Про волков и не только. Машина для убийства

Широко известно, что кошачьи долго бежать не могут. Гепард развивает огромную скорость, но на короткой дистанции, как спринтер. А волк, если продолжать эту параллель, – стайер, марафонец.

ВОЛКИ – ЭТО МАШИНЫ ДЛЯ УБИЙСТВА: можно сказать, ОПГ наших лесов. Они настоящие хулиганы, потому что хозяин леса – конечно, медведь. Но медведь зимой спит, и тогда в лесу безраздельно властвуют волки. Волк – это, если хотите, лесной спецназ. Расскажу историю об этом. 

У нас была замечательная собака – восточносибирская лайка, кобель Алтай. С тех самых пор не было у нас собаки такого уровня, так он был хорош. У него была великолепная психика: рослый и умный кобель, просто загляденье! Мы взяли его щенком, и жил он у нас в деревне, под надзором егеря. И вот как-то в декабре (Алтаю было десять месяцев) наш охотовед выпустил собак во двор – погулять перед сном, буквально на десять-пятнадцать минут. Вдруг слышит: рык, возня! Он схватил винтовку, выбегает – а после телевизора ему в темноте не очень хорошо видно, фонарей тогда у нас еще не было. И все-таки разглядел: замерли два волка и Алтай, который по неопытности еще не понимает, что имеет дело с профессиональными убийцами. Так вот, он стоит метрах в пятидесяти от крыльца, а напротив – волк. И рядом еще один. Секунда бы еще – и они бы его разорвали… Охотовед выстрелил поверх голов, и волки без спешки, понимая, что стреляют не по ним, ушли. Затем егерь осмотрел кобеля, видит – разрез в паху. А волки обычно так и атакуют: один сзади, другой за шею – и все, мгновенная смерть! На два куска разорвали, схватили и убежали с такой скоростью, что собаки их догнать не могут. 

Собаку повезли зашивать к ветеринару. Мы думали, что у него будет психологическая травма – страх перед волками, в лес не будет ходить. Но нет. Алтай так и не начал бояться волков. А волки все-таки пришли за ним вскоре. Они уже знали, где живет собачка. В феврале тот же самый охотовед поутру выпустил собак и пошел с ведром к колодцу, воды набрать. Возвращается и видит на снегу след волчицы, возле входа, а рядом – след Алтая. Бросает ведро, хватает винтовку – и бегом, по следу. По следам видно: волчица отвела Алтая метров на двести от дома, а сбоку – крупный след волка-кобеля. Волчица не стала давить пса около дома, а отвлекла его, пригласила к брачной игре. Понимала, что кобель побежит за ней. А в кустах сидел ее дружок: собачка прошла точку невозврата, волк-кобель режет угол – и все. Весной нашли клок шерсти Алтая… 

Вот поэтому мы охотимся на волков. Мы относимся к ним с уважением, это достойный противник – но это именно противник.

В ТУ ЗИМУ, о которой мне хочется рассказать, мы охотились у деревни Курба, это на юге нашего охотничьего хозяйства «Лембо». В ту зиму волки забрали в Курбе двадцать две собаки… При этом егеря наши считали, что волки не местные, а пришлые, из Вологодской области, где в то лето были большие лесные пожары и звери потеряли свои охотничьи угодья. А здесь – конкуренция: наши волки охраняют свои участки в лесу, поэтому пришлые вынуждены жаться к деревням. Ну, а у деревни самая легкая добыча – это собака. Да и обычно волки, родившиеся и обитающие вокруг деревни, стараются именно в этой деревне не хулиганить. Знают, что люди будут мстить. А вот посторонним волкам это безразлично. 

Оклад (окруженную флажками территорию. – Ред.) мы тогда сделали близко к деревне Курба, практически на въезде. Далее – мост через нашу речку Оять и затем уже оклад. Он был сделан вдоль реки, немного под углом к ней. Оклад небольшой: до километра в длину и метров четыреста в ширину. От него рукой подать до человеческого жилища, а там – дома, голоса, запахи, собаки… И когда мы приехали, я засомневался, что волков можно офлажить (окружить их предполагаемое местонахождение флажками. – Ред.) так близко от деревни. 

