Невидимые жнецы. Эпидемии в истории

«Черная смерть»: светская власть, феминизм и права крестьян

В европейских городах повсюду лежат трупы, бегают крысы, а запах помоев и нечистот такой сильный, что находиться на улице невозможно. Это «черная смерть» – так называют пандемию бубонной чумы, которая настигла Европу в XIV веке. Ее жертвами стали от 30 до 50 % населения континента, это примерно 15–30 млн человек. После первых вспышек инфекции люди начали обращаться к Богу: верующие считали чуму наказанием свыше, искали ей объяснение в Библии и устраивали религиозные обряды в попытках прекратить заболевание. Например, стало популярно движение флагеллантов – массовые шествия с самобичеванием в целях покаяния и исцеления. Появилась секта «бьянки» – люди в белых одеждах ходили по улицам, моля «о милосердии и мире». Чума породила множество суеверий и домыслов: европейцы носили амулеты, мешочки с жидким серебром или мышьяком, и даже церковь поддерживала языческие обряды – священники предлагали опоясать город нитью, которая потом будет сожжена на алтаре как фитиль свечи. Но люди продолжали гибнуть, больные теряли веру, и католическая церковь, долгое время бывшая самым мощным институтом в Европе, оказалась бессильной и дискредитированной.

Вскоре в городах появились специальные комиссии для решения «чумного вопроса». С улиц начали убирать трупы. В городах объявляли карантины – принудительно закрывали таверны, лавки и бордели. У бочек с вином выбивали днища, выливая содержимое. Власти запретили азартные игры, производство игральных костей и любые контакты между людьми старались ограничить до минимума. С переменным успехом Европе удалось снизить рост эпидемии – правительство показало себя лучше, чем церковь, и его влияние выросло.

Чума имела и экономические последствия. Возросла ценность труда – у предприятий не осталось рабочих, и они принимали всех желающих. От этого выиграли женщины: после «черной смерти» количество девичьих или смешанных цехов увеличилось, и женщины могли найти хорошо оплачиваемую работу.

Повезло и крестьянам – уже начавшаяся отмена крепостного права в Западной Европе после эпидемии только усилила темп реформы. От погибших крестьян осталось много земли, ее начали занимать, и постепенно сельское хозяйство и торговля возобновились.

В живописи «черная смерть» породила новые сюжеты («Пляски Смерти», «Триумф Смерти», «Смерть, играющая в шахматы»). Чумные доктора стали прототипами соответствующего персонажа в итальянской комедии дель арте и знаменитой венецианской маски, напоминающей маску врача.

Казалось бы, Средневековье давно позади, но чума встречается и в наши дни – в апреле 2019 года стало известно о новом случае. В Монголии 38-летний мужчина охотился на сурков и вместе с беременной женой съел свою добычу – вскоре супруги скончались. Грызуны остаются переносчиками чумы до сих пор. Но, если заметить симптомы заражения вовремя, чума успешно лечится антибактериальными препаратами и поддерживающей терапией.

Вакцина против чумы существует – впервые ее создал эпидемиолог Владимир Хавкин в начале XX века из «убитых температурой» чумных палочек. А «живая» вакцина появилась в 1934 году благодаря бактериологу Магдалине Покровской – она же протестировала ее на себе. Сегодня ВОЗ не рекомендует делать прививку людям, не находящимся в группе риска. Самыми эндемичными странами в мире считаются Демократическая республика Конго, Мадагаскар и Перу.

Туберкулез: красота требует жертв

Середина XIX века, идеал женщины – слабая, почти безжизненная девушка на грани обморока. Для бледности лица дамы едят толченый мел, пьют уксус и лимонный сок, а для очаровательных кругов под глазами специально подолгу не спят. Чтобы подчеркнуть болезненную худобу, носят объемные юбки и затягивают корсеты, а в глаза капают сок белладонны – для блеска.

Странную моду породила чахотка (одно из устаревших названий туберкулеза, хотя чахотку тогда определяли шире). Симптомы смертельной болезни и ее внешняя «привлекательность» приводили людей в восторг. Бытовало даже мнение, что туберкулез усиливает сексуальное желание, он считался «болезнью крайностей и контрастов». Сейчас известно, что туберкулез передается воздушно-капельным путем, но старая медицинская практика утверждала, что чахотку вызывают душевные страсти, излишняя мечтательность и переживания, а потому и заразиться ею нельзя.

