Кутья, Щелкунчик и Женя Лукашин: традиции Нового года
Три Новых года
Вы когда-нибудь задавались вопросом, почему учебный год начинается 1 сентября? И зачем восточные народы празднуют новогодье в марте? Но ведь так когда-то было и у нас всех. Да-да, в культуре славянских народов существовало три календаря: гражданский, церковный и аграрный (он же – народный). И они не совпадали.
Во времена седой древности Новый год отмечали 1 марта, церковный – 1 сентября (и в 1348 году церковь «победила»: новогодье стали праздновать в день, когда современные дети идут в школу). А вот аграрный календарь по-прежнему опирался на смену времен года, и следующий из них, согласно ему, начинался примерно 25 декабря, в дни зимнего солнцеворота.
Магическое мироощущение наших предков воспринимало этот праздник как обновление, распад старого и встречу нового. Впрочем, это характерно для всех земледельческих культур в высоких широтах. В самом деле, если смотреть на природные процессы с точки зрения крестьянина, зима – это время, когда природа умирает, но она начинает уступать место весне именно в тот момент, когда дни становятся длиннее, то есть еще в декабре, а вовсе не 1 марта.
Впрочем, у аграриев весь год как праздник: то весеннего равноденствия, то времени сеять, то собирать урожай. «Предзимние» обряды у славян как раз и были приурочены к языческому празднику урожая, который проводился с размахом с 1 по 14 октября. Позже с этим временем «совпал» Покров Святой Богородицы.
В статье «Телец, Овен и Дуль-Куг» мы уже рассказывали нашим читателям об одной из версий, почему так произошло.
По мнению известного востоковеда-шумеролога Владимира Емельянова, эта традиция уходит корнями аж к шумерской, которая связывала праздник урожая с богиней плодородия Инанной. Позже, у греков, она «переформатировалась» в Деметру, у римлян – в Диану, у славян – в Матерь Сырую Землю, а затем праздник был приурочен к Успению Богородицы. В гороскопе, который, по крайней мере частично, появился из календаря шумерского города Ниппура, эти женские образы, символизирующие плодородие, «превратился» в Деву.
Но вернемся к нашим славянам. Зимние обряды проходили в несколько этапов. Первый, как помним, начинался в октябре. А второй – как раз в дни зимнего солнцестояния и Святок, еще позже – Рождества и, наконец, Масленицы. Такие празднования, если верить этнографическим данным, в обязательном порядке сопровождались обильной трапезой. Прежде всего, это были кутья и блины – традиционная ритуальная пища славян. А вот в канун Нового года нужно было поесть максимально сытно и плотно. Поэтому в меню входили в первую очередь жирные блюда – мясо (особенно свинина) и колбасы.
Так что, когда будете за новогодним столом поглощать такой недиетический салат оливье, заедая его мясом по-французски, и в очередной раз задавать себе сакраментальный вопрос – зачем, оправдайте себя тем, что в вас говорит зов предков. А еще вспомните тотальный дефицит эпохи СССР, который только укреплял эту традицию – наесться за весь год.
Магия первого дня
Смерть природы в период зимнего солнцеворота, согласно народным верованиям, – время, когда на земле воцаряется хаос, и силы зла то и дело норовят вылезти на свет божий. Их символизировали ряженые (а сегодня, вероятно, карнавальные костюмы и маски). «Ряженые и представляли собой такого беса “во плоти”, действуя в его обличье и от его имени. Рядились в рваную одежду, закрывали лицо так, чтобы не быть узнанными; обычными святочными масками были ряженые “старики” и “старухи”», – пишет в своей книге «История современной новогодней традиции» филолог и фольклорист Светлана Адоньева.
В Европе верили, что до этой «точки невозврата» нужно непременно завершить все свои дела и раздать долги (а в Италии, как известно, в канун Нового года даже принято избавляться от старой мебели, которую торжественно выбрасывают в окно). Славяне тоже считали, что в новый год нужно вступить «очищенным» от старого. В буквальном смысле. Наши прадеды приносили в этот день ключевую воду и умывались.
Кто знает, может, невероятный успех кинофильма «Ирония судьбы, или С легким паром!» как раз и обусловлен архаичной «памятью» о тех далеких временах – он ведь так удачно накладывается на нашу древнюю традицию. Наш мозг как бы говорит: вот Женя Лукашин помылся в бане и сразу встретил свое счастье в виде жгучей блондинки Нади.
И здесь сюжет фильма перекликается еще с одним древним красивым обычаем, который можно назвать магией первого дня. Считается, что таковые присутствовали и у славян. Они предполагали, что первый день нового года задает тон всем 12 месяцам: сытно поешь – не будешь голодать весь год. Это поверье перекочевало в наше время почти без изменений. «Как встретишь Новый год, так его и проведешь», – говорит Лукашин Наде, и многомиллионная аудитория по ту сторону экрана все как один соглашается с ним.
Гофман, Некрасов и Островский
Новый год почти всю свою историю вовсе не был главным праздником для наших соотечественников. Неудивительно, что именно его использовали в качестве пропаганды непривычного народу политического устройства. И началось все еще при Петре I. Царь-реформатор, как известно, мечтал обратить Русь лицом к «прогрессивной» Европе. И обернул. Оставалось лишь поменять мировоззрение людей.
Что для этого требовалось? Разрушить аграрное мышление, связав его не с природой, а с культурой. Так что с 1700 года по приказу Петра Новый год стали праздновать 1 января по юлианскому календарю, а не 1 сентября, как раньше. Гуляния велено было продолжать целую неделю, запускать в небо ракеты, зажигать огни и украшать дома «от древ и ветвей сосновых, еловых и можжевеловых».