Мороз градусов семнадцать, ветра сильного не было. И, что важно, ночью шел снег – это хорошо, потому что на нем видны все свежие следы. На многоследице легко ошибиться: приходится пересчитывать, сколько вошло волков, сколько вышло, а это тяжелая и не всегда благодарная работа. Еще и катушку при этом с флажками тащишь на себе, как связист – катушку с проводами в войну… Причем шнур с флажками, который крепится на ветвях кустов и деревьев, должен быть на высоте двадцать-тридцать сантиметров от снега. Если выше – волк полезет под них. Кстати, характерная особенность: волк всегда пытается именно пролезть под флаги, а не перепрыгнуть их. Волк – дальтоник, флажки для него – посторонний предмет с незнакомым запахом, а это страшно, поэтому перепрыгивать их не велит инстинкт. Но также отмечено: чем ближе к деревне, тем флажки действуют хуже, тем больше шансов, что волки где-то пролезут под ними. Они, как правило, бегут вдоль флажков и ищут прореху, через которую можно ускользнуть, особенно если подраненный, особенно если будут поджимать. Мы это объясняем так: чем волк ближе к деревне, тем больше снижает свой порог чувствительности. Ведь когда он идет по деревне, там множество запахов – человека, собаки, оружия, трактора, его это уже не смущает. А вот флажки в глубине леса настраивают на осторожность: волк практически никогда не подходит к ним вплотную. Именно поэтому, пока волк сидит в окладе, этот оклад каждый день проверяют: если есть дырка – например, упала сверху кухта (скопление снега на ветвях после снегопада. – Ред.) или просто порвались и открепились флажки, волк уйдет именно через это место. 

ИТАК, МЫ ПРИЕХАЛИ спрашиваем у егерей, как и что. Они сообщают: волки в окладе, но утром прошли – свежего следа нет. По логике, по опыту мы пошли в дальний от речки и от деревни край оклада – решив, что волки (если они вообще есть внутри) не лягут прямо тут, у дороги и у деревни, а постараются уйти максимально далеко, в дальний диагональный край этого загона (при загонной охоте гонят зверей на стрелков. – Ред.). 

И вот с начала оклада, от машин, вдоль загона прошли три загонщика на расстоянии метров семьдесят-восемьдесят друг от друга. Прошли весь загон – и никто не шевельнулся: волки не вышли, свежего следа никто не заметил. Мы все расстроились, вернулись в машины, накатили по пятьдесят грамм крепкого для согрева… Егеря предложили обрезать. Обрезать – значит укоротить загон, изменить его конфигурацию. В данном случае загон разрезали посередине, практически пополам. В результате можно переставить стрелков и попробовать еще раз: вдруг мы ошиблись, и волки где-то там? Вдруг кто шевельнется? Хотя после первого раза и у меня, и у всех остальных были на этот счет сомнения. Вернулись на исходную позицию и дальнюю часть загона еще раз прошли. Ничего. Мороз усилился, мы вернулись к машинам и, расстроенные, поехали по другим делам, а егерям наказали: будете завтра снимать флажки – еще раз внимательно все посмотрите… 

В итоге назавтра выяснилось: волки там были! Целых трое! И были они не в дальней части загона, а в ближней. Лежали себе в овраге. Как только пошел снег, они сразу же легли и постарались не дать ни одного следа. Сделали они это умышленно. Загонщики не полезли вниз, в овраг, потому что кому охота лезть в снег по горло? И след волков, уже присыпанный свежевыпавшим снегом, пропустили. Прошли мимо них, тихо лежащих под поломанными елками, в буреломе. Крики, шум, флажки. Никто из них не шевельнулся! И заметьте, они выбрали самую нелогичную часть оклада – ближнюю, не дальнюю. Так и вышли они из загона ночью. Вот это – настоящий волк. 

Причем когда офлаживали, стая разбилась: волчица и еще два молодых волка оказались внутри флажков, в загоне. Дело в том, что стаю водит именно волчица, а максимально крупный, самый матерый кобель является силовой поддержкой ее женского интеллекта – и еще ее мужем, по совместительству. Если на охоте забирают сначала волчицу, то остальных можно нахрапом взять, поймать на ошибке. Живая волчица – это стая со штабом. Без волчицы штаб разбит, и бойцы будут просто бесцельно бегать. 