Женщины с начальной стадией заболевания становились музами художников, поэтов и писателей. А те с помощью своих произведений только укрепляли стереотип о «безупречной красоте» туберкулеза. Болезнь превратилась в романтический диагноз. Моду на нее укрепил и знаменитый писатель Джордж Гордон Байрон, мечтавший умереть от чахотки. Романтики заражали ею своих персонажей, чтобы подчеркнуть их отрешенность от мира и «тонкость души». От чахотки страдают персонажи Чехова, Лермонтова, Герцена, Тургенева, Бальзака, Моэма, Гюго.

Ближе к концу XIX века оказалось, что чахоткой чаще болеют не молодые аристократы, а заключенные и работники фабрик. Женщин работать на заводы не брали, поэтому туберкулез уже считался болезнью мужской и «промышленной». В 1880–1890-х годах каждый десятый житель города умирал из-за осложнений туберкулеза, а в Петербурге смертность от него была в пять раз выше, чем от тифа.   

Медицина того времени мало знала о туберкулезе, а чахоткой называли любое заболевание легких и дыхательных путей. Ситуацию изменил немецкий микробиолог Роберт Кох, в течение 17 лет пытавшийся найти возбудителя туберкулеза. По утрам он приходил в больницу и собирал данные для исследования: небольшое количество мокроты и крови больных. В 1882 году он нашел возбудителя инфекции – бациллу назвали «туберкулезной палочкой», или «палочкой Коха». Кох продолжил исследования и спустя восемь лет выделил жидкость, содержащую вещества, вырабатываемые туберкулезной палочкой в процессе ее жизнедеятельности, – туберкулин. Выяснилось, что с его помощью можно диагностировать туберкулез на ранних стадиях.

Британский художник Ричард Купер изображал болезни в виде демонов. Таким он представлял туберкулёз, 1912 г. Фото: i.imgur.com

С открытием бациллы Коха появилась фтизиатрия – раздел медицины, изучающий туберкулез. Прорыв Коха повлиял и на моду – ушли корсеты, ухудшающие вентиляцию легких, длинные женские юбки, а также мужские густые бороды и усы – рассадник туберкулезных палочек, остающихся в волосах после кашля. В 1897 году бостонский доктор Фрэнсис Уильямс заметил палочку в легких под рентгеновскими лучами – так распространение получили рентгенография и флюорографические обследования населения. Теперь туберкулез диагностируется на ранних стадиях и успешно лечится с помощью курса противомикробных препаратов под наблюдением врача – по данным ВОЗ, в период с 2000 по 2017 год терапия спасла около 54 млн человек.

Холера: перекрываем воду, открываем эпидемиологию

В лондонском районе Сохо за две недели умерли 500 человек, а еще больше в ужасе уехали оттуда. У жителей массово начинались рвота, диарея, обезвоживание, наступали гиповолемический шок и скорая смерть. Никто не понимал, почему катастрофа настигла только одну улицу – Брод-стрит (ныне – Бродвик-стрит). Верующие винили во всем злых духов, а остальные – «заразительные миазмы» в воздухе.

Это случилось в 1854 году, задолго до того, как Сохо стал торгово-развлекательным кварталом со сверкающими неоновыми вывесками и барами. В середине XIX века здесь жили иммигранты и процветали публичные дома. Спасти умирающих британцев смог английский врач Джон Сноу, давно изучающий похожие вспышки заболеваний. Он заметил у больных симптомы отравления: диарею и боль в животе. При «миазмах» из воздуха удар пришелся бы на легкие, зараженный испытывал бы головную боль, лихорадку и озноб.

