Мышиный апокалипсис

     Ученый родился 11 мая 1917 года в Элктоне (штат Теннесси, США) и получил мировую известность благодаря опытам с сообществами грызунов: на примере крыс и мышей он исследовал плотность популяций и ее влияние на поведение. В 1943 году молодой Кэлхун защищал диссертацию по норвежским крысам, и его впервые посетила мысль о том, что опыты на грызунах моделируют поведение людей в случае перенаселения. Кэлхун придумал даже специальный термин – behavioural sink, который иногда переводят на русский язык как «поведенческая раковина», хотя сам ученый объяснял, что речь идет о «поведенческой клоаке», «логове порока». «Нездоровые коннотации термина не случайны», – сухо отмечал Джон в одном из интервью. Это понятие прочно вошло в лексикон социальных психологов как «феномен возрастания отклонений от норм поведения (например, отказ от всех социальных взаимодействий) среди биологических организмов, в том числе людей, при высокой плотности популяции, например в городе». Как раз этот социальный сбой и интересовал ученого больше всего.

Джону было 30 лет, когда в Университете города Балтимора (Мериленд, США) он провел первые самостоятельные эксперименты с серыми крысами.

Опыты в течение двух лет проходили в естественной среде обитания грызунов – под открытым небом, в загонах площадью 930 м². Казалось бы, в таком пространстве, при обилии пищи и отсутствии хищников можно жить и размножаться в свое удовольствие, но не тут-то было! Общая численность популяции крыс ни разу не превысила отметку в 200 особей, хотя Кэлхун подсчитал, что теоретически она могла достичь 5 тысяч. Получалось, что крысиный «социум» сам контролировал количество своих жителей.

Через 10 лет, в 1957–1960-х годах, Кэлхун продолжил свои эксперименты, но на этот раз он создал для крыс искусственные условия. Животных поместили в четыре сообщающихся отсека площадью 3 м² и высотой 1,5 м (первый и четвертый отсеки между собой сообщения не имели). Новым условием опыта стало удаление из крысиного социума подросшего молодняка, чтобы число крыс не превышало отметку в 80 особей; количество еды осталось неограниченным. Через некоторое время крысы разделились на несколько групп. В двух крайних отсеках образовались своеобразные «семьи» – гарем из 10 самок, доминантный самец и молодняк. В центральных отсеках собрались оставшиеся полсотни. Лишившиеся «социальных» ролей, заложенных природой, эти крысы демонстрировали различные формы отклонений в поведении: повышенную агрессивность, нападение на сородичей без причин, отсутствие стремления к рождению потомства и даже каннибализм – несмотря на обилие пищи.

В 1962 году Джон Кэлхун опубликовал работу «Плотность населения и социальная патология» в научно-популярном журнале Scientific American, изложив свое заключение: перенаселенность означала социальный крах и неминуемое вымирание. На откровения Кэлхуна тут же обратили внимание: как раз в это время в США прошла волна протестов послевоенной молодежи. Первое поколение, выросшее в государстве процветания, стало задумываться о том, как перенаселение может повлиять на общественные институты и на каждого человека. Биолог Пол Эрлих в 1968-м выпустил книгу «Демографическая бомба», предполагающую, что переполненный мир охватят войны за ресурсы. В 1972 году в отчете Комиссии по населению ООН было рекомендовано замедлить прирост населения или даже начать сокращение его численности.

В это же время на базе Национального института психического здоровья (NIMH) Кэлхун начинает свою самую значимую серию экспериментов, прогремевшую на весь мир под именем «Вселенная 25». Подопытными в нем стали белые мыши – они размножаются намного быстрее, чем крысы. Поскольку плотность населения на планете растет постепенно, то и во «Вселенную» сначала запустили всего четыре пары грызунов. Для них создали рай, в котором всего, кроме пространства, было в избытке: в проволочном загоне «…поддерживалась постоянная комфортная для мышей температура (+20 °C), присутствовали в изобилии еда и вода, созданы многочисленные гнезда для самок. Каждую неделю бак очищался и поддерживался в постоянной чистоте, были предприняты все необходимые меры безопасности: исключалось появление в баке хищников или возникновение массовых инфекций. Подопытные мыши были под постоянным контролем ветеринаров, состояние их здоровья постоянно отслеживалось».

Места должно было хватить на 4 тысячи мышей, а еды – почти на 10 тысяч. В этом промежутке – между 4 и 10 тысячами – Кэлхун и ожидал появления прогнозируемых им проблем. Но максимальная численность, которой достигла популяция при таких «сказочных» условиях, – всего 2200! К июню 1972 года, когда Кэлхун завершил эксперимент, в загоне оставалось 122 мыши, вышедших из репродуктивного возраста. Итог опыта был понятен.

