текст
Свой среди волков: ученый рассказал о жизни в волчьей стае
«Во время выхода на охоту, перед загоном, мы обменивались прицельным взглядом, глаза в глаза. И получалось, я подсознательно знал, что мне надо делать. Это звучит как сумасшествие: мы с волками «телепортировали» друг другу какие-то сигналы, чтобы объяснить, как следует действовать. Однако, когда я перекрывал дорогу оленю, я делал это именно тогда, когда это было нужно». Это не фрагмент приключенческого романа, а лишь эпизод из жизни известного ученого Ясона Бадридзе. Мы поговорили с ним и узнали, как устроена волчья стая, по каким законам она живет и как приняла человека в свою семью
Как нам признался сам Ясон Бадридзе, волки заинтересовали его еще в раннем детстве. Ему было всего четыре года, когда отец отвез его в Боржомское ущелье (каньон в долине реки Куры на Кавказе) послушать их пение. С этого случая началась любовь длиною в жизнь. Позже Ясон Бадридзе начал исследовать физиологию поведения животных, но в какой-то момент понял, что изучает механизмы того, смысл чего не знает. Осложняло ситуацию и отсутствие специальной литературы. В то время этология, наука о поведении животных, у нас не была в почете, а по факту – практически находилась в «черном списке». Многие выводы этологов противоречили советской идеологии, потому их работы были запрещены. Но все это не могло остановить рвение Ясона Бадридзе познать таинственную душу волков. А как лучше всего понять дикого зверя? Пожить в его шкуре. Так родилась идея присоединиться к волчьей семье.
– Ясон Константинович, как началась ваша жизнь в стае?
– Я некоторое время собирал информацию об одной волчьей семье, обитавшей в Боржомском ущелье. Ее должны были истребить. Тогда за волков премию выдавали 50 рублей – это был своего рода заработок. Мне очень долго пришлось убеждать егерей не соваться в этот район.
Выяснить волчьи тропы было нетрудно, на это ушло около недели. А вот приучить зверей к моему присутствию было сложнее, потребовалось примерно четыре месяца. Для начала я взял старые пеленки, поносил их на себе, чтобы они моим запахом пропитались, и после стал куски тряпок оставлять на тропах. У волков сильно развита неофобия – боязнь всего нового, но, с другой стороны, им необходимо это исследовать. Потому они первое время пеленки стороной обходили, постепенно расстояние сокращалось и сокращалось, в итоге они стали рвать тряпки. Я тогда начал в пеленки вкладывать кусочки мяса, и когда заметил, что звери его съедают, понял, это знак – они ко мне привыкли.
Настала, наконец, пора и лично познакомиться. Зная, что Нико и Манана (я всем членам стаи имена дал) – пара матерых (волки, достигшие полной зрелости – прим. авт.) – прошли по тропе к логову, я стал поджидать их обратно. И когда они возвращались, мы первый раз встретились. Самка просто издалека на меня взглянула, а самец подошел метров на пять, долго-долго смотрел мне в глаза, потом предупреждающе рявкнул, развернулся и спокойно ушел. Конечно, этот момент, пока он на меня смотрел, был жутко напряженный. Я же без оружия был. Вооруженный человек наглеет, подсознательно надеется на оружие, волки таких за версту чуют, ни о каком взаимном доверии в этом случае и речи быть не может.
– А пути отступления какие-нибудь продумывали?
– Куда? Не бежать же! Все равно догонит. Ну, один физически хорошо развитый человек сможет справиться с одним волком. Если, конечно, не перепугается и в панику не впадет. А убегать бессмысленно. Бегство от зверя всегда провоцирует преследование.
– Кроме Нико и Мананы, кто еще был в стае?
– Еще трое переярков (выросшие щенки прошлых лет – прим. авт.) – Гурам, Рухи, Ворчун. Сначала я думал, что волков пять, оказалось, шесть. Шестой – старик Нестор, он в охоте уже не участвовал. Поразительно, что остальные подкармливали немощного старика! Они ему или куски мяса приносили, или отрыгивали пищу (волки могут регулировать секрецию желудка; если мясо предназначается для другой взрослой особи, то оно не переваривается, а просто обволакивается бактерицидной слизью – прим. авт.). Этот факт развенчивал миф о том, что волки убивают слабых членов семьи. С Ворчуном мне, к сожалению, так и не удалось наладить внутреннего контакта, он никак не реагировал на мое присутствие. Он был довольно агрессивным, поэтому его потом вовсе изгнали из стаи.