Джон Сноу составил карту распространения заболевания и вычислил источник: вокруг водоразборной колонки, которой пользовалась вся Брод-стрит, были самые сильные очаги инфекции. Сноу не смог изучить воду в лаборатории, зато сумел заставить местную администрацию снять с колонки рукоять насоса и прекратить подачу воды. Эпидемия стихла, однако Сноу не считал это своей заслугой: «Нет сомнения, что смертность значительно сократилась благодаря бегству населения, случившемуся после вспышки; число смертей пошло на убыль еще до того, как подача воды была прекращена», – писал он в своей работе «Распространение холеры».

Открытия Джона Сноу долго не признавались медицинским сообществом. Только в конце XIX века, когда стала развиваться бактериальная теория, его труды оценили. Сегодня его считают основоположником эпидемиологии как отдельной отрасли медицины. Его расследование и составленные им эпидемиологические карты повлияли на историю общественного здравоохранения и медицинскую географию – медики больше узнали о том, как распространяются эпидемии, а «теория миазмов» была окончательно признана ненаучной.

На сегодняшний день холера лечится довольно легко: есть три вакцины, прошедшие квалификацию ВОЗ, снимающие симптомы антибиотики и растворы для регидрации (восполнения жидкости в организме). В целом при своевременном лечении прогноз благоприятный – инфицированный встает на ноги в течение месяца.

Оспа: постоянный спутник человечества

Черными пятнами и гнойной сыпью люди покрывались и в Китае, и во Франции – оспа не пожалела никого. Появившись в Азии в IV веке, к XV она перекочевала в Европу, а оттуда и в Америку. Сколько жизней унесла оспа, проверить невозможно – их число переваливает за несколько сотен миллионов.

Каждый народ боролся с болезнью по-своему. Корейцы пытались задобрить духа, которого называли «уважаемый гость оспа», принося ему в жертву еду и вино. Индийцы верили в богиню Мариатале, повелительницу оспы, которая, по легенде, поссорилась с отцом и бросила в него ожерелье со своей шеи. Бусины, дотронувшись до его тела, оставили следы, которые превратились во вздутые язвы. В Европе против оспы придумывали заклинания, молитвы, талисманы и предлагали одевать больных во все красное, чтобы «выманить оспу наружу». К XV веку оспа была настолько распространена, что у немцев даже появилась поговорка: «Von Pocken und Liebe bleiben nur Wenige frei» («Немногие избегнут оспы и любви»).

Изучая болезнь, лекари заметили, что она обходит стороной тех, кто работает со скотом – коровами и лошадьми. Доярки, конюхи, простые крестьяне заражались животной оспой и спокойно ее переносили, а «человеческая» на них уже не «цеплялась». Стало понятно, что человек, переживший один вид оспы, больше ею не заболеет. В Китае люди вкладывали себе в нос вату, смоченную гноем больного оспой. В Африке иглу с гнойной ниткой пропускали через кожу. В некоторых других странах с язв больных снимали корочки, растирали их и, как порошок, втирали в кожу или вдыхали через нос. Такие народные «прививки» не приносили успеха, зато в XVIII веке помогли английскому врачу Эдварду Дженнеру создать вакцину против оспы.

Эдуард Дженнер прививает восьмилетнего Джеймса Фото: diogenesii.wordpress.com

Он изучал вирус несколько лет и убедился, что, если аккуратно инфицировать человека «коровьей» оспой, можно предотвратить заражение «человеческой». И Дженнер решился на смелый эксперимент. В 1796 году он снял пробу с сыпи на руке крестьянки Сары, болевшей «коровьей» оспой, и втер ее в царапину на руке восьмилетнего мальчика Джеймса Финна. Ребенок почувствовал легкое недомогание и слабость, но быстро пришел в норму. Через полтора месяца Дженнер привил ему «человеческую» оспу, но болезнь не прижилась. Еще через пару месяцев Дженнер снова попытался заразить его оспой, но результат оказался тем же.

К исследованиям британца с осторожностью отнеслись и врачи, и духовенство. Вирус гулял по миру еще десятки лет, и только в 1967 году началась массовая вакцинация населения – прививки ставили в школах, в армии и на флоте, особенно в странах наибольшего распространения оспы – африканских и азиатских. Последний случай заражения черной оспой зафиксировали в 1977-м в Сомали, в городе Марка. В 1980 году ВОЗ официально признала оспу побежденной.