. Часть вторая