Получается, старик вскоре умер, второго выгнали. Вообще эта группа была сравнительно малочисленная. В семье обычно семь – восемь особей. Раз в четыре года стая разделяется, потому что увеличивается количество членов группы за счет нового поколения. А, как оказалось, животные могут выносить определенное количество социальных контактов. Если число контактов превышает некий уровень, то в группе начинаются конфликты, в результате увеличивается социальная дистанция между индивидуумами. В конце концов низкоранговых особей выгоняют: в их число входят молодые, которые еще не способны к самостоятельной охоте на крупного зверя, и старики, которые уже не могут с этим справиться.
– Как же такая стая выживает?
– Это уже серьезная проблема. В большинстве своем погибают. Некоторые выходят к человеку, какая-то часть может присоединиться к другой семье, если там численность животных низка, то есть они не могут удовлетворить потребность в определенном количестве социальных контактов.
– А к вам в группу никто не приходил?
– Нет, потому что, видимо, в других стаях численность семей тоже не была высокой, волки же и в капканы попадали, и просто их отстреливали охотники. Проблема организации численности группы, хоть это и неправильно, решалась искусственно, потому не могли развиться естественные процессы.
– Почему же волки разрешили вам присоединиться к ним, ведь могли просто не нападать, но держаться в стороне, игнорировать?
– Дело в том, что, пока я был рядом, я оберегал их от егерей. Но, конечно, мне было трудно, очень трудно. Я был в постоянном напряжении, я жил среди волков, не знал, чего от них ждать, а из оружия при мне были только перочинный нож и топорик. Понимаешь, цель же моя была не в том, чтобы их приручить и просто сидеть смотреть. Важно было с ними ходить, узнать, как устроена их социальная система, как они охотятся, как они координируют свои действия во время охоты. В течение нескольких месяцев напряжение не спадало, но потом что-то случилось. Проснулась способность чувствовать присутствие другого, наподобие «третьего глаза». С этого момента стало легче, потому что не надо было постоянно контролировать, кто где находится. Сыграло не последнюю роль и то, что волчица была беременной, за несколько недель до родов и какое-то время после она не участвовала в охоте. Жизнь стаи, таким образом, сильно осложнилась. Пришлось мне отсутствие Мананы компенсировать. Во время охоты, когда волки начинали загонять оленя, я перекрывал тропинку, блокируя ему пути отступления. Я делал то, что делают звери, не привносил в охоту ничего человеческого. Получается, что мое присутствие стало для волков просто выгодным.
– Вам удалось занять свое место в стае?
– Нельзя было входить в их социальную систему. Они привыкли к моему присутствию рядом, а не к присутствию в стае, потому что в социальной системе необходимо обязательно иметь какой-то ранг, а он приобретается за счет агрессивных взаимодействий. Я решил быть наблюдателем со стороны на определенной дистанции. Дистанция была от пяти метров. Никакого физического контакта между нами никогда не было. Как-то, правда, матерый, пока я спал, меня пометил, значит, признал за своего.
– Я некоторое время собирал информацию об одной волчьей семье, обитавшей в Боржомском ущелье. Ее должны были истребить. Тогда за волков премию выдавали 50 рублей – это был своего рода заработок. Мне очень долго пришлось убеждать егерей не соваться в этот район.
Выяснить волчьи тропы было нетрудно, на это ушло около недели. А вот приучить зверей к моему присутствию было сложнее, потребовалось примерно четыре месяца. Для начала я взял старые пеленки, поносил их на себе, чтобы они моим запахом пропитались, и после стал куски тряпок оставлять на тропах. У волков сильно развита неофобия – боязнь всего нового, но, с другой стороны, им необходимо это исследовать. Потому они первое время пеленки стороной обходили, постепенно расстояние сокращалось и сокращалось, в итоге они стали рвать тряпки. Я тогда начал в пеленки вкладывать кусочки мяса, и когда заметил, что звери его съедают, понял, это знак – они ко мне привыкли.
