Да куда он денется, само собой, был. Но смотрим сам телемост (а он спокойно лежит на YouTube). Оказывается, и фраза-то звучала по-другому. 28 июня 1986 года, телемост Бостон-Ленинград под названием «Женщины говорят с женщинами», ведущие – Владимир Познер и Фил Донахью. Американская участница задает вопрос:
– У нас в телерекламе все крутится вокруг секса. Есть ли у вас такая телереклама?
Советская участница, Людмила Николаевна Иванова (в то время – администратор гостиницы «Ленинград» и представительница общественной организации «Комитет советских женщин») отвечает:
– Ну секса у нас… (смешок) секса у нас нет. Мы категорически против этого.
Аудитория дружно смеется, и какая-то из советских участниц выкрикивает: «Секс у нас есть, у нас нет рекламы!»
ВООБЩЕ, САМ ТЕРМИН происходит от латинского sexus – пол, и до XVIII столетия употреблялся в широком значении – «пол», «вид», «раса». Только в самом конце «века просвещения» употребление этого слова сузилось до обозначения процесса соития. В русский же язык этот термин пришел совсем недавно, ведь даже в английском, откуда он и разошелся по миру, первое употребление его в значении «коитус» зарегистрировано лишь в 1929 году. А вот начало массового употребления слова относят к 1970-м годам. Так что в СССР слова не было, а дети были – сам процесс назывался по-другому.
Во французском языке для обозначения полового акта отводится более 1500 слов и словосочетаний.
НО ПО ПОРЯДКУ. 1917 год, на свет появляется новое государство рабочих и крестьян. Сломалось все – самодержавие, промышленность, экономика, демография. В стране голод, разруха, она в кольце враждебных государств. Единственный путь из этой ситуации большевики видят в скорейшей индустриализации. Она требует массового притока населения из деревень в города, что невозможно без разрушения патриархальных ценностей, принятых в деревне, и слом вековых традиций ставится во главу угла. Уже 19 декабря 1917 года вышли декреты «Об отмене брака» и «О гражданском браке, о детях и о внесении в акты гражданского состояния». Теперь муж лишался права на руководство семьей, как было закреплено в законах царской России, а женщине предоставлялось «полное материальное, а равно и сексуальное самоопределение», декреты вносили «право женщины на свободный выбор имени, места жительства». По этим декретам «сексуальный союз» (второе название – «брачный союз») можно было как легко заключить, так и легко расторгнуть. Государство больше не решало вопроса о расторжении брака, так же как и не нужно было представлять никаких оснований для развода – отныне достаточно было лишь желания одного из партнеров. Сексуальные отношения, в которые один из партнеров вступал вне брака, больше не преследовались.
Итоги такой политики не заставили себя долго ждать. Уже в 1918 году, когда годовщина декрета «Об отмене брака» в Петрограде праздновалась шествием лесбиянок, это особого протеста не вызвало. На этом же параде несли плакаты «Долой стыд». Этот призыв вошел в широкий обиход в июне 1918-го, когда несколько сот представителей обоего пола прошлись по центру Петрограда совсем голыми. Даже Герберт Уэлсс, посетивший Россию в 1920 году, удивлялся тому, «как просто обстояло дело с сексом в стране победившего социализма, излишне просто». Именно в 20-е годы среди молодежи широко распространилась теория о любви как о «стакане выпитой воды». Хотя авторство этой фразы приписывают Александре Коллонтай, на самом деле слова принадлежат подруге композитора Шопена, главной женщине-эмансипе XIX века Авроре Дюдеван, более известной под именем Жорж Санд: «Любовь, как стакан воды, дается тому, кто его просит».
ВООБЩЕ, РОССИЯ тех лет в плане эротической вольницы очень напоминает сексуальную революцию на Западе в 60-е – секс, наркотики и рок-н-ролл. Более того, временами масштаб изменений половой морали в СССР приобретал просто эпические значения. В частности, правительством в регионы отправлялись директивы о введении в школах сексуального просвещения, в Россию массово приглашались сексологи из-за границы, особенно из Германии (с 1919 по 1925 год в СССР прибыло около 300 таких специалистов), миллионными тиражами печатались книги и брошюры по сексологии. Все больше детей рождались вне брака – в Москве 1923 года это был каждый второй младенец. Доля семей, находящихся в браке, уменьшалась, в крупных городах людей в «парах» (сейчас это называется «гражданский брак») уже было больше, чем женатых. В стране создали сеть специализированных диспансеров, которые оказались очень эффективными – венерическая заболеваемость сократилась в десятки раз. Аборты приветствовались, так как они «освобождают женщину». Производство презервативов возросло в несколько раз по сравнению с дореволюционным уровнем. Дело дошло до того, что на Копенгагенском конгрессе Всемирной лиги сексуальных реформ 1928 года сверхлиберальное советское законодательство даже ставилось в пример другим странам.
Иногда можно услышать, что в СССР презервативы продавались как «изделие № 2», под таким наименованием их будто бы выпускал завод. «Изделием № 1» якобы были противогазы, «изделием № 3» – резиновые калоши. Но никаких документальных свидетельств этому нет. А миф возник оттого, что в аптеках, где продавались презервативы, целомудренные фармацевты писали просто «изделие № 2, цена 2 коп.», стесняясь самого названия. Здесь № 2 – это просто размер презерватива, самый ходовой, и он напечатан на упаковке.
