В двух шагах от Эдема

В 1933 году немецкий этнограф Лео Фробениус, автор весьма интересной теории «морфологии культуры», обнаружил на скалах в ливийской провинции Феццана изображения быков, слонов, страусов, львов и даже бегемотов. Древняя «картинная галерея» протянулась почти на 60 км по берегам так называемого вади, высохшего русла реки. Столь странная для центральной Сахары находка натолкнула Фробениуса на мысль о существовании некой працивилизации, названной им «африканской Атлантидой».

Оказывается, в период палеолита, то есть всего 10–12 тыс. лет назад, Сахара представляла собой степь-саванну, достаточно щедро поливаемую дождями. Среднегодовое количество осадков достигало 250–300 мм (сравнимо, например, с центральными областями Крыма, которые никак на пустыню не похожи) против нынешних 30–40 мм. Сегодня это сложно себе представить, но озеро Чад в ту пору по площади почти не уступало современному Каспию, а его глубины достигали 50 м! Губительные климатические изменения наступили с окончанием малого ледникового периода, около 5 тыс. лет назад, и продолжаются до сих пор: Сахара наступает на юг со скоростью 5 км в год.

Пустыня покоится на Сахарской плите, северо-западной части древней Африканской платформы. Она сложена из докембрийских кристаллических пород и отличается исключительной стабильностью на протяжении нескольких геологических эпох. Со времен палеозоя Сахарская плита остается единым монолитом, испытывающим периодические циклы поднятия-опускания. В кайнозойскую эру, правда, центральные районы плиты подверглись прогибу, образовав своеобразный колоссальный «таз» и попутно создав крупные бассейны Чад и Унианга.

И здесь возникает вопрос: а куда подевалась вода, поливавшая сахарскую степь на протяжении тысячелетий и не успевшая испариться? Очевидно, что она могла просачиваться сквозь толщу песчаника и достигать водоупорного кристаллического фундамента, сложенного из комплексов докебрийских суггария и фарузия (в их составе – гнейсы, мигматиты, слюдяные сланцы, базальты, андезиты и др., прерываемые так называемыми гранитными интрузиями).

Впрочем, до середины прошлого века гидрогеология северной Африки мало кого интересовала (исключение – французский гидролог Жюстен Саворнин, выдвинувший безумную гипотезу о существовании огромного подземного резервуара в районе непересыхающего озера Унианга-Кебир в Чаде). Великие державы рассматривали Сахару как досадную проплешину на мировой шахматной доске, а кочевые берберы и туареги приспособились к хроническому маловодью и менять что-то в своем образе жизни не хотели. Все изменила нефть!

24 декабря 1951 года Ливия стала первой арабской страной, получившей независимость по решению ООН, объединив под властью короля Идриса провинции Киренаику, Триполитанию и Феццан. Во многом это событие стало возможным благодаря активной поддержке США и Великобритании, немало помучившихся с «лисом пустыни» – фельдмаршалом Роммелем – в ходе северо-африканской кампании. Они же и стали основными внешнеполитическими партнерами новой страны, которой отчаянно были нужны собственные деньги.

И они нашлись! В 1959 году геологи компании Exxon, наследницы рокфеллеровской Standard Oil и будущей крупнейшей транснациональной корпорации ExxonMobil, обнаружили на южном берегу залива Большой Сирт крупные запасы легких малосернистых нефтей (чуть позже было открыто гигантское хранилище Серир с запасом свыше миллиарда тонн!). Вторая нефтеносная область, Хамра, была разведана в западной части страны вблизи границ с Алжиром и Тунисом. К 1965 году, всего лишь через четыре года после начала промышленной разработки нефтяных месторождений, Ливия вышла на шестое место в мире по экспорту нефти.

За какие-то десять лет экономика Ливии выросла в пять раз! Наступившее финансовое изобилие позволило начать масштабные инфраструктурные и социальные проекты. Больше двух тысяч километров дорог, строительство школ и больниц, создание сети светских высших учебных заведений превратили страну кочевников в современное динамичное государство с растущим как на дрожжах населением. Так, число жителей Триполи за десятилетие выросло в три раза!