Так вот мы восстановили события той ночи, все было видно по следам. Пришел волк, тот кобель-муж, с остатком стаи. Он, видимо, с речки рявкал, а волчица шла в пятидесяти метрах от линии флажков, приближалась к ним, разворачивалась, отходила. И вот они двигались по разные стороны флажков, как по разные стороны баррикад: он подзывал ее, а она боялась пересечь флажки. И была в одном месте прореха – сдуло ветром флажки с ветки на снег. И вот там она и два других волка флажки перескочили. В таких случаях говорят: лучше бы вообще не офлаживать. Перескочив раз, волчица будет перескакивать их всегда. Все как у людей: если мы в жизни преодолели какой-то страх, то это уже больше не страх. Так и у них. И молодых она научила: они будут поступать в подобной ситуации точно так же.

ТАК ЖЕ, КСТАТИ, И С КАПКАНАМИ. Если волчица села в капкан и выжила – пусть даже отгрызла себе лапу, то, скорее всего, из ее выводка больше никто в капкан не попадется. Этот запах, запах капкана, она запомнит и научит, как не угодить туда. 

Между прочим, это отличительная черта волка: он практически не боится боли. Вот, например, рысь сядет одним пальчиком в маленький капкан на куницу – и будет сидеть, как лапушка. Боится боли. А волк свободу ценит превыше всего. Именно поэтому, когда мы ставим капканы на волка, никогда не крепим их жестко. Мы крепим их к бревну, это так называемый поволок. Его нужно закрепить за конец бревна, не за середину, и тогда у волка будет иллюзия того, что он уходит, – он будет тащить за собой это бревно. А ты по следу бревна его, безусловно, настигнешь. 

Если же прикрутить стальной трос к дереву, то как только волк упрется, он будет перегрызать себе лапу. Перегрызет, будет жить на трех лапах, и свои его, даже покалеченного, могут не тронуть. Почему – не знаем. Здесь сложные вещи уже начинаются – нужно проводить масштабные биологические исследования. Канадцы в этом здорово шагнули вперед, и на Аляске тоже. Там большей частью закрытые парки, заказники, где можно установить камеры, есть возможность жить с волками, наблюдать за ними. Это очень интересный мир – мир волчьей стаи. 

ИНТЕРЕСНО НАБЛЮДАТЬ, как волки окружают деревню. Это хорошо организованная группа. Если они планируют совершить набег на скот или собак, то действуют хладнокровно, не спеша и очень продуманно. Когда стая приходит к нам в деревню Сарозеро, то при северном ветре занимает позицию на Нестеровой горе, то есть с подветренной стороны. Там высоко, метров триста-четыреста. Оттуда они считывают все запахи и видят деревню внизу как на ладони, буквально сканируя ее. Они понимают, кто куда перемещается. Видят, где какие собаки живут, где сейчас находятся люди. Причем подойдут они к своей дневке (месту залегания), постаравшись не оставить ни следа. А атаковать будут с трех ночи до четырех, половины пятого, когда у человека самый крепкий сон.

ВОЛК ЧУВСТВУЕТ ЧЕЛОВЕКА. И с человеком старается жить на дистанции. Когда идет человек с ружьем, охотник, то у волка максимальная собранность, максимальная быстрота принятия решений. А когда просто пешеход, турист – волк даже головы не повернет. Он уже такого человека отсканировал, он уверен, что там нет запаха металла и нет, соответственно, оружия. В той же самой Курбе в ту зиму была курьезная ситуация. Хозяин слышит: на дворе возня. Он выбегает во двор в тапочках «ни шагу назад» и в майке-алкоголичке, в руках – швабра. А волк по двору тащит кобеля размером с ньюфаундленда. А за кобелем тащится будка! Потому что кобель на цепи, она прикреплена к будке, с цепи его не сорвать. Собака верещит, мужик кидает в волка поленом, тот и ухом не повел. Подтащил пса к забору, протащил к лазу внизу, тут из кустов выходит еще один волк, он тоже подхватил собаку, дерг! – отрывают будку с цепью от ошейника и исчезают с кобелем. Это считанные секунды, все как в кино. Вот так у человека на глазах волки забрали собаку…

Продолжение следует