Брат мой Авель

На одной хибаре висела фанерка с надписью «Закусочная», а из-под крыши тянулся электрический провод, и Кэйн подумал, что здесь он сможет пополнить запас пищи, воды и, главное, льда. Внутри было сумрачно и пусто: ни посетителей, ни хозяина за барной стойкой. Вообще, за последний час Кэйн не встретил ни одного человека, но это ничего не значило. При появлении чужака люди могли попрятаться, кто в подполье, а кто и вовсе за ближайшие холмы − да вон хотя бы те, с ветряками. Система оповещения в таких городках, как правило, работает безупречно. В конце концов, это вопрос выживания.

Под низким потолком вяло вращал лопастями вентилятор. Кэйн опустил сумку на пол, толкнул ее ногой под стул. Сел и извлек из кармана счетчик Ньюмана. Зеленые циферки на экране поползли вверх, замерли на семнадцати и скользнули на пару единиц вниз. Кэйн никогда ничему не удивлялся, но тут, пожалуй, стоило удивиться. Энробная активность в радиусе пятидесяти метров была практически на нуле.

Похоже, он таки достиг Края Мира и дальше лежат Святые Земли. Еще более дикие и бесплодные, чем оставшиеся за спиной. Ни мегаполисов, ни таунов, ни больших поселений. Что понадобилось здесь Авелю? Кэйн убрал счетчик Ньюмана, закрыл глаза и позволил себе расслабиться. По крайней мере, пока ему нечего опасаться.

В закусочной было жарко, еще жарче, чем снаружи, − даром что работал вентилятор, − но хотя бы солнце не пекло и не донимала вездесущая радиоактивная пыль. Энробы мирно циркулировали в кровеносной системе, доставляя в клетки организма молекулы кислорода и выводя радионуклиды. Кажется, Кэйн задремал − и очнулся от мощного выброса адреналина, когда в помещении появился кто-то еще. Сонливость как рукой сняло.

Кэйн стоял на ногах, в руке револьвер, курок взведен. Счетчик Ньюмана тревожно стрекотал в кармане, отмечая резкое повышение энробной активности. Его собственной активности.

Мужик, появившийся за барной стойкой, вряд ли когда-либо пользовался нанотехнологиями. Широкое, заросшее по самые глаза лицо, припухшие красноватые веки. На бычьей шее грязный белый фартук, в руках пыльная пятилитровая бутыль с мутной жидкостью.

Настороженно глядя на Кэйна, он сказал с натужной приветливостью:

− А я тильки-тильки с пидпилля. Пиди, думаю, гостю захочеться горло промочити з дороги.

Он говорил на украинском койне, и было странно вновь услышать славянскую речь − на границе Святых Земель!

Мужик выдернул зубами затычку из горлышка, снял с полки надтреснутый стакан. Забулькала жидкость.

Кэйн спрятал револьвер, подошел к стойке. Усмехнулся.

− Лекарство?

− Воно самэ. Паломник?

Кэйн подумал.

− Похож? − Он обмакнул палец в жидкость, лизнул. Пойло содержало дьявольскую смесь сивушных масел, альдегидов, эфиров и кислоты. Вот так они здесь и борются с радиацией.

− А що ще робити прийшлому в наших краях в цю пору? − удивился мужик.

Кэйн отсалютовал стаканом и в два глотка осушил его. Сивуха обожгла пищевод, ухнула в желудок.

− Повторити? − с готовностью предложил мужик.

− Пожалуй.

После третьей Кэйн спросил:

− Есть у вас вода, еда?

− Вода знайдеться. Правда, заражена.

− Это неважно, − сказал Кэйн.

− Я так и думав. З ижи можу запропонувати сушени сарана. Е ще ховрах, але вин тухлий. Синок вчора десь пидибрав. Приготувати, чи що?

− Лучше сырьем.

− Як скажете. − Мужик замялся. − Платити чим будете? Готивкою або через терминал? Не думайте, що ми тут зовсим дики. З вас сорок шекелив.

Он достал допотопное платежное устройство, и Кэйн перевел деньги.

− От и славно, − повеселел мужик. − Мене звуть Миколою. Та ви сидайте.

Через минуту Кэйн хрустел богатой протеинами саранчой. Энробы довольно урчали.

− Давно в дорози? − полюбопытствовал Микола, садясь напротив.