И все эти годы геологи, нанятые нефтяными компаниями, усиленно искали нефть в остальных частях Ливии, полагая, что Сирт и Хамра – не единственные нефтеносные районы. Однако юг страны их надежд не оправдал: в районе оазисов Куфра, Морзук и Хамада на 500-метровой глубине вместо нефти геологи наткнулись на водоносные пласты. И, как показала дальнейшая разведка, речь шла о гигантском природном резервуаре ископаемой пресной воды объемом 35 тыс. км³, эквивалентной 200-летнему стоку Нила! Безумная идея французского гидролога, о которой упоминалось ранее, отчасти нашла подтверждение – им стал Нубийский водоносный слой (Nubian sandstone aquifer), также известный как «море Саворнина».

Однако нефтяных магнатов пресная вода, да еще в таком количестве, сильно разочаровала. Результаты разведок легли под сукно, и о них благополучно «забыли» на несколько десятилетий. В чем же причина такой «амнезии», ведь для Сахары вода – вопрос жизни и смерти? На ум невольно приходят конспирологические теории. Попробуем порассуждать. Итак, дано: динамичная страна, купающаяся в нефтедолларах и обладающая неплохими шансами в недалеком будущем обрести подлинный суверенитет. Прибавьте к этому немалый авторитет в ОПЕК (Организации стран-экспортеров нефти), позволяющий хотя бы косвенно, но доставить немало хлопот богатым западным «сагибам».

А что требуется? Держать ее под контролем, не позволяя марионеткам зажить собственной жизнью. Для этого есть много способов (например, вербовка агентов влияния, приручение будущих элит, насаждение западных «ценностей», размещение военных баз и т. д.), неоднократно апробированных во всех уголках планеты. Но все они требуют терпения, времени, денег и способности мыслить стратегически, десятилетиями, а не межвыборными интервалами. Да и нужно ли так церемониться со вчерашними бедуинами?

Пить нефть и питаться деньгами не может никто, ни кочевник, ни миллиардер. Пустыней владеет тот, у кого вода. Косвенным подтверждением такого гидрологического империализма стала политика Всемирного банка и МВФ. Эти организации, формально призванные финансировать разнообразные «прогрессорские» проекты, на деле проводят политику приватизации источников пресной воды, саботируя самостоятельные региональные водные проекты некоторых африканских стран. Среди них – попытки Египта построить сеть каналов, расширяющих зону поливного земледелия за пределы поймы Нила, масштабные программы ирригации в южном Судане (проект Jonglei Canal) и т. д. Больше того: есть обоснованные подозрения, что противодействие попыткам обретения водной независимости стало одной из причин политических катаклизмов, уничтоживших мир в Северной Африке и на Ближнем Востоке.

Однако вернемся в Ливию. Чем, если не «заговором молчания», можно объяснить появление такого проекта, как «Аквасеть пустыни» (Desert Aqua-Net Plan) ценой в 150 млрд? Детище японского строительного концерна Shimizu предполагало сооружение десятка искусственных озер диаметром 30 км и глубиной 20 м. Эти циклопические бассейны, «одетые» в бетонные «рубашки» двухметровой толщины и отстоящие друг от друга на 100–150 км, соединялись бы между собой цепью бетонных каналов. Изюминка заключалась в том, что озера наполнялись бы морской водой, опреснять которую должны были сотни локальных установок, питаемых от солнечных батарей.

Для уважаемой японской компании, в активе которой участие в строительстве таких статусных объектов, как токийский спортивный комплекс «Йойоги», аэропорты Ханэда (Токио) и Чанги (Сингапур), проект Desert Aqua-Net, – всего лишь информационный повод напомнить о себе. Shimizu вообще частенько потешает публику подобной «маниловщиной» (в терминологии фирмы – Dream Megaproject Concepts): подводный город, лунная база, космический отель… В реальности никто в орошение пустыни таких денег вкладывать не собирался, да и вряд ли соберется теперь.

