Людская машина. Часть вторая

Иллюстрации: Диана Кузнецова

Когда я работал в другой компании, несколько раз меня отправляли на курсы. Обыкновенные курсы повышения квалификации. Больше всего я любил занятия, связанные с историей моей профессии. Мне льстило, что раньше таких людей опасались, частенько призирали, не здоровались за руку. Но это только от того, что раньше у этих людей не было власти, они занимались лишь исполнением чужих решений. Фактически я и сам только орудие, моя власть нигде не прописана, но так еще интереснее, это создает простор для творчества. Обрубить крылья молодому воодушевленному, уверенному в себе сотруднику, загнать его в клетку, заставить поверить, что он раб, и, главное, окутать все это такой завесой таинственности, чтобы, думая о том, как он до такого дошел и в каком месте ошибся, работник не мог дать себе ответа, – все это сделать трудно. Для успеха мне обязательно нужно проявлять креативность. Это не один шаг, а целый путь. Правда, любой путь состоит из шагов. Я люблю энтузиастов, молодых, с горячими головами. Для них, жаждущих карьерной лестницы, мне совсем не трудно указать путь на лифт. Их обычно это пьянит, плюс стремительный рост зарплаты – мне не жалко, наступит время, и они будут работать бесплатно, ради моей забавы. Все это после, а сейчас я улыбаюсь, я рад за них и подкладываю на стол все новые и новые договоры о неразглашении. Для работников эта информация кажется спасительной от запретов, теперь они знают больше, их руки свободнее, и они готовы приступить к реализации своих идей. Эти молодые энтузиасты начинают свято верить в мощь и важность своих проектов. Нет, совсем нет. То, что вы узнали и обещаете не разглашать, важнее вас всех и уж тем более ваших идей, они точно будут отвергнуты. На этом уровне все работало и без вас уже очень давно. В изменениях нет необходимости. Зато есть в до фанатизма преданных работниках, которые будут не более чем обслуживать. Вам казалось, что каждым повышением развязывались ваши руки, но нет, развязались опять только мои. 

Я попрошу работника зайти ко мне с утра. Таким тоном, словно по пустяковому вопросу, на пять минут, но останется здесь он на весь день. Сначала я медленно и подробно прочту всю историю его работы в компании. Очень долго, не упуская малейших деталей, таким тоном, что работник с каждым словом будет все больше понимать, как руководство им разочаровано. Возможно, поначалу у него будет желание оправдываться, но я правильно подберу слова, и вскоре он поверит, что никаких заслуг у него нет, что повышения были авансом, а он надежд не оправдал. Я дочитаю и спрошу, что, собственно, нам делать. Работник будет молчать. «Руководство советует сменить вам обстановку. Отправить в филиал». Это будет звучать как выстрел. В голове у работника закрутится безумный вихрь. Филиалы, в них ведется совсем другая работа, они находятся в абсолютно закрытых городах неизвестно где. Про их существование и узнают-то не сразу, через несколько лет работы. Работники знают, что оттуда не возвращаются, никогда нельзя будет уехать из этого городка. Сотрудник еще не осознает полной картины происходящего, но уже начинает себя топить: «У меня есть жена, дети». В такие моменты мои щеки надуваются от удовольствия, и я, брызгая слюной, с улыбкой отвечаю: «Их положено брать с собой». Сейчас в голове у сотрудника должен зазвучать крик ужаса. Его семья обречена – его дети никогда не смогут уехать, никогда не поступят в университет и без образования, естественно, смогут работать в этом же филиале разве что уборщиками. В этот момент лицо работника сильно меняется, появляются черты, которых не было на нем уже пару лет точно. Как резко все перевернулось. Сотрудник едет с утра на работу, с улыбкой вспоминая то приятное, что вчера перед сном делала ему жена, и забавляет себя мыслью, как будто уже сама судьба, похоже, начинает делать ему это постоянно. Но нет, ни судьба, ни удача, ни его умения, навыки, профессионализм, который ему грезился, над его жизнью не властны. По факту властен я, и над его семьей тоже. О, люди, кто проделывал такое хоть раз с человеком, уже не сможет найти удовлетворение в другом деле. Мне нравятся драмы, но я редко хожу в театр, я ставлю их в своем кабинете. Только бы сотрудник в обморок не упал. Я люблю свою работу, но сидеть здесь лишние пару часов не хочется, к тому же за это время мозг работника может отдохнуть, а нам это не нужно. С видом воспитателя детского сада я говорю: «Я понимаю трудность вашего положения и попросил руководство пока повременить с мерами и дать вам еще один шанс. – Сотрудник выглядит вернувшимся с того света. – Но, чтобы остаться здесь, вам необходимо будет стать крайне полезным, даже незаменимым». Он говорит, что готов сделать все что угодно, – не волнуйся, сделаешь. Далее речь идет о новых обязанностях, зарплате и прочее. Я уже понимаю, что победил, мне не слишком интересно. Сотрудник на все согласен. В конце еще раз для закрепления: «В филиалы сейчас очень нужны новые кадры, если хотите остаться здесь, вам придется стать незаменимым». 