Кэйн рассеянно кивнул.

«Двадцать лет», − мог бы сказать он. Но зачем?

Он принялся за суслика.

− Николи не бачив, як идять нанотехи, − сказал Микола. − Кажуть, у вас и серце не бьеться?

Кэйн коротко взглянул на него. Простая бородатая физиономия, наивные глазки. Поглядишь − плакать хочется от умиления.

− У вас есть лед? − спросил он.

− Лид? − казалось, не сразу понял Микола. − Вам потребен лид?

− Фунта полтора. А лучше два. Я заплачУ.

Микола задумчиво поскреб пальцами бороду, потом неторопливо поднялся и скрылся за стойкой. Стукнула дверца в полу. Пропадал он долго, минут пятнадцать, за это время Кэйн успел выпить полторашку ржавой, зараженной радиацией воды. Зато, когда Микола наконец появился, в руках у него был большой пластиковый пакет колотого льда.

− Цього достатньо? З вас двадцять шекелив.

Кэйн вытащил из-под стула сумку, положил на стол, осторожно вынул контейнер с айсКомом. Лед в патронташе давно растаял, превратившись в воду, и сначала Кэйн слил эту степлившуюся воду в пустую полторашку. После чего принялся неторопливо и методично набивать патронташ льдом.

Хозяин закусочной жадно наблюдал за ним.

− Це що ж, и е компьютер?

Кэйн продолжал молча работать.

− За таку штуку, − сказал Микола, − в наших краях руки видирвуть. Разом з головою. Не боитеся?

− Есть у вас отдельная комната? − спросил Кэйн.

Секунду или две хозяин закусочной не мигая смотрел на него.

− Розумию, − сказал он. − Ви вже мене вибачте за настирливисть. Ми тут люди прости, неосвичени... А кимната знайдеться. Вам з кондиционером?

− Это неважно.

− Я так и думав.

Кондиционер в комнате имелся, но не работал. Впрочем, это не помешало Миколе взять с постояльца лишних пару шекелей. Кэйн опустился на продавленную тахту, запер, не вставая с места, дверь на шпингалет, положил айсКом на колени.

Он включил компьютер и вышел в Сеть. 

Авель, Авель, где ты, Авель?

Пока айсКом составлял из собранных по всей Сети данных квазиразумный бот Авеля, Кэйн просмотрел новостную ленту за последние десять дней. Религиозные корпорации продолжали перекраивать мировые рынки сбыта. Исламские террористы запустили в стратосферу колонию энробов, уничтожающих озоновый слой. Ирландские террористы отправили на дно океана очередной британский спутник. Серая слизь, вырвавшаяся из подпольной лаборатории атеистов-сектантов в Майами месяц назад, добралась до Санкт-Петербурга, штат Флорида, США. И о хорошем. В Москве проходит IX Международный съезд нанотехов. В Иерусалиме на праздник Пасхи традиционно собираются паломники со всего мира...

− Это опять ты, Кэйн? − Волосы у Авеля белые как снег, библейские глаза прекрасны и печальны. − Чего ты хочешь?

− Убить тебя.

− Убить? − Боты не испытывают эмоций, они просто на это не способны. − Зачем?

− Чтобы спасти мир.

...спасти мир...

...мир...

Из транса его вывел стук в дверь.

Кэйн, не выключая айсКом, отпер дверь. На пороге стоял Микола с подносом в руках. На подносе − стакан с зеленоватой жидкостью.

− Ось, − сказал он, − спиртова настоянка на петрушци. Сам придумав. Пригощаю. − Микола увидел бот Авеля на виртуальном экране. − Ця людина... Здаеться, я його знаю.

− Он был здесь?

− Чотири дни тому. − В глазах хозяина закусочной мелькнула догадка. — Так ви його шукаете? То-то я дивлюся, не дуже-то ви на паломника схожи.

− Что он здесь делал?

− Народ баламутив. Пророк. У нас як раз базарний день був, никого и збирати не довелося − все тут. И що? Ми люди тихи, живемо непримитно. Сами никого не чипаемо и хочемо, щоб нас нихто не чипав. Так що пророки нам ни до чого.

− О чем он говорил?

− Про мир и благоденство на земли. Про святость простого життя и гриховность цивилизации. Його послухати, так ми тут вси святи. Життя наше простише никуди, а цивилизации ми и не нюхивали.