Настала, наконец, пора и лично познакомиться. Зная, что Нико и Манана (я всем членам стаи имена дал) – пара матерых (волки, достигшие полной зрелости – прим. авт.) – прошли по тропе к логову, я стал поджидать их обратно. И когда они возвращались, мы первый раз встретились. Самка просто издалека на меня взглянула, а самец подошел метров на пять, долго-долго смотрел мне в глаза, потом предупреждающе рявкнул, развернулся и спокойно ушел. Конечно, этот момент, пока он на меня смотрел, был жутко напряженный. Я же без оружия был. Вооруженный человек наглеет, подсознательно надеется на оружие, волки таких за версту чуют, ни о каком взаимном доверии в этом случае и речи быть не может.
– А пути отступления какие-нибудь продумывали?
– Куда? Не бежать же! Все равно догонит. Ну, один физически хорошо развитый человек сможет справиться с одним волком. Если, конечно, не перепугается и в панику не впадет. А убегать бессмысленно. Бегство от зверя всегда провоцирует преследование.
– Кроме Нико и Мананы, кто еще был в стае?
– Еще трое переярков (выросшие щенки прошлых лет – прим. авт.) – Гурам, Рухи, Ворчун. Сначала я думал, что волков пять, оказалось, шесть. Шестой – старик Нестор, он в охоте уже не участвовал. Поразительно, что остальные подкармливали немощного старика! Они ему или куски мяса приносили, или отрыгивали пищу (волки могут регулировать секрецию желудка; если мясо предназначается для другой взрослой особи, то оно не переваривается, а просто обволакивается бактерицидной слизью – прим. авт.). Этот факт развенчивал миф о том, что волки убивают слабых членов семьи. С Ворчуном мне, к сожалению, так и не удалось наладить внутреннего контакта, он никак не реагировал на мое присутствие. Он был довольно агрессивным, поэтому его потом вовсе изгнали из стаи.
Получается, старик вскоре умер, второго выгнали. Вообще эта группа была сравнительно малочисленная. В семье обычно семь – восемь особей. Раз в четыре года стая разделяется, потому что увеличивается количество членов группы за счет нового поколения. А, как оказалось, животные могут выносить определенное количество социальных контактов. Если число контактов превышает некий уровень, то в группе начинаются конфликты, в результате увеличивается социальная дистанция между индивидуумами. В конце концов низкоранговых особей выгоняют: в их число входят молодые, которые еще не способны к самостоятельной охоте на крупного зверя, и старики, которые уже не могут с этим справиться.
– Как же такая стая выживает?
– Это уже серьезная проблема. В большинстве своем погибают. Некоторые выходят к человеку, какая-то часть может присоединиться к другой семье, если там численность животных низка, то есть они не могут удовлетворить потребность в определенном количестве социальных контактов.
– А к вам в группу никто не приходил?
– Нет, потому что, видимо, в других стаях численность семей тоже не была высокой, волки же и в капканы попадали, и просто их отстреливали охотники. Проблема организации численности группы, хоть это и неправильно, решалась искусственно, потому не могли развиться естественные процессы.
– Почему же волки разрешили вам присоединиться к ним, ведь могли просто не нападать, но держаться в стороне, игнорировать?
– Дело в том, что, пока я был рядом, я оберегал их от егерей. Но, конечно, мне было трудно, очень трудно. Я был в постоянном напряжении, я жил среди волков, не знал, чего от них ждать, а из оружия при мне были только перочинный нож и топорик. Понимаешь, цель же моя была не в том, чтобы их приручить и просто сидеть смотреть. Важно было с ними ходить, узнать, как устроена их социальная система, как они охотятся, как они координируют свои действия во время охоты. В течение нескольких месяцев напряжение не спадало, но потом что-то случилось. Проснулась способность чувствовать присутствие другого, наподобие «третьего глаза». С этого момента стало легче, потому что не надо было постоянно контролировать, кто где находится. Сыграло не последнюю роль и то, что волчица была беременной, за несколько недель до родов и какое-то время после она не участвовала в охоте. Жизнь стаи, таким образом, сильно осложнилась. Пришлось мне отсутствие Мананы компенсировать. Во время охоты, когда волки начинали загонять оленя, я перекрывал тропинку, блокируя ему пути отступления. Я делал то, что делают звери, не привносил в охоту ничего человеческого. Получается, что мое присутствие стало для волков просто выгодным.
