Эффект фургона с оркестром

В начале 1970-х годов орнитологи и этологи доказали, что птицы производят два типа звуков: крики и песни. Крики – короткие простые сигналы, издаваемые в любое время года, а песни отличаются более сложным акустическим рисунком и исполняются в период ухаживаний (или для защиты территории). Крики обусловлены генетически: птицам не приходится учиться такой вокализации. С песнями чуть сложнее. Одни виды могут имитировать репертуар отца или другого самца, даже чужого вида, другие поют «врожденные» брачные песни. Но в 2010 году ученые выяснили, что у птиц, помимо жесткого наследственного репертуара, может быть изменяющийся «плейлист», который периодически «выходит из моды» под воздействием неизвестных факторов. Перед этим орнитологи 20 лет наблюдали в Северной Америке за желтошапочными лесными певунами. Их брачные мелодии остаются неизменными год от года, и любая самодеятельность лишает революционера шансов на размножение. Но при этом у них есть целый набор других песен, мотив которых периодически меняется. Большинство оставалось в моде не больше года, но один абсолютный хит поставил рекорд, продержавшись «в ротации» около семи лет! По мнению авторов работы, это практически полный аналог культурной эволюции и модных тенденций в человеческих сообществах. Носит ли он функциональный, полезный для выживания эффект, осталось не выясненным.

Итак, влияние моды испытывают совершенно разные виды животных. Но зачем она нужна, если не дает прямого полезного эффекта? Неочевидное для животных явственно проявляется у людей.

Приведем два примера, не связанных на первый взгляд.

Еще лет 20 назад анекдоты про даму за рулем казались смешнее, потому что само явление было необычным. Сейчас женщин-водителей не меньше, чем водителей-мужчин.

В конце 1980-х годов комсомольские отряды еще ловили в вузах и ПТУ «неформалов», заставляя их состригать длинные волосы и переодеваться из джинсов-варенок в нормальную одежду. Через несколько лет бывшие «неформалы» сами постриглись и массово переоделись в кожаные куртки и спортивные костюмы. А бывшие комсорги вздохнули: и чего столько мучились? Всего-то надо было ввести моду на короткую прическу!

У этих разных случаев одна схема: в определенной группе людей сменяются присущие им свойства и роли, а вместе с ними внешний вид и способ поведения. Таким образом, мода – это всего лишь наиболее распространенный тип поведения.

Что такое поведение? Целесообразное, адаптивное приспособление к окружающей среде. Если оно вдруг изменяется, и изменение закрепляется под действием естественного отбора, это означает две вещи: такое поведение способствует либо выживанию, либо репродуктивному успеху – возможности оставить максимальное количество жизнеспособного потомства. Причем тут человек и джинсы-варенки?

В 1798 году Иммануил Кант в работе «Антропология с прагматической точки зрения» писал: «Любая мода – это меняющийся образ жизни». Большинство ученых и философов в дальнейшем трактовали изменения в образе жизни как социальные перемены, например, в способе производства и режимах труда, которые влекли за собой и изменения в костюме. Или же как классовое расслоение, где высший класс стремится отделить себя от низшего через особенности одежды и манер, а плебс, стремясь подражать элите, перенимает ее внешние черты, распространяя «стиль высшего класса» в своей среде. Это приводит к тому, что элита вновь меняет свои привычки и внешний вид, запуская новый цикл круговорота моды в обществе (что в целом и объясняет изменчивость и кратковременность модных трендов).

Вероятно, эти концепции вполне справедливы, но не стоит забывать, что человек – существо биосоциальное, а значит, наша «животная» натура должна играть свою роль в социокультурных феноменах. Иными словами – возможно, мода (точнее, механизмы, которые нас ей подчиняют) помогает нам в выживании и размножении.

О такой вероятности «ММ» уже рассказывал – например, в январском номере прошлого года, посвященном бороде. В определенные моменты растительность на лице становится фактором, повышающим потенциальный репродуктивный успех мужчины. И уже в тот момент ученые, опираясь на эксперимент австралийских исследователей, предсказывали бороде снижение популярности. В конце концов, люди как раз тем и отличаются, что могут не следовать за мейнстримом! Но поведенческие экономисты и социологи в ХХ веке продемонстрировали, что это вовсе не так. Поначалу люди действительно вполне сознательно следуют за трендом, возникшим эмерджентно среди так называемых «инноваторов». Эти люди – «первопроходцы», делающие выбор в пользу новшества рационально. Например, они понимают, что борода выделяет их среди других и повышает привлекательность в глазах девушек, а дорогой автомобиль стоит купить, потому что он технологичнее и безопаснее. А вот уже за первопроходцами идет основная масса людей, которые просто повторяют за другими: отпускают бороду «как у всех» и вязнут в долгах, чтобы купить статусную «тачку».

Это не что иное, как стадность, которая в природе может быть условием выживания – если вы зебра или бизон. Абсурдность же услуги, которую она порой оказывает человеческому обществу, хорошо передает термин американских социологов – «эффект фургона с оркестром» (bandwagon effect), известный также как «эффект присоединения к большинству».

Он проявляется, когда люди копируют поведение друг друга, пренебрегая собственными убеждениями. Причем проявляется вне зависимости от сферы: благодаря ему нам все больше нравится товар, который не так уж нужен, но есть уже у всех знакомых, или участник выборов, имеющий (реально или на словах) бóльшие шансы победить.

Такой эффект – одна из граней группового мышления, которое возникает, когда единство мысли и отсутствие конфликтов оказывается нам важнее, чем рациональный взгляд на мир. Надо сказать, оно было открыто (это сделал американский социальный психолог Ирвинг Джейнис) при исследовании групп, которые принимали реальные решения – и не какие-нибудь будничные, а политические и военные! Если допустить, что на уровень принятия таких решений выбиваются личности, сумевшие преодолеть вязкость «серой массы» (в которой люди обязаны уживаться и не конфликтовать, чтобы не поубивать друг друга), вывод получается еще более безрадостен. Раз «эффект фургона» столь универсален – значит, он неотделим от человеческой природы и тоже биологичен. Насколько он необходим в меняющихся условиях – это задачка для нашей социальной составляющей. Джейнис в свое время предложил для нее свое решение: восемь рекомендаций, чтобы противостоять групповому мышлению. Все они подразумевают, в общем-то, одно: против биологии нужно применять ту же биологию, то есть одно из главных наших природных отличий – умение (ну, хотя бы способность!) думать.

Ряд исследований в 1980-х годах показали, что любое стадное поведение ведет к взрывному росту определенного рода активности, который затем сменяется затишьем и почти полным исчезновением тех или иных практик. То есть «инноваторы» и «первопроходцы» поначалу оказываются в выигрыше, затем, когда в модное течение вливаются широкие массы, нововведение уже не дает преимуществ, и происходит постепенный слом тренда. Он еще продолжает по инерции двигаться, даже иногда увеличивая число вовлеченных людей, но «инноваторы» генерируют новые альтернативы, а «первопроходцы», которые держат нос по ветру, следуют за ними, чтобы вновь стать отличными от толпы. Кажется, единственный выход из этого круга – быть «инноватором». Хотя бы в привычке всегда использовать только осознанный выбор.