− Он ушел сразу?

− Так, не став затримуватися. Взяв води, сарану сушенои, от як ви, и пишов. Тильки сказав наостанок, що незабаром настане кинець свиту, и кожен, хто носить на соби печатку каинову, буде горити в пекли вогненнои, а хто живе в простоти, успадкуе землю.

− И как скоро это должно произойти?

− Цього вин не сказав. Ну що, спробуете настоянки?

Настойка была хороша, несмотря на то, что в нее была подмешана лошадиная доза барбитуратов.

Кэйн не отрываясь выпил ее до дна.

Энробы засуетились, блокируя действие наркотика.

Возвращая стакан, Кэйн деланно зевнул.

− Бажаете поспати? − с готовностью спросил Микола.

− Пожалуй, не помешает вздремнуть часок. Вот только айсКом уберу... − Язык у Кэйна заплетался, веки слипались.

Он собрал сумку, сделал вид, что хочет встать, − но тут же опрокинулся на спину и захрапел.

− Спокийного видпочинку, − сказал Микола и вышел, прикрыв дверь.

Кэйн лежал с закрытыми глазами, прислушиваясь к тому, что происходило в закусочной. Он был бодр и готов к любым неожиданностям. Хозяин с кем-то разговаривал, похоже, с сыном: ему отвечал тонкий детский голос.

− Да тильки ниде не затримуйся! − донеслось со двора.

Сорок дней назад Кэйн нашел подпольную лабораторию Авеля. Сам Авель ушел, но оставил послание: «Не пытайся остановить меня, брат. Все кончено. Скоро я выпущу своих маленьких друзей − и мир очистится от скверны. Только те, в чьих жилах течет кровь, выживут. Это не угроза, брат, это предупреждение».

Со двора донесся рев мотоциклов, послышался властный мужской голос:

− Где он?

− Спить. Я дав йому снодийне. Тильки не вбивайте його тут, Хирург. Ви ж знаете, ми люди мирни...

− Посмотрим, − нетерпеливо перебил его мужчина. − Показывай, где он.

Кэйн глянул на бешенно стрекочущий счетчик Ньюмана, уровень энробной активности подскочил до трехсот единиц. Еще не критично, но очень близко. Кожа по всему телу нестерпимо чесалась. Не удивительно, учитывая, с какой скоростью перестраивались в ней молекулы, готовясь к защите.

Дверь распахнулась, и Кэйн увидел габаритного мужчину в белом халате. Под халатом − динамическая броня бойца спецназа: костюм из полиуретановых нановолокон с покрытием из энергопоглощающих жидкокристаллических полимеров. В сущности, вчерашний день. В руке у Хирурга нанопарализатор. А вот это уже хуже.

Кэйн, не меняя позы, пнул Хирурга левой ногой по кисти, не защищенной костюмом. Кости хрустнули, ломаясь, парализатор ударился о стену, отскочил и упал на тахту. Револьвер в руке Кэйна трижды плюнул свинцом. Полимеры смягчили удар, но не смогли полностью погасить кинетическую энергию пуль, и Хирурга отбросило назад.

А в дверной проем лезли еще две гориллы в белых халатах, но нанопарализатор был уже у Кэйна. Кэйн вдавил гашетку − и почувствовал, как немеет сначала кисть, потом плечо, шея... С запозданием он сообразил, что парализатор настроен исключительно на владельца. За пару секунд Кэйн потерял контроль над энробами и стал беспомощен как младенец.

Его скрутили, отобрали оружие, вывели на заплетающихся ногах под палящее солнце. Хирург стоял перед ним, держа правую руку на весу, а левой потирая грудь. Халат прожжен в трех местах.

− Ты кто, пришлый? − спросил Хирург.

Зрачки расширены, наверняка он под наркотой. Потому и боли не чувствует.

− Кэйн, − с трудом шевеля замороженной челюстью, ответил Кэйн. − Я тебя не трогал.

− Ты вторгся на мою территорию и оказал сопротивление мне и моим людям. Да ты преступник, Кэйн.

Кэйн упрямо мотнул головой.

− Я шел по своим делам и никому не мешал. Вы первые на меня напали.

− Мы еще потолкуем об этом. Ты ищешь паломника по имени Авель. Зачем?

− Это мое дело и его.

Хирург скривился.

− Да ты еще и грубиян, Кэйн. Что в компьютере?