– Вам удалось занять свое место в стае?
– Нельзя было входить в их социальную систему. Они привыкли к моему присутствию рядом, а не к присутствию в стае, потому что в социальной системе необходимо обязательно иметь какой-то ранг, а он приобретается за счет агрессивных взаимодействий. Я решил быть наблюдателем со стороны на определенной дистанции. Дистанция была от пяти метров. Никакого физического контакта между нами никогда не было. Как-то, правда, матерый, пока я спал, меня пометил, значит, признал за своего.
– Получается, они к вам относились как к представителю другого биологического вида?
– Да, безусловно, но, несмотря на это, когда меня надо было спасать, они меня спасли. Мы возвращались с неудачной охоты, а такие, стоит сказать, бывали часто. Мы около 11 часов пробегали, упустили двух оленей – ну, не получилось. Я еле ноги волочил, мы шли в направлении нашего постоянного места «жительства». Тут я заметил большой валун и решил на него присесть, а оказалось, что за ним отдыхал… медведь! И этот медведь встал на дыбы, я перепугался, представляешь, что со мной случилось?! Я закричал, судя по всему, я не помню. И пара матерых его атаковала. Это при том, что они в принципе избегают медведей, даже своих детей обучают, что это страшная опасность. Если учитывать такое альтруистическое поведение, то можно сказать, что они меня приняли, и это странно, приняли без какого-либо ранга. Были и другие случаи, например, когда я повредил ногу, мне Гурам отрыжку принес, то есть позаботился о больном… человеке!
– Вы отмечаете, что часто случались неудачные охоты. А чем вы питались? Голодали с волками?
– Питался в основном консервами, тушенкой, время от времени еду мне приносили егеря и складывали в тайнике. Понимаешь, взрослые волки могут голодать, скажем, неделю. При таких нагрузках (мне приходилось пробегать в день от 20 километров) организм человека просто бы не выдержал. После удачной охоты, особенно на крупного оленя, волки периодически отдавали мне куски мяса. Это, конечно, приятно меня удивило.
– Какие еще удивительные особенности удалось выведать «опытным путем»?
– Во-первых, всегда громко и много говорят о хищническом инстинкте. Оказалось, у волков его нет. У мелких лесных млекопитающих – есть, они могут ассоциировать потенциальную жертву с пищей, а у крупных этой ассоциации не существует. Если волк никогда в жизни не видел овцу, то он при первой встрече с ней попросту испугается. Он должен понять, его нужно обучить тому, что вот эта потенциальная жертва съедобна. А если этого не произойдет, тогда все инстинктивные элементы, которые могут в дальнейшем способствовать формированию хищнического поведения, гаснут.
Во-вторых, как оказалось, волки прогнозируют результат своих взаимодействий. Для того чтобы их спрогнозировать, необходимо построить план действий. В пяти-семимесячном возрасте уже полностью формируются лобные доли головного мозга, и возникает способность обобщать и использовать прошлый опыт – экстраполировать. Волки находят связи между элементами конкретной задачи и задач, решенных ранее. Самое главное, что эту способность надо развить. В природе волки постоянно работают, решают экстраполяционные задачи. А если зверя отделили от естественных условий существования, лишили возможности решать подобные задачи, он вырастет просто тупым.
Третье, я как раз об этом сейчас пишу, за счет чего вообще процесс мышления происходит. Оказывается, волки способны оперировать образами прошлого и будущего. Что такое образы прошлого – понятно. А вот что такое образы будущего? Дело в том, что волки могут создавать образы собственных действий и результатов этих действий.
И еще из удивительного: звери способны сосчитать от одного до семи и оперировать множествами, кратными семи. Эта способность у них возникает в районе четырех месяцев, потому что именно в этом возрасте волки начинают осваивать территорию и им приходится сталкиваться с множествами: два дерева, три дерева.
