текст
Отклонение. Часть вторая
Продолжение научно-фантастического рассказа.
Иллюстратор: Сергей Пономарев
Ночь. Теплая летняя ночь. В вышине дружелюбно подмигивают крошечные фонарики звезд. Над спокойным, ровно дышащим морем повисла половинка луны. На каменистый берег нехотя накатываются медлительные волны… Рэй держит руки Мэгги в своих, смотрит на нее и проклинает себя за молчание. Все слова, приходящие на ум, кажутся ему жалкими и невыразительными. Нужны другие слова – необыкновенные, возвышенные. Только ими может Рэй поведать о своем чувстве, захватившем его с той самой минуты, когда он увидел Мэгги. Увидел и стал неотступно ходить за ней, еще не смея приблизиться, но уже страшась потерять…
Он перебирает копилку слов, все еще надеясь высмотреть среди потертых медяков золотые монеты. И тут Мэгги сама приходит ему на помощь.
– Рэй, – ее голос мягок, как плеск волны, – как здорово, что ты привел меня сюда. Настоящее волшебство! Знаешь, у меня ведь раньше и желания такого не возникало – прийти ночью на берег моря. А теперь думаю, что многое потеряла. Эти звезды… Я к ним никогда не приглядывалась, но теперь мне кажется, что они живые. Да-да, не смейся! Здесь все живое – и луна, и море. Море, пожалуй, даже живее тебя. Оно постоянно что-то шепчет, а ты молчишь, словно воды в рот набрал.
– Ну… – выдавливает Рэй. И тут же находится: – А я и не собираюсь ничего говорить. Я тебя сейчас поцелую!
– Ага, вот ты что задумал! – Мэгги высвобождает свои руки и улыбается. – Но это еще надо заслужить. Ну-ка, догони меня! – Она отпрыгивает в сторону и бросается бежать по берегу. Рэй, недолго думая, кидается за ней. Наконец запыхавшаяся Мэгги останавливается, он налетает на нее, подхватывает на руки, начинает кружить. Девушка шутливо отбивается. Рэй отпускает Мэгги. Она тут же прижимается к нему. Задыхаясь от волнения, Рэй подбирает слова. Сейчас он скажет ей… Сейчас…
– Знаешь что, Рэй, – неожиданно произносит Мэгги, – давай искупаемся. Представь себе: ты, я, бескрайнее море – и больше никого! Мы поплывем… о, придумала – к Полярной звезде. Ты ведь мне сейчас ее покажешь, правда? Мы будем плыть к ней, просто так, ни о чем не думая и никуда не сворачивая, вечно плыть навстречу! Рэй, я совсем ошалела, не знаю, что со мной творится! – Мэгги нагибается, чтобы расстегнуть босоножки.
Рэй смотрит, как она снимает одежду, складывает ее на большом, обкатанном волнами камне, подходит к воде.
– Раздевайся, Рэй! Мы поплывем к Полярной звезде!
Ее тело, облитое мягким лунным светом, прекрасно и загадочно. Длинные волнистые волосы, рассыпанные по плечам, серебрятся. Рэй зачарованно смотрит на Мэгги. Она входит в воду, оборачивается.
– Ну что же ты? Я жду!
Рэй раздевается и подходит к ней. Она проводит ладонью по его плечу:
– Поплыли? – и, не дожидаясь ответа, берет его за руку, тянет за собой…
Эбингер плавно менял настройки.
– Так… Так… – приговаривал он. – Добавим нашему юноше еще год… И еще… И еще один… Все, пока достаточно.
Теперь Рэю было около тридцати. Он уже защитил докторскую диссертацию, работал в одном из физических институтов, добился заметных успехов, а впереди его ждала череда подлинных триумфов. Эбингер мог для верности «состарить» друга еще лет на пять. Но он не был уверен, что «Малютка», уже допустившая серьезный промах, выдержит такую нагрузку. Ладно, на сегодня хватит и этого. Одно плохо: в какой-то момент оба слоя памяти, разделенные десятком лет, пересекутся. Такая уж особенность у режима «дельта»…
Вода, нагретая за день щедрым солнцем, ласкает тело. Над головой светятся тысячи звезд, ярких и не очень, но каждая кажется крохотным чудом. Рэй поворачивает голову к Мэгги, ловит ее улыбку и улыбается в ответ. Они плывут…
И вдруг что-то меняется. В самом уголке сознания неожиданно возникает легкое беспокойство, совершенно неуместное сейчас, когда весь мир представляется исполненным добра. Это беспокойство – как первый симптом надвигающейся беды.
Симптом оказывается безошибочным. Чувство тревоги не исчезает, пульсирует крохотным шариком где-то в мозгу. Рэй мучительно напрягает память, пытаясь понять, что случилось. И вдруг разгадка приходит сама собой. Она вырывается из каких-то наглухо закупоренных до поры до времени тайников сознания, и в мозгу, обжигая его своим зловещим смыслом, вспыхивают два слова: «Юджин Беннет».