− Игрушки.

− Я погляжу, ты очень умный.

− Лучше быть умным и здоровым, чем глупым и больным.

Хирург потерял терпение.

− Ладно, парни, кидайте его в прицеп. Дома потолкуем.

Кэйна кинули в ржавый кузов грузового мотоцикла, следом полетела сумка. Взревели моторы − и кавалькада мотоциклистов снялась с места.

Микола провожал их взглядом, стоя на пороге закусочной и качая головой.

Место, куда привезли Кэйна, − это был заброшенный машиностроительный завод. В дороге Кэйна растрясло, чувствительность постепенно возвращалась. Оглушенные энробы оживали, пытались самоорганизоваться. Пока это у них плохо получалось, но пройдет срок...

− Тащите в операционную, − распорядился Хирург. − Посмотрим, что у него внутри. Да пошевеливайтесь, он почти очухался.

Кэйна поволокли, держа за подмышки, через огромный пустой цех, его резиновые ноги скребли цементный пол. Поскрипывали экзоскелеты горилл. Кэйна втащили на второй этаж, там − по коридору и в белую комнату. Кэйн усмехнулся. Наверняка это был предмет тайной гордости Хирурга. Операционная кровать − суперсовременный крейсер в миниатюре, над кроватью − нанохирургический комплекс.

Кэйна бросили на кровать, пристегнули ноги и руки ремнями. Оставили одного.

Дверь открылась, вошел Хирург.

− Что ты собираешься делать? − спросил Кэйн, настороженно следя за ним.

− Хочу заглянуть тебе в душу, Кэйн. Понять, как она работает.

− Что это тебе даст?

− Новое знание, новую силу. − Хирург сунул искалеченную руку в нанохирургический комплекс, включил питание. − Боишься меня?

Аппарат негромко гудел. Мигал сиреневый свет.

− Просто знаю таких, как ты, − сказал Кэйн. − Повидал за двадцать лет. Акулы. Собираете вокруг себя стаю приспешников и терроризируете рыбешку поменьше да послабее. А попадись вам кто позубастей... И никакой ты не хирург. Хирург отсекает опухоль, а ты − здоровые члены. Ты обыкновенный мясник.

Кэйн тянул время. Энробы в его организме восстановились уже на пятьдесят процентов.

− Хватит, − оборвал его Хирург, вытаскивая реконструированную руку и шевеля пальцами, − ты слишком много болтаешь. Приступим к операции.

Кэйн напрягся, готовясь порвать ремни.

− Кстати, − сказал вдруг Хирург, − пока ты не потерял память. Зачем, говоришь, тебе Авель? Можешь не отвечать − все равно узнаю, когда выпотрошу тебя. Обожаю выковыривать из пришлых всякие наноштучки.

Кэйн почти не слушал его − бросил все ресурсы на то, чтобы взять под контроль нанохирургический комплекс. Его энробы восстановились на шестьдесят процентов, он легко мог уйти, но ему захотелось поиграть с Хирургом.

− Зачем мне Авель? Я скажу тебе. Собираюсь его убить.

− Убить?! Этого безобидного пророка из секты скотоводов? Я узнавал о нем. Он не причинил никому никакого вреда. Бродит по миру и мелет языком. С него даже взять нечего, кроме праведности. А это неходовой товар.

− А что ты скажешь, когда узнаешь, что он собирается уничтожить мир?

− Брось, Кэйн, он безобиден как ягненок.

− Ягненок, зараженный вирусом, может погубить всю отару. Он может устроить конец света.

− Ты бредишь, Кэйн.

− Когда двадцать лет назад религиозные корпорации обменялись ядерными ударами, две трети человечества вымерло от радиации, не успев сообразить, что происходит. Мы выжили только потому, что стали нанотехами. Авель и его друзья ратуют за возвращение в прошлое, каким оно было до нанореволюции. Но это невозможно. Если они преуспеют − всему конец.

− Погоди, что-то я не пойму, о чем ты. Вера запрещает пастухам пользоваться нанотехнологиями. А в силу молитвы я не верю. Чем они опасны?

− Авель − носитель энроба-самоубийцы. Подпольная разработка. Заразив другие энробы, он вызовет эпидемию энробных самоубийств. Стоит Авелю добраться до мегаполиса и активировать вирус − всему конец.

− Нанотехи найдут противоядие.