Стоп, еще не все. Чуть не забыл. Еще один договор о неразглашении. Наверное, после сотрудник будет кусать локти и думать о том, что, если бы не подписал документ и убежал, к примеру, смог бы потом вывернуть все так, словно этого разговора не было. Нет, не смог бы, конечно, никто даже и не пробовал так сделать. Мне будет очень любопытно и интересно, если кто-то все-таки попытается. 

В итоге, какое-то количество месяцев без зарплаты, пока средний заработок сотрудника за все время не станет равным самому низкому жалованию в компании. На работу приходим на два часа раньше, уходим на два часа позже. Обед? Советую вам сесть на диету. Старайтесь, коллега, старайтесь. Помните: «Стать незаменимым». 

Теперь этому работнику многое из того, что казалось странным, станет ясно. Может быть, он смог бы догадаться, что эти неразговорчивые чудаки, которые раньше всех приходят и позже всех уходят, стали такими не просто так. Опять же, моя заслуга. Я создаю сотруднику не просто хорошие, а ослепляющие и одурманивающие условия, чтобы ничего, кроме своей мниной удачи, он не замечал. Теперь он такой же, как и эти отшельники, они даже не могут собраться и поговорить о том, что с ними случилось. Каждый из них боится больше, чем другой, и изо всех сил старается услужить и выделиться в своей преданности. А те, кто еще высоко держат голову, просто забудут про своего товарища и со временем совсем перестанут заглядывать к нему в кабинет. 

Загробный мир – филиал все-таки существует, правда, только один. Если понадобится направить туда новые кадры, что ж, вспомню, кто забывает здороваться со мной с утра или кто неудачно пошутил про меня на корпоративе. Не вспомню если, поедет первый по алфавиту. 

Я не со зла все это делаю, не из-за неприязни, а из принципа. Мне важно, чтобы вся эта машина работала лучше, чтобы каждая ее деталь жила полной самоотдачей. Я очень любил теорию механизмов и машин, когда учился в университете. Работает система хорошо, отлично, лучше всех – мне спокойно. Если же нет, я изведу себя на самые хитрые выдумки, буду не спать по ночам, на работе внимательно следить за каждым, пока у меня не появится новый план «оптимизации управления кадрами» и я не воплощу его в жизнь. 

Но это все воспоминания. Сейчас я стою перед камерой и не знаю, что мне делать: задергивать штору или нет. Глупая мелочь, неужели она погубит годы подготовки? Хочется дернуть штору, но рука замерла на полпути, а после я замер от ужаса – все пропало. Мне обидно – я не предугадал, не продумал, не знал, что такое может быть, не нашел информацию. Время идет, нужно сделать хоть что-то, оставаться бездвижным подозрительно. Но я, наоборот, начинаю пятиться назад, в комнату. Все камеры резко оборачиваются ко мне. Надо что-то предпринять, срочно. Снова не получается сконцентрироваться, в голове не те мысли. Я вдруг подумал, что сам всегда был как этот искусственный интеллект. Мы с ним очень похожи. Не сейчас, нужно что-то решить! Я ведь сам так мыслю, людскими категориями. Для меня так же за человеком стоит модель его поведения, максимально обобщенная, чтобы только сравнивать с другими, а то, что у него есть уникальные цели, мечты, – это просто детали, мелочи. Но это мне сейчас никак не поможет! Я спотыкаюсь, падаю на пол. Камеры изумлены, слышу, как гудит в них нагретая проводка. Я такой же. Мне важно найти, где человек оступился, и применить это как простой коэффициент уравнения в сугубо технологическом процессе, алгоритме, который даст мне ответ, что от этого человека можно получить и как это сделать. Я вспомнил лишь один случай, но их было множество, и они разнообразны. Я знал не только у кого есть дети, но и то, где люди работали раньше, кого из них в детстве обижали, кто писал стихи в юности, кто не удовлетворяет жену в постели, кто душа компании, кто пытается бросить пить, кто счастлив, кто несчастлив, кто вот-вот покончит с собой и прочее. Я полностью сродни этой машине. Как же мне обидно, что я не могу объясниться с ней на одном языке. 

Я в бешенстве, начинаю громить мебель: телевизор, полки. На пол падают листы с тестами, я хватаю их и по памяти быстро решаю. Бросаю их вверх в камеры и кричу: «Я уже проходил испытание, я уже работал палачом! Я лучший! Меня уволили, потому что я убил слишком много людей, но я исправлюсь, это мелочи. Возьмите меня на эту должность, я не могу жить без нее!»

Бессмысленный крик. Машина не слышит меня. Вернее, слышит, но не так, как человек. Она проанализировала тембр голоса, громкость, настроение и эмоции, распознала речь. Теперь она сопоставляет эту информацию с человеческими моделями, но не воспринимает на свой счет.