Проекту «Леса Сахары» (The Sahara Forest Project), созданному командой экспертов из фирм Seawater Greenhouse Ltd., Exploration Architecture, Max Fordham Consulting Engineers и экологического фонда Bellona, мог бы позавидовать сам Остап Бендер! Оцените размах: строительство и поддержка инфраструктуры (ирригационное оборудование, опреснительные установки, солнечные электростанции, посадка засухоустойчивых лесополос, персонал и пр.) будут стоить более $1,5 трлн (!) ежегодно. Пока эко-идеалистам удалось очаровать только парочку богатых шейхов из Иордании и Катара и построить несколько высокотехнологичных огородов в ближневосточных пустынях, но ни о какой Сахаре, особенно в свете современной обстановки, речь не идет.

При всех своих недостатках полковник Каддафи прожектерством не страдал. Взяв курс на достижение подлинной независимости, лидер ливийской революции прекрасно понимал, что конечная цель западных проектов, кредитов и программ помощи совсем не альтруистическая. Развитая цивилизация западного толка от избытка гуманизма не страдает. К тому же, как потомственный бедуин, Каддафи знал истинную цену воде. Геологоразведка водоносных слоев по всей Сахаре стала задачей государственной важности с неограниченным финансированием. И результаты не заставили себя ждать!

Оказалось, что Нубийский водоносный слой занимает площадь более 2 млн км² в восточной части Сахары и включает в себя 11 природных резервуаров общим объемом… 150 тыс. км³ (именно километров, это не ошибка)! Для сравнения: в Байкале, крупнейшем пресноводном озере планеты, «всего» 23 тыс. км³; чуть меньше запасы всех Великих озер в Северной Америке, а всего в реках и озерах Земли, изрядно загрязненных, содержится чуть более 200 тыс. км³. Даже если предположить, что гидрологи были слишком оптимистичны и завысили оценки запасов Нубийского сокровища, то все равно речь идет о крупнейшем на планете хранилище реликтовой пресной воды, которого теоретически должно хватить на несколько столетий.

До середины 80-х Ливия импортировала опресненную воду по цене около $ 4 за кубометр (современному городскому жителю в сутки нужно 1,5–2 куба с учетом затрат на производство продуктов питания), при общем объеме водозабора более 4 км³ в год. Строительство собственной системы водоснабжения, в том числе и в рамках проекта Великой рукотворной реки, позволило Ливии полностью отказаться от импорта и снизить стоимость кубометра на порядок. 35–40 центов – это наш, российский, уровень цен на пресную воду, со всей нашей расточительностью, бесхозяйственностью и обилием рек и озер. Поинтересуйтесь, сколько платят за воду немцы или англичане.

Президент Уганды Йовери Мусевени как-то сказал: «…Каддафи умеет мыслить самостоятельно, ни на кого не оглядываясь, и это нередко приносит пользу и Ливии, и всей Африке, и всему третьему миру». А в современном мире независимых и самостоятельных ой как не любят!

Совсем не случайно одной из первых и важнейших целей стал завод, построенный канадской SNC-Lavalin, в городе Эль-Бурайка (ранее – Марса-эль-Брега), выпускавший трубы диаметром 4 м из предварительно напряженного железобетона. Они были необходимы как для прокладки новых водоводов, так и для ремонта уже существующих участков. Но теперь все в прошлом: грандиозная ирригационная сеть, сравнимая с амбициозным американским проектом NAWAPA (North American Water and Power Alliance – предусматривал переброску 120 км³ воды из рек Британской Колумбии и Аляски в огромное водохранилище в Скалистых горах и далее в Калифорнию, Юту и другие южные штаты), распалась на отдельные фрагменты, доживающие до первой аварии, последствия которой уже не устранить. Сахаре, получившей шанс превратиться в Эдемский сад, еще долго оставаться бесплодной, но зато предельно «демократизированной» пустыней.