− На это уйдет несколько месяцев.

− Что с того? Один мегаполис вымрет − останутся другие. И вообще, Кэйн, по мне, чем хуже, тем лучше. Это мой мир. И он мне нравится. Я в нем хозяин и бог. Мне не нужен твой высокотехнологичный мир, в котором нет голода и болезней. Мне не нужен пасторальный мир, где живут в простоте и всем довольны. Меня устраивает то, что есть. И подите все к черту!

− Мир меняется, − сказал Кэйн, − хочешь ты этого или нет. И я не хочу, чтобы он менялся в сторону упрощения. А Авель хочет. У него благие намерения, и мне будет больно его убивать. Но другого выхода нет. Конец моего мира − это конец и твоего, Хирург.

− В твоих словах, пришлый, есть одна большая брешь. Ты забыл, где мы. Это Край Мира, Святые Земли. На тысячу километров вокруг ни одного мегаполиса. Если все так, как ты говоришь, что Авелю здесь понадобилось?

− Иерусалим, − сказал Кэйн. − Он идет в Иерусалим.

Энробы восстановились, нанохирургический комплекс был взят под контроль. Кэйн легко, как паутину, порвал ремни и встал.

− Не пытайся меня остановить, Хирург. Твоя игрушка подчиняется мне. − Он шевельнул рукой, и нанохирургический комплекс послушно развернулся к Хирургу. − Ты знаешь, что это − удаление энробной системы без наркоза. Боль, адская боль. А потом ты навсегда останешься калекой. Ты ведь не хочешь, чтобы я проделал это с тобой.

Хирург засмеялся.

− Тебе все-таки удалось меня провести. Но далеко ты не уйдешь. Я знаю все про адскую боль − и я готов рискнуть. Зато потом, когда ты попадешь в лапы моих ребят, ох уж я и потешусь!

Полиуретановый костюм на нем уплотнился за счет наночастиц, наполз на лицо и руки.

− Но я не буду мешать тебе, Кэйн. − Голос у Хирурга тоже изменился, стал лязгающим. − Мне плевать на тебя и на твою миссию. Но мне не плевать на себя. А мое благополучие зависит от того, кто из вас одержит верх. Вот почему я не только не буду мешать тебе, но и помогу. Дам любое оружие, какое попросишь.

− Верни револьвер.

Хирург кивнул, пошарил в кармане халата, протянул Кэйну оружие.

− Прощай, − сказал Кэйн и вышел.

Гориллы, охранявшие коридор, расступились, и Кэйн беспрепятственно спустился вниз. Ступил под палящее солнце. Пока он стоял, щурясь и обдумывая дальнейшие действия, сзади послышались торопливые шаги.

− Убейте его! − крикнул Хирург. − Не дайте ему уйти. Он сумасшедший!

Кэйн бросил тело в сторону, сделал кувырок, вскочил на ноги и прыгнул в седло мотоцикла. Вдогонку хлопали выстрелы, но он был уже далеко.

Через сто километров бензин в баке закончился, и Кэйн бросил мотоцикл в пустыне. Подхватил сумку и дальше пошел пешком. Впереди виднелись горы.

Кэйн шел быстро. Его организм работал в режиме нон-стоп. Насыщенные энробами мышцы не знали усталости, а мозг, усиленно снабжаемый энергией и кислородом, не нуждался во сне. Кэйн шел день и ночь, не останавливаясь даже для того, чтобы поесть.

На шестые сутки он настиг Авеля.

Авель шагал по заброшенному, полуразрушенному шоссе. Он шагал легко и пружинисто, как будто не было за спиной долгого, беспрерывного перехода. Праведный Авель, угодный Богу. Белые волосы покачивались в такт шагам.

Не останавливаясь, Кэйн расстегнул кобуру и достал револьвер.

Вот он, пророк, святой, чистая душа, не знающая сомнений. Конец настоящего и начало будущего. Какое будущее за тобой, Авель?

Кэйн прибавил шагу, поднял револьвер и на ходу прицелился.

Нет за тобой никакого будущего, Авель. Только прошлое. А в прошлое, каким бы хорошим оно ни было, не вернуться, как не войти дважды в одну реку.

Расстояние между ними сокращалось. Господи, дай мне уверенности в своей правоте! Утверди меня на моем пути. Не дай совершить непоправимое.

Кэйн взвел курок.