Имя и фамилия… Рэй еще вспоминает, кому они принадлежат, пробует сообразить, что в них жуткого, а прямо перед ним, в воздухе, на фоне звезд уже возникает подсказка. Это лицо белобрысого очкарика с оттопыренными ушами-лопухами и треугольной складкой над переносицей.
– Рэй, – говорит очкарик, скривившись, как от боли, – ты обокрал меня!
Это обвинение – словно удар в лицо. И тут Рэй вспоминает все.
Многие считали Юджина Беннета самым башковитым молодым ученым в институте. Он действительно был одарен сверх меры – и при этом одинок. Занятый своими формулами, часто говорил невпопад, совершал странные поступки и, испытывая за них жгучий стыд, все больше замыкался в незримую скорлупу. Женщины не обращали на него внимания, мужчины называли пришибленным и тоже старались обойти стороной.
Пожалуй, единственным, кто более или менее часто общался с ним, был Рэй Уигтон. И неудивительно, что именно ему Юджин как-то поведал открытую им формулу.
– Она, конечно, не потрясет устои, но всколыхнуть – всколыхнет! – убежденно говорил Юджин, вышагивая по комнате и каждые несколько секунд поправляя очки. – Представляю, что начнется, стоит ее обнародовать! Вот только немедленно вкусить славы я не готов.
– Это еще почему? – удивился Рэй. Он никогда не считал себя завистником. Но сейчас, восхищенный красотой формулы, представил, какие почести обрушатся на этого нескладного очкарика – и в груди как будто шевельнулась холодная скользкая жаба. Неужели она жила там всегда и только дремала, ожидая случая?..
– Хочу все многократно перепроверить, – ответил Юджин. – Подтвердить экспериментально, и одним опытом тут не обойтись. На все это потребуется время. Думаю, публикация будет не раньше, чем через год. А то и позже.
– Целый год! – воскликнул Рэй, и жаба в его груди принялась раздуваться. Тогда-то он и решил украсть формулу. Какие, к черту, проверки, когда все очевидно! Пока этот чокнутый будет тянуть с публикацией, его уравнение кто-нибудь непременно откроет заново. Можно назвать по меньшей мере пару-тройку светил, занятых той же проблемой. Ну уж нет, господа… Не успеете!
Работа, опубликованная доктором Уигтоном, вызвала фурор в научном мире. А Юджин Беннет, убежденный трезвенник, впервые в жизни напился и пришел к счастливчику выяснять отношения.
По правде говоря, Рэй не ожидал этого визита. Он думал, что Юджин, как и подобает такому слизняку, утрется и скромно отойдет в сторонку – открывать новую формулу. Но, на свою беду, под воздействием алкогольных паров слизняк осмелел.
«Хорошо, – с холодной яростью подумал Рэй. – Хочешь правды, неудачник? Так получи ее!»
И он выложил Юджину правду. О том, что в науке все решает приоритет. Что среди коллег, готовых душу заложить ради славы, клювом не щелкают. Что при желании уважаемый борец за истину может обратиться в суд. Ничего, разумеется, не добьется, но, кроме прозвища «Пришибленный», получит еще одно – «Сутяга»…
Выслушивая все это, Юджин по-детски всхлипывал и без конца поправлял очки. Ушел полностью раздавленный, а утром… Утром он выбросился из окна своей квартиры на семнадцатом этаже…
Никто не мог понять, почему талантливый физик вместо успешной карьеры предпочел превратиться в кровавое месиво. Никто, кроме доктора Уигтона.
Чужие трагедии не волнуют настоящих, законченных мерзавцев. Но Рэю было до них далеко. И маска прожженного циника, которую он надел, совершив свою единственную большую подлость, немедленно расползлась в клочья.
Жаба в груди судорожно дернула лапками и лопнула, а на ее месте образовалась холодная мертвящая пустота. Представляя, что чувствовал бедняга, стоя в распахнутом окне, Рэй содрогался от ужаса. Дыра в груди все росла, и он начал задыхаться. Днем еще пытался убедить себя, что это всего лишь самовнушение, но ночью начинался кошмар. Стоило выключить свет – и в комнату слетались крылатые демоны. Издавая мерзкие звуки, напоминающие хохот гиены, они устремлялись к жертве, чтобы высосать из ее легких остатки воздуха…
Мучения были невыносимы, но в конце концов Рэй придумал, как спасти рассудок. Он просто заставил себя забыть, что жил на свете молодой ученый Юджин Беннет. Образно говоря, прогнал его по лабиринту памяти, вытеснил в какой-то тупичок и завалил ход увесистыми бетонными глыбами.