Что же произошло? Почему идеальные условия для жизни не помогли сохранить созданный «рай»? В начале эксперимента численность популяции росла в геометрической прогрессии. Постепенно для всех ее представителей не стало хватать социальных ролей. Самцам все труднее становилось защищать свои территории, поэтому они практически сложили с себя эти полномочия. Самки «становились все более нервными, так как в результате роста пассивности среди самцов они становились менее защищенными от случайных атак. В итоге они стали проявлять агрессию. Однако агрессия парадоксальным образом не была направлена только на окружающих, не меньшая агрессивность проявлялась по отношению к своим детям. Часто самки убивали своих детенышей и перебирались в верхние гнезда, становились агрессивными отшельниками и отказывались от размножения. В результате рождаемость значительно упала, а смертность молодняка достигла значительных уровней».

Лишние самцы жестоко изгонялись из семей – таких легко было узнать по искусанным хвостам, выдранной шерсти и следам крови на теле. У изгнанников наблюдалось отклоняющееся поведение – апатия или чрезмерная агрессия, асексуальность или гомосексуализм.

Целую группу изгоев Кэлхун назвал «красавцами» (из-за отсутствия ран) – они не пытались строить гнезда, искать самок для размножения, а только ели, спали и чистили свою шерстку. Появление «красавцев» обычно было маркером наступления завершающей стадии эксперимента, когда гибель очередной Вселенной была уже неминуема. 

«Вселенная-25» была 25-й попыткой создать «мышиный рай». Все предыдущие эксперименты Кэлхуна заканчивались одинаково: на место неконтролируемой агрессии приходила апатия, а потом самоуничтожение.

Будучи человеком верующим, Кэлхун назвал итог своих экспериментов «мышиным апокалипсисом» и придумал понятие death squared – «смерть в квадрате». Ученый считал, что ключевая черта человека, его естественная судьба – жить в условиях давления, напряжения и постоянного решения творческих задач, которые ставит перед ним жизнь. В «красавцах» Кэлхун увидел многих современников, способных только к рутинным функциям для поддержания физиологической жизни. Бегство от напряжения, отказ от борьбы и преодоления он считал «первой смертью» или смертью духа, за которой неизбежно приходит вторая смерть – физиологическая смерть тела. И ученый не сомневался в том, что такая же модель возможна в человеческом обществе.

Мыши Кэлхуна стали нарицательным, как собаки Павлова и голуби Скиннера. На основе экспериментов с ними снимались фильмы, рисовались комиксы. Томас Вольф, Джон Браннер, Энтони Берджесс – это далеко не полный перечень писателей, ухвативших «мрачную» сторону исследований Джона Кэлхуна и положивших ее в основу своих произведений. Самое знаменитое среди них – «Заводной апельсин» Берджесса, пугающее повествование от лица молодого человека, который получает удовольствие, насилуя и убивая. Своеобразное размышление о сущности человеческой агрессии, не вызванной какими-либо объективными причинами, – как и в опытах ученого. В политической жизни эксперименты Кэлхуна тоже нашли отклик: их итоги рассматривали как доказательство неэффективности коммунальной жизни, краха социалистических методов и вырождения человека.

Однако сам Кэлхун не был настроен столь пессимистично и в ходе экспериментов понял, что у подопытных есть шанс выжить в любых условиях. В его «мышином раю» дольше всех держались грызуны общительные, хитрые, с творческим подходом к жизни.

И это не единственная «оптимистичная» сторона экспериментов Кэлхуна. Его опыты оказали влияние на дальнейшее исследование агрессии, на развитие социологии города и психологии в целом. А «Вселенная 25» стала основой для развития концепции проксемики Эдварда Холла, который изучал пространственную и временную знаковые системы, размеры личностного пространства.

Да, сам Джон Кэлхун с горькой иронией называл свои попытки создать рай для мышей утопией, но при этом его очень беспокоил пессимистичный резонанс, который вызвали его эксперименты. Сам он верил, что стремление к развитию может решить демографические проблемы, а главным человеческим инстинктом, как и основатель этологии Конрад Лоренц, считал импульс к творчеству.

Очень большие надежды Кэлхун возлагал на освоение космоса. После экспериментов, закончившихся гибелью мышиных популяций, ученый пытался создавать новые «вселенные», поддерживающие творческий потенциал и сводящие к минимуму последствия перенаселенности. Однако такого же отклика, как «мрачные» опыты, новые исследования не получили.