Белая комната. Часть первая

– В детстве мне говорили, что все, кто любит белый цвет, склонны к сумасшествию.

– Кто тебе такое сказал?

– Не помню, кто-то из близких.

– Знаешь, кто такие эти близкие люди? – яростно закричал второй. – Я тебе объясню. Нет, это не какое-то там родство, привязанность, нет! Близкие люди – это те, из-за которых ты не можешь покончить с собой! Они просто мешают тебе со всех сторон.

– Не неси ерунды, – прервал его первый.

– Ах, значит, мне теперь нельзя говорить?! Может, ты тогда скажешь? Поведай, например, как нам отсюда выбраться?

– Не знаю, – вздохнул первый, – мне и не хочется. Ты ведь помнишь, что нам говорили: «Почувствуйте голод – подумайте об этом немного, и вам перехочется. Захотите в туалет – сосредоточьтесь на этой мысли, и надобность отпадет. Возникнет желание выбраться из комнаты – сконцентрируйтесь, и вы поймете, что уже не видите смысла выходить».

– Да, я помню всю эту чушь. Встречное мышление. Может быть, эта чертова комната – отличное изобретение для людей, но вот чего они не учли: на этот эксперимент те самые люди не согласятся, придут только конченые психи.

Первый усмехнулся.

– Мне порядком надоело слушать твой бред. Но эта шутка меня веселит.

– Иди спать тогда, – буркнул второй.

– И пойду. Надо, наверное, просто подумать о нежелании спать, и я усну.

Пока спали, в комнату подсадили третьего. Он недоумевал от происходящего в комнате и в его голове. А я думал, зачем это все? Этот глупый эксперимент, и когда нас отпустят? И что со мной происходит? И словно волна постоянно накрывала мое сознание и нежно и убедительно говорила: «Не стоит об этом думать, забудь, все не так». Согласие с этой мыслью доставляло удовольствие и успокаивало. Скоро мозг мой начал казаться мне каким-то вязким сиропом. И я вдруг отчетливо понял, что больше не смогу стать прежним. Похож на теленка, которого держат на короткой цепи, чтобы не мог научиться ходить. Как только я подумал об этом, голову мою накрыла все та же, но уже притворная волна, и последнее, что я запомнил, это лицо второго, который сидел у стены рядом со мной, и изо рта у него текла пена.

II

А что вы хотите от него? Он семьянин, у него двое детей и жена. И он просто вносит пометку в отчет, если кто-то из испытуемых умер. Он – младший научный сотрудник, он не общается с подопытными, только следит. А потом отчет падает на стол и за этим столом проходит собрание, на котором новость о том, что испытуемые дохнут как мухи, никого не удивит. Хуже другое – то, что мы медленно двигаемся к решению этой технической задачи. Если бы от числа погибших подопытных зависел бы успех, их бы кидали в печь сотнями. Тысячами. Не важно. У нас тут все человечество сходит с ума. Сходит с ума и умирает от этого. Тревога стала косить людей сильнее всякой чумы. Решение придумали крайне изящное. Немного усовершенствовав устройство, читающее мысли, сконструировали девайс, способный улавливать электромагнитные волны, исходящие от электрических импульсов в голове, фильтровать те, что связаны с тревогой, и генерировать такие, что могли бы полностью компенсировать импульсы тревожных мыслей, а потом последние индуцировать с помощью электромагнитных волн, направленных в человеческий мозг. Первые испытания шли плохо, люди сходили с ума в разы быстрее, в результате чего мозг становился убежденным в том, что работать дальше нет смысла, и отключал всю систему жизнедеятельности.

Четырнадцать человек сидит за столом. Ученые. Хорошо начать книгу, сказав: «Я был одним из них». Но это неправда. Я не один из них и не один ни из кого. Меня не определить как человека. Мы теперь дифференцируемся по тому, какие успокоительные-наркотики мы принимаем, чтобы нас не убила тревога. И я сейчас где-то в котле с серой массой. С толпой. А у толпы нет человеческого лица. Именно поэтому я что-то там выше обозначил по этому поводу.

А ученые все спорят. В чем же причина? Может, не стоит полностью компенсировать тревожные мысли, а направлять на них такие, которые только немного уменьшат уровень тревоги, и все? Или попробуем замещать мысли? Пробовали – результаты еще хуже. Надо искать глубже. Почему вообще, убирая одну тревожную мысль, мы сразу получаем другую? Почему мы стали такими? Раньше ведь этой болезни не было. Совещаемся еще долго. Дорогая, я не успею к ужину. Сидим в этом кабинете часы, дни, недели, месяцы, годы! Исследования, опыты, математическое моделирование. Кто-то помирает от чего-то – выбрасываем тело из окна, закрываем форточку, чтобы не воняло трупами. Всех выпускников аспирантуры сразу сюда – пусть думают!

Нет, это происходит не так. Никто не поднимает палец вверх и не говорит: «А что, если…», а потом аплодисменты, нет. Суть была давно ясна, не хватало доказательств, и еще были силы отпираться. Нас просто поймали в капкан. Искусство становилось все более шокирующим, в гонке за тем, чтобы произвести впечатление на личность, вся наша культура превратилась в тонкую острую иглу, бьющую прямо по психике. Покажите современный фильм двадцать лет назад, и люди будут поражены. Так случилось, потому что психика человека естественным образом старается защититься от таких сильных воздействий, мы становимся черствее, нас трудно пробить на чувства. Но такими же мы стали и для самих себя. Теперь нашему организму, чтобы просто проверять жизнедеятельность и поддерживать процесс мышления, необходимо создавать сильнейшие тревожные идеи, так как на все остальные мы уже не реагируем.

Чушь какая-то.