АПОГЕЕМ СВОБОДНОЙ СЕКСУАЛЬНОЙ жизни в СССР были комсомольские коммуны середины 1920-х годов, аналог «шведских семей», появившихся на Западе намного позже. Типичный состав коммуны состоял из 10–12 лиц обоего пола, добровольно проживающих на одной площади и ведущих совместное хозяйство и половую жизнь. Психолог Борис Бешт пишет: «Разделение на постоянные интимные пары не допускалось: ослушавшиеся коммунары лишались этого почетного звания. В отличие от шведского аналога, рождение детей не приветствовалось, так как их воспитание могло отвлечь молодых коммунаров от строительства светлого будущего. Если все же ребенок рождался, его отдавали в интернат… Постепенно половое коммунарство получило распространение по всем крупным городам страны».
Но «omnia fluunt, omnia mutantur», как говорили римляне, «все меняется, ничего не исчезает». На самом деле, полная свобода нравов царила только в крупных индустриальных городах, сельские жители, все еще составляющие большинство населения страны, продолжали все-таки придерживаться патриархальных устоев. Конечно, и у сельчан были «подвижки» половой морали, ведь индустриализация на месте не стояла; с одной стороны, миллионы людей перемещались в город, с другой – коллективизация начала перенос городских нравов в деревню, поэтому особо острые перегибы сгладились. И так продолжалось до 30-х годов.
Растущая индустриализация требовала все больше ресурсов, среди них главным был людской. И тут сексуальная свобода начала работать против линии партии, ведь беспорядочные связи хоть и порождают детей, но не так много и совсем непредсказуемо. К тому же их дальнейшее содержание и воспитание возлагается на государство, что нехорошо для экономики. Половая распущенность также ходит рука об руку с другими антисоциальными явлениями, к примеру, хулиганством, ставшим бичом рабочих районов. Так что ближе к середине двадцатых годов начинается постепенное закручивание гаек. В 1924 году опубликовано «Двенадцать половых заповедей революционного пролетариата». Важная веха того времени – так называемое «Чубаровское дело» – когда власть сказала, что половая распущенность и хулиганство отныне будет наказуемо, и серьезно.
Чубаровское дело
В 1926 году в Ленинграде на Лиговском проспекте, рядом с Чубаровым переулком, толпа хулиганов совершила групповое изнасилование девушки, возвращавшейся с работы. Среди 22 насильников, в основном рабочих, было несколько комсомольцев, один член партии, один секретарь заводской ячейки ВЛКСМ. Вокруг обычного уголовного преступления развернулась политическая истерия. Один из общественных обвинителей, журналист по профессии, писал: «Чубаровское дело затрагивает огромные социальные вопросы… Величайшее значение настоящего процесса состоит в том, кто поведет за собой нашу молодежь – чубаровцы или советская общественность. Рабочий класс сейчас скажет словами Тараса Бульбы: “Я тебя породил, я тебя и убью”». Воспользовавшись тем, что потерпевшая была комсомолкой и готовилась поступать на рабфак (то есть преступление было совершено «против порядка управления» – против государства и общественного строя), власти переквалифицировали статью за хулиганство в статью за бандитизм по только что принятой новой редакции Уголовного кодекса РСФСР. Статья была самая серьезная, 59/3, предусматривающая смертную казнь. По итогам процесса семи участникам изнасилования была назначена «высшая мера социальной защиты» – расстрел. Остальные получили от 3 до 10 лет лишения свободы.
С КАЖДЫМ ГОДОМ закручивание гаек проявляется все отчетливее. В 1926 году запрещено общество нудистов «Долой стыд», милиции дано прямое указание удалять голых людей с улиц. В 1929 году «закрыт» жанр советского «ню» в фотографии и живописи. Сексуальное воспитание молодежи прекращается, научные работы на эту тему сворачиваются, иностранные специалисты уезжают. Вновь вводится уголовное наказание за гомосексуализм, запрещаются аборты, ограничивается свобода разводов, практически прекращается производство контрацептивов. В 1944 году в СССР был принят указ о необходимости регистрировать браки и усложнена процедура развода – созданы комиссии, которым надо было объяснять его причину.
Учитывая мощнейший идеологический пресс, такие меры, разумеется, дали свои плоды – общественное мнение снова стало склоняться к тому, что «семья – ячейка общества», а основа порядка – моногамность. Некоторое оживление возникло в период хрущевской оттепели – под воздействием сексуальной революции на Западе. Отголоски ее дошли и до нас, пусть с опозданием: в стране появились и юбки покороче, и макияж поярче, и развод уже не всегда означал крах карьеры, а к внебрачным детям стали относиться без ярого осуждения. Но оттепель закончилась, и поздний СССР снова надолго застыл в угрюмом морализаторстве. «В этих ваших танцах никакой идеологии, одно половое трение» – фраза тех времен. Но однополая любовь и полигамные отношения, разумеется, никуда не делись, просто ушли в подполье. Что интересно, советская власть их особо и не шпыняла, если, конечно, целенаправленно не высовывались. Да, уголовная статья за гомосексуализм не была мертвой: ежегодно по ней осуждались сотни человек. Но большинство гомосексуалистов милиция и КГБ не трогали, составляя полное досье. В «голубых списках» можно было обнаружить «звезд» крупнейшей величины, так что советская власть как бы говорила сторонникам нетрадиционной ориентации: «Ты не отсвечиваешь, и я тебя не вижу».