– Почему вы решили покинуть стаю?
– Все когда-нибудь кончается, надо было возвращаться на работу. Самое грустное, что через год была облава, 54 волка убили, в том числе и всю мою группу. После этого истребления тот район наполнился одичавшими собаками.
– Там волков вообще больше нет?
– Есть. Но довольно много гибридов волков и одичавших собак. Они серьезная проблема не только Грузии, но и Европы. Генетического страха перед человеком у одичавших собак и гибридов, как правило, нет, потому они намного опаснее, могут даже напасть. К тому же они очень вредны для дикой природы, подъедают абсолютно все. Гибриды и одичавшие собаки – это бич божий для природы. А провоцирует подобные вещи человек.
– Вы пытались наладить диалог между людьми и волками, выращивали волчат...
– Меня интересовала методика выращивания животных, которые потом способны самостоятельно жить в природе. Я тогда много глупостей наделал по неопытности, но в конце концов оказалось, что надо максимально имитировать естественные условия жизни. Например, выкармливание. Имеет значение даже скорость поступления молока. Если большая дырка в соске, достаточно двух – трех сосательных движений, чтобы наполнить желудок, а чувство насыщения еще не сформировано, волчонок продолжает сосать, так что формируется неправильная «доза» насыщения. Существовать в социальной системе с таким аппетитом практически невозможно, они же наедаются позже всех, поэтому, пока голодные, пытаются отобрать еду у других. Отсюда агрессия. Нормальную группу в природе такие особи создать не смогут. Во-вторых, надо формировать у волчат навыки охоты. Очень многое мне дало как раз наблюдение за дикими животными.
– Значит, вы были для щенков вожаком? Как же вы их потом выпускали?
– Я их долго приучал к перемене условий, в основном в поле с ними занимался. А дальше вырабатывал у них инстинкт избегания незнакомых людей и домашних животных. Я создал специальные радиоуправляемые ошейники: при приближении к незнакомому человеку (домашнему животному) пускался электрический разряд. Многолетние наблюдения (минимум четыре года за каждой группой) потом подтвердили, что волки усвоили мои уроки.
– Вы согласитесь с утверждением, что волка нельзя приручить?
– Да, безусловно, но, несмотря на это, когда меня надо было спасать, они меня спасли. Мы возвращались с неудачной охоты, а такие, стоит сказать, бывали часто. Мы около 11 часов пробегали, упустили двух оленей – ну, не получилось. Я еле ноги волочил, мы шли в направлении нашего постоянного места «жительства». Тут я заметил большой валун и решил на него присесть, а оказалось, что за ним отдыхал… медведь! И этот медведь встал на дыбы, я перепугался, представляешь, что со мной случилось?! Я закричал, судя по всему, я не помню. И пара матерых его атаковала. Это при том, что они в принципе избегают медведей, даже своих детей обучают, что это страшная опасность. Если учитывать такое альтруистическое поведение, то можно сказать, что они меня приняли, и это странно, приняли без какого-либо ранга. Были и другие случаи, например, когда я повредил ногу, мне Гурам отрыжку принес, то есть позаботился о больном… человеке!
– Вы отмечаете, что часто случались неудачные охоты. А чем вы питались? Голодали с волками?
– Питался в основном консервами, тушенкой, время от времени еду мне приносили егеря и складывали в тайнике. Понимаешь, взрослые волки могут голодать, скажем, неделю. При таких нагрузках (мне приходилось пробегать в день от 20 километров) организм человека просто бы не выдержал. После удачной охоты, особенно на крупного оленя, волки периодически отдавали мне куски мяса. Это, конечно, приятно меня удивило.
– Какие еще удивительные особенности удалось выведать «опытным путем»?
– Во-первых, всегда громко и много говорят о хищническом инстинкте. Оказалось, у волков его нет. У мелких лесных млекопитающих – есть, они могут ассоциировать потенциальную жертву с пищей, а у крупных этой ассоциации не существует. Если волк никогда в жизни не видел овцу, то он при первой встрече с ней попросту испугается. Он должен понять, его нужно обучить тому, что вот эта потенциальная жертва съедобна. А если этого не произойдет, тогда все инстинктивные элементы, которые могут в дальнейшем способствовать формированию хищнического поведения, гаснут.