Но нам надо спешить. Надо придумать лекарство. Может, стоит проводить опыты на определенной категории людей? Как насчет писателей, которые каждое свое произведение начинают ненавидеть на следующий день? Те еще фрики, может, вышибить клин клином? Или те, кому надо принимать серьезные решения? Наверняка они крайне уверены в себе, их так просто не сломать, может, одарят нас какими-нибудь результатами испытаний? Нет, пробовали, эти вообще крошатся, как сухари, к тому же слишком много пьют. К черту, надоело. Встаю из-за стола и осипшим от крика голосом говорю: «Собрание окончено, всем катиться колбаской». Подправляю галстук, выхожу из кабинета, иду к лифту. Иду, кажется, целый час. Кто додумался сделать лифт так далеко? Может, стоило спуститься по лестнице? Хотя это может быть дольше, там ведь уйма ступенек. Много ступенек, интересно, сколько? Это зависит от этажа. Стоп, на каком этаже я работаю?

Лифт едет вниз. Едет-едет-едет. Какого черта так долго? Я сказал это вслух? Кажется, да, я проорал это. Или нет, люди были бы напуганы или изумлены этим, а я ничего подобного на их лицах не вижу. Наверное, потому, что их тут нет, я в лифте один.

Моя машина, мой водитель. Сделаю пару звонков по дороге домой. Скажу, что нам нужно еще оборудование для опытов. Пусть привезут тренажеры, которые имитируют невесомость, будем теперь испытывать космонавтов. Нет, сначала готовить, а затем испытывать. Это более научно. 

Вот я и дома, привет, дорогая. Все нормально, сегодня было много работы, у нас есть успехи. Вкалываю себе и жене что-то вроде феназепама и засыпаю сладким сном.

III

Я открываю глаза – я закрываю глаза. Так проходит день. Я закрываю глаза – я открываю глаза. Так проходит ночь. Я работаю в корпусе экспериментальной терапии и инновационных исследований. Мы сейчас исследуем влияние сложных импульсов тока на человеческую психику. По сути, бьем людей током, по старинке. Если орешь – значит здоров.

Так вот, слушайте, вчера вышел новый приказ. Испытываем людей по десять минут, а затем проводим курс реабилитации. Довольно странный этот курс, скажу я вам. Чтобы отвлечь людей от тревоги, им необходимо было выполнять упражнения, требующие спокойствия, сосредоточенности и концентрации. Это все идеи начальства. Нам и слова не дают сказать. Вместо нормальных упражнений испытуемым после нахождения под опытами необходимо было садиться на расшатанные стулья по два человека напротив друг друга и тыкать указательным пальцем человеку напротив в нос. Что это за бред? Я забыл самое главное: если ты не попадаешь, попадаешь не точно, падаешь со стула – тебя бьет током снова и сильнее. Сначала удачно проходили тест десять процентов испытуемых. Потом вышел приказ – теперь в случае какой-либо из перечисленных ошибок бить током не одного человека, а обоих в паре. Число удачных тестов сократилось до нуля.

Идиотская работа. Я просто наблюдаю, пишу отчеты, но мне кажется, что я здесь самый страшный убийца. Участвую в этом безумном терроре против человечества. Но я связан по рукам и ногам. Здесь великолепная медицинская страховка, мне выдают отличные лекарства, почти без побочных эффектов. Я пью их по несколько раз в день, чтобы не сорваться и не начать ломать тут все. К концу рабочего дня я похож на овощ. И я почти не замечаю, как меня везут домой. Хватит этих мыслей, мне от них становится грустно. Где мое лекарство?

***

Хватит стучаться в мою дверь. Что? Какого черта? Кто там еще пришел? Какой-то чиновник? Оу, президент или генеральный консул бла-бла-бла? И что вам от меня нужно? Я тут занят, занимаюсь наукой! Я ищу лекарства от болезни, которой наверняка болеете вы, ваши родные, друзья, знакомые или кто-то там еще.

Простите, не понял? Вы говорите, что мы слишком медленно двигаемся? Это вы зря. Вы знаете, кто я такой? Я тут за все ответствен. Я капитан корабля, на котором мы все плывем к светлому будущему, потому что я к лекарству ближе всех! Вы слышали о белой комнате? Я ее разработал сам. Она пока плохо работает, но это гигантский шаг на пути к правде. И что вы мне тут заявляете? Я даже слушать не хочу эту чушь. Я каждый день расписываюсь в том, что не имею претензий, и я несу ответственность за смерть двадцать–тридцать испытуемых. Мне нет дела до вашей ерунды. Мы будем двигаться в том темпе, что я скажу. Скажу, что нужны дополнительные исследования, и вы увидите наши разработки на год позже. Я могу. Потому что от меня зависят наши шансы. Скажу, что вы нужны мне для исследований, и вы пойдете, потому что у вас нет выбора. Я здесь раздаю лучики надежды. Мой научный центр – последний оплот человечества! А теперь катитесь к черту.

Кажется, мой рабочий день подошел к концу. Что уставились? Да, я выгнал этого президента, что не так? Вы за него голосовали? Надо было голосовать за науку.

Мне пора домой, я устал. Никто из вас не устает так, как я. Но я вас люблю, наверное, где-то в глубине души.

Как же я умен, что перенес свой рабочий кабинет на первый этаж. Теперь идти совсем недолго. Хотя, нет, теперь мне и это кажется долгим. Ассистент! Где этот чертов ассистент? Закажи нам на завтра хлебопечек, теперь мы исследуем хлеб. Сначала печем, затем исследуем. Так более научно.  

Я домой. Вот я и дома. Привет, дорогая. Замолчи. Так и сиди. Спокойной ночи. Продолжение следует. 

Иллюстратор: Nik Twiga