Какое-то время оскорбленный дух Юджина еще взывал о справедливости, пытаясь разгрести завалы. Но, обессилев, в конце концов смирился и затих. У демонов после этого отсохли крылья, и они перестали беспокоить Рэя. Жуткая дыра стянулась в точку и исчезла, не оставив даже рубца. Рэй вновь задышал полной грудью, а увидев, какие удивительные следствия можно вывести из чудо-формулы, с головой погрузился в работу.
Но прошлое имеет свойство возвращаться. Отдавая себя во власть «Малютки», Рэй и представить не мог, какой скелет она вытащит из шкафа…
– Ты обокрал меня! – повторил Юджин Беннет.
Рэй сделал глубокий вдох и нырнул. Когда он спустя минуту вновь оказался на поверхности, Мэгги была близка к истерике.
– К-к… К-к-к… – Ее трясло, словно вода из теплой, как парное молоко, стала обжигающе ледяной. – К-куда ты пропал?!
Он подплыл к ней и обнял одной рукой за плечи.
– Нам пора обратно, Мэгги. К берегу.
– К-к берегу? Хорошо. А… А… А как же Полярная звезда?
Он не успел ответить – в воздухе вновь появилось худое лицо со смешными ушами-лопухами.
– Ты негодяй, Рэй, – сказал Юджин и, сняв очки, протер глаза. – В тот вечер я не мог тебе всего высказать, но теперь… Будь ты проклят!
– Нет! – заорал Рэй.
От его вопля Мэгги затрясло еще больше.
– Что с тобой? Рэй, миленький, тебе плохо?
Он снова не успел ответить.
– Как ты мог? – с болью в голосе спросил Юджин, и скорбный треугольник на его лбу обозначился еще четче. – Если геенна все-таки существует, тебе в ней самое место!
– Нет!.. Нет!.. Нет!.. – Рэй зажмурился, чтобы не видеть свою воплощенную совесть. И уши бы заткнул, но надо было грести. Он доплыл до берега, выбрался из воды и, шатаясь как пьяный, побрел по камням.
– Рэй! – хлестнул его сзади крик Мэгги.
Он обернулся и хотел шагнуть к девушке, но между ними тут же материализовалась знакомая фигура.
– Теперь тебе от меня не избавиться, – как-то буднично, совсем не угрожающе произнес Юджин. – Не надейся, что снова сумеешь забыть. Придется жить с ЭТИМ всегда.
– Нет!!!
Этот иступленный крик заставил Эбингера вздрогнуть. Он оторвался от экрана, обернулся и похолодел.
Рэй Уигтон, сорвав повязку, совершал короткие, но мощные рывки. Ничего хуже он сделать не мог. При каждом движении рвалось до десятка присосавшихся к нему тончайших щупалец машины. А это означало, что из человека, только что составлявшего с «Малюткой» единое целое, ручейками вытекает жизнь.
– Нет! – так же истерично выкрикнул Уигтон и, сделав новый, на пределе сил, рывок, отделился от ложа.
Эбингер застонал, как будто это из его тела, разрывая ткани, выдирались электроды и питающие трубки.
– Коуни, бегите сюда! – закричал он, парализованный ужасом.
Уигтон был страшен. Безумное лицо с невидящими глазами, трясущиеся руки, сочащиеся из свежих ранок струйки крови…
– Нет! – прохрипел он, делая шаг к двери.
На его пути возник Коуни, но, как и шеф, застыл на месте.
– Нет! – Хрип перешел в бульканье. Уигтон согнулся пополам, из его рта хлынула кровь.
Эбингер и Коуни расширенными глазами наблюдали за агонией. Было ясно, что это конец и сделать ничего нельзя.
Уигтон поднял искаженное лицо. Его губы шевельнулись, как будто он собирался произнести какое-то коротенькое односложное слово. Но звука не послышалось, и лауреат Нобелевской премии Рэй Уигтон, признанный всем миром гений, мягко, как тряпичная кукла, рухнул на пол. Не требовалось даже подходить к нему, чтобы констатировать смерть.
Коуни повернулся к шефу.
– Он сошел с ума. – Его голос дрожал. – Он сошел с ума, профессор! Это же самоубийство!
Эбингер долго не отвечал.
– Знать бы, что ему встретилось ТАМ… – произнес он наконец, выделив последнее слово. – Нет, лучше не знать. Думаю, Рэю не оставалось ничего другого, как сойти с ума. Боже, ведь я предвидел, предвидел! – Эбингер с силой прижал руки к лицу.
На панели «Малютки Энни» неподвижно и страшно горел кровавый глаз аварийного индикатора…
Общество
Владимир Марышев
Машины и Механизмы
Всего 0 комментариев
Полвека Ту
Субимаго. Часть первая
Отклонение. Часть первая
Субимаго. Часть первая