Во-вторых, как оказалось, волки прогнозируют результат своих взаимодействий. Для того чтобы их спрогнозировать, необходимо построить план действий. В пяти-семимесячном возрасте уже полностью формируются лобные доли головного мозга, и возникает способность обобщать и использовать прошлый опыт – экстраполировать. Волки находят связи между элементами конкретной задачи и задач, решенных ранее. Самое главное, что эту способность надо развить. В природе волки постоянно работают, решают экстраполяционные задачи. А если зверя отделили от естественных условий существования, лишили возможности решать подобные задачи, он вырастет просто тупым.
Третье, я как раз об этом сейчас пишу, за счет чего вообще процесс мышления происходит. Оказывается, волки способны оперировать образами прошлого и будущего. Что такое образы прошлого – понятно. А вот что такое образы будущего? Дело в том, что волки могут создавать образы собственных действий и результатов этих действий.
И еще из удивительного: звери способны сосчитать от одного до семи и оперировать множествами, кратными семи. Эта способность у них возникает в районе четырех месяцев, потому что именно в этом возрасте волки начинают осваивать территорию и им приходится сталкиваться с множествами: два дерева, три дерева.
– Почему вы решили покинуть стаю?
– Все когда-нибудь кончается, надо было возвращаться на работу. Самое грустное, что через год была облава, 54 волка убили, в том числе и всю мою группу. После этого истребления тот район наполнился одичавшими собаками.
– Там волков вообще больше нет?
– Есть. Но довольно много гибридов волков и одичавших собак. Они серьезная проблема не только Грузии, но и Европы. Генетического страха перед человеком у одичавших собак и гибридов, как правило, нет, потому они намного опаснее, могут даже напасть. К тому же они очень вредны для дикой природы, подъедают абсолютно все. Гибриды и одичавшие собаки – это бич божий для природы. А провоцирует подобные вещи человек.
– Вы пытались наладить диалог между людьми и волками, выращивали волчат...
– Меня интересовала методика выращивания животных, которые потом способны самостоятельно жить в природе. Я тогда много глупостей наделал по неопытности, но в конце концов оказалось, что надо максимально имитировать естественные условия жизни. Например, выкармливание. Имеет значение даже скорость поступления молока. Если большая дырка в соске, достаточно двух – трех сосательных движений, чтобы наполнить желудок, а чувство насыщения еще не сформировано, волчонок продолжает сосать, так что формируется неправильная «доза» насыщения. Существовать в социальной системе с таким аппетитом практически невозможно, они же наедаются позже всех, поэтому, пока голодные, пытаются отобрать еду у других. Отсюда агрессия. Нормальную группу в природе такие особи создать не смогут. Во-вторых, надо формировать у волчат навыки охоты. Очень многое мне дало как раз наблюдение за дикими животными.
– Значит, вы были для щенков вожаком? Как же вы их потом выпускали?
– Я их долго приучал к перемене условий, в основном в поле с ними занимался. А дальше вырабатывал у них инстинкт избегания незнакомых людей и домашних животных. Я создал специальные радиоуправляемые ошейники: при приближении к незнакомому человеку (домашнему животному) пускался электрический разряд. Многолетние наблюдения (минимум четыре года за каждой группой) потом подтвердили, что волки усвоили мои уроки.
– Вы согласитесь с утверждением, что волка нельзя приручить?
– Вы знаете, если бы можно было волка дома держать, я бы собаку не завел. Считается, собаку легче дрессировать, но это не так. Волк гораздо быстрее поймет, чего от него хотят, и в неволе, когда он не может отобрать лакомство, уже через три дня будет выполнять любые команды. Но все, что контактирует с человеком, деградирует. К величайшему сожалению, есть у нас такая способность все портить вокруг себя. Так зачем травмировать зверя? Волк – это дикий зверь.
Личность
Светлана Селиванова
Машины и Механизмы
Всего 0 комментариев
Молодильные «яблоки». Как остановить старение
Всё в дыму (18+)
Полезные сети
Сделано по мерке: как развивалась индустрия моды
