Империя в крови

Подобное происходило не только с китайской историей, но и с мифологией. Когда говорят о традиционных верованиях Китая, часто употребляют сложное словечко «эвгемеризация». Если по-простому, это процесс, обратный мифологизации, – когда абстрактные боги, герои, духи сначала приобретают земные и материальные черты, а затем и вовсе превращаются в правителей, сановников и прочих госслужащих, при сохранении мифологических сюжетов. За это в случае с Китаем нужно сказать спасибо Конфуцию и его учению, все больше интересовавшемуся государственной, нежели небесной иерархией. Например, с подачи древнего мыслителя четыре лица мифического драконоподобного Желтого Императора превратились в четырех чиновников, разосланных по сторонам света с правительственной инспекцией

Свежеиспеченный император пошел путем либерализации. Насильно переселенные вернулись по домам, налоги для крестьян были снижены, многие рабы освобождены. Ежовый легизм как государственная философия был отброшен. Началось становление «долгоиграющей» трехтысячелетней конфуцианской империи.

Хотя кое-что осталось без изменений – отношение к крупным частным собственникам. На них падало тяжелое налоговое бремя, а если финансовое положение не подкреплялось знатным происхождением, к нему добавлялся и ряд запретов: нельзя было ездить в каретах, одеваться в шелка и, главное, занимать государственные должности. Кому-то этот факт покажется незначительным. Но вспомним, в каких кругах зрел европейский индивидуализм? Кто на Западе устраивал первые революции, выказывая непокорность государству? Буржуазия. Те самые частные собственники. В Китае ничему подобному не суждено было произойти. Обрести влияние можно было, лишь став чиновником, частью государственного аппарата. Какие тут революции?

Седьмой же по счету и первый по значимости правитель династии Хань – У-ди, с чьим именем связывают расцвет китайской империи (140–87 года до н. э.), не только расширил ее территорию, протоптал на Запад Великий шелковый путь и утвердил конфуцианство государственной доктриной. Он принял хитрый указ: даже знатные владельцы земельных наделов должны перед смертью делить их между всеми детьми, а не завещать, скажем, старшему сыну. По итогу в Китае крупных наделов как таковых и не осталось. Никаких князьков, никакого сепаратизма. Средневековые европейские Каролинги позеленели бы от зависти: им со своими феодалами вечно было не совладать.

Установленный У-ди порядок оказался столь прочен, что пережил массовые набеги кочевников, случившиеся с Северным Китаем в IV веке н. э. Разгул жестокости и беззаконие, невиданные для конфуцианцев, стали вспышкой лихорадки, от которой страна быстро оправилась. Сами же кочевники ассимилировались с местным населением, уже через два века считали себя китайцами и проповедовали учение Конфуция! Тогда родился афоризм: «Можно завоевать империю, сидя на коне, но нельзя управлять ею, сидя на коне».

Видимо, это учли монголы, захватившие Китай в XIII веке (те же, что устроили нашествие на Русь). Их династия Юань пробыла у власти больше столетия. Могла бы спокойно китаизироваться уже на правах законных властителей, если бы не прокололась с ирригационным строительством. Дамбы разрушались, никто их не ремонтировал. Хуанхэ в очередной раз затопила поля. Крестьяне организовали отряды «красных войск» и вышибли монголов с престола. Сто лет рабства и казней не мотивировали народ так, как проблемы с сельским хозяйством. Не на императорах держатся национальные империи, а на имперском способе мышления.

Будем справедливы. Черта с два какие-то гунны (это не вариант написания, подданные Аттилы, по распространенному мнению, были потомками прежних хунну, смешавшихся на Западе с племенами угров) или монголы проникли бы южнее Великой стены, будь Империя сильна. На рубеже тысячелетий китайское государство пережило времена смуты, новой раздробленности и политической вражды. Такое в истории случалось не раз, но, в отличие, например, от стран Ближнего Востока, в Китае это не привело к радикальному изменению всего направления развития. Империя, даже не существуя политически, будто оставалась в голове каждого китайца, так что ее реставрация была лишь вопросом времени. Подданство великой державе стало социальным генотипом нации.

К периоду правления династии Мин, основанной предводителем антимонгольского восстания, относится последняя наша «сказка времен Империи». При третьем их представителе (1403–1424) на  военном небосклоне взошла звезда флотоводца и дипломата Чжэн Хэ – китайского Крузенштерна с  поправкой на XV век. Чжэн Хэ тоже был из иноземцев – монгольских выходцев из Средней Азии. Он был евнухом в услужении у наследника престола Джу Ди, который к помощнику проникся и, став императором, назначил его адмиралом и руководителем строительства флота. Во главе флотилии из 250 судов Чжэн Хэ совершил семь экспедиций в Юго-Восточную Азию и бассейн Индийского океана, посетив 56 стран. Он составлял географические описания, налаживал дипломатические отношения, вел торговлю. Чиновники скептически относились к этим путешествиям, считая их разбазариванием государственных средств. Когда Джу Ди сменили наследники, флотилия стала ветшать, а в 1479 году все документы об экспедициях были сожжены по приказу военного министра. Китай начал изолироваться. А так, может, его мировое господство уже и настало бы

Культура Китая, как любой большой страны, неоднородна. С учетом периодов политической нестабильности давно бы государство распалось, как забытый на полу паззл, который случайно пнули. Но нет – его «наклеили» на единую основу, единый способ мировоззрения, конфуцианский по своей сути. Важнейшая черта этого мировоззрения – ощущение иерархичности мира. Достойное и презренное, правильное и неправильное так же несомненны, как верх и низ. Огромная лестница ведет от самого бедного пахаря в поле до Сына Неба, как бы он ни назывался – Императором Поднебесной или коммунистической партией. Ты можешь карабкаться по ней изо всех сил, но никогда не усомнишься в ее существовании, в естественности такого порядка вещей. Если в конфликт с государством и властью вступает американский протестант или русский православный, он всегда может остаться «trust in God» или призвать Господа в судьи. Человек конфуцианской этики подобного не может. Не прав перед Государством – не прав перед Небом автоматически. Речь при этом не идет о людях, власть олицетворяющих, свергнутые императоры тому свидетели, а о самом принципе государственности. Источник блага – всегда сверху. За три тысячелетия китайцы выстроили воображаемую пирамиду, которая прочностью превосходит громоздкие сооружения египтян. И это не «страна рабов, страна господ», а скорее страна шестеренок, подкованных по части инженерии.

Кстати, иерархическая картина мира накладывается и на отношения Китая с миром. Неспроста ведь экс-империя по-прежнему Поднебесная. Как вы думаете, какая страна главная в мире, с точки зрения любого китайца? Ну да, по этому пункту друг с другом согласны и Конфуций, и председатель Мао, и самый бедный пахарь в поле где-то на границе с Тибетом.