Кадр из к/ф «Ирония судьбы, или С легким паром!». russianteleweek.ru
Поэтому никаких елок даже при царе-антихристе не было в домах предков и в помине – только хвойные ветки. Да и обычай, как и все «супротивное», прижился у наших людей далеко не сразу – в XVIII веке Новый год хоть и празднуют, но не более чем все остальные 12 дней Святок. Отсюда, кстати, вероятно, берет свое начало традиция «длинных новогодних выходных» в современной России.
Но откуда же взялся самый главный атрибут праздника – елка? От немцев. Менее чем 200 лет назад – в 1830-х годах – традиция устанавливать у себя в доме лесную красавицу считалась немецкой. «В местах, где живут иностранцы, особенно в столице, вошла в обыкновение елка… Для празднования елки избирают преимущественно дерево елку, от коей детское празднество получило наименование, ее обвешивают детскими игрушками, которые раздают после забав», – пишет в своем многотомном труде «Быт русского народа» известный этнограф Александр Терещенко.
Елка стала появляться в домах наших предков лишь на рубеже 1830–1840-х годов. И знаете, кому за это сказать спасибо? Немецкому же писателю, композитору и просто чудаковатому малому – Эрнсту Гофману. Именно его «Щелкунчика» и «Повелителя блох», которых в те годы выпустили в виде детских книжек с картинками, Светлана Адоньева называет «ответственными» за то, что к нам пришла елка.
Но Гофман был не единственным литератором, внесшим свою лепту (да что там – львиную долю) в новогодье по-русски. Прообразами любимых детьми всех возрастов от ноля до девяноста лет новогоднего деда и его внучки стали герои поэмы Некрасова «Мороз, Красный нос» и пьесы Островского «Снегурочка» (в 1930-х годах оба произведения вошли в школьную программу). Ведь у наших праотцов никакого Деда Мороза не было – лишь сонм разных зимних духов. Впрочем, до советских времен и образ Снегурки популярностью не пользовался. По крайней мере, как уверяет Адоньева, изображения ее нет ни на одной дореволюционной открытке.
Но несмотря на все старания Новый год праздновали в основном лишь дворяне, в кругу семьи. Публичные елки, правда, стали появляться с середины 1850-х (первая из них была проведена в 1852-м в стенах ныне исчезнувшего Екатерингофского вокзала в Петербурге), но как-то не приживались и большого размаха не носили. Это и понятно – крестьянам иноземное торжество было чуждо.
Картина Сергея Коровина, 1858–1908 гг. culture.ruКолхозный дедушка
А потом новый праздник подхватили и большевики. Их цель понятна – избавиться от напоминания о былом, уничтожив в числе прочего и старые торжества, прежде всего церковные, главным из которых было Рождество. «Затмить» его можно было только чем-то очень серьезным. Красные пропагандисты отвели эту роль Новому году и не прогадали.
Так что, вопреки распространенному мифу, этот праздник после революции вовсе не отменили и отмечали уже с середины 1920-х. Но чтобы избавиться от ненужных ассоциаций с ангелами и младенцами, на фоне торжеств проводили антирелигиозную кампанию – устраивали «Красные елки» и «Вечера безбожника» в детсадах.
Впрочем, уже после сворачивания нэпа Новый год в самом деле подвергся самым настоящим репрессиям – отменили не только длинные выходные, но и сами елки. Как ни крути, их ведь ставили исходно на Рождество – а этот праздник был «с душком» «поповскости» и «дикарства».Вернули Новый год только в 1935 году. А все потому, что люди в кругу семьи продолжали праздновать Рождество. Важной вехой в истории русской елки можно считать знаменитую статью в «Правде» от 28 декабря 1935 года советского партийного пропагандиста Павла Постышева «Давайте организуем к Новому году детям хорошую елку».
После реабилитации торжества из «застенок» вернули и Деда Мороза, сделав его шубу идеологически правильного красного цвета. Этот оттенок, впрочем, можно встретить и на дореволюционных новогодних открытках (вероятно, в честь цвета шубы европейского собрата Мороза – Санты), но все-таки новогоднего Деда в России чаще изображали, пожалуй, в синем.
Да что там шуба! Сам новогодний дедушка все еще был толком незнаком детворе 1920–1930-х годов. По крайней мере из числа простых «рабочих и крестьян». «Интересно прошло ряженье в Деда Мороза, но дети не знали ранее этого образа, приняли его за дедушку из колхоза. “Колхозный дедушка, мы его знаем”, – заявили ребята», – описывает один из таких праздников советский педагог Евгения Флерина в книжке 1936 года «Елка в детском саду».
Ребятишки тех лет не только не узнавали добряка-деда, но и боялись его! «В группах 3–4-леток торжественно вошел Дед Мороз с палкой, запел песню “Не ветер бушует над бором” – шесть ребят расплакались. И несмотря на то что руководительница сняла у Деда Мороза бороду и усы, дети не подходили к ней: подарка никто не хотел брать. Тот же факт был и в других детских садах», – рассказывает об одном из таких «ранних» торжеств в детском саду Мария Улицкая в статье «Праздник елки», выпущенной в сборнике «Елка» того же 1936 года.
Новый год на советской карикатуре из журнала «Крокодил». etoretro.ru
Бой курантов и корпоративы
Возвращение торжества в 1935 году отметили с размахом – в Кремле. А уже в 1937-м к Деду Морозу приставили неизменную отныне спутницу – Снегурочку. Именно «кровавый» 1937-й Светлана Адоньева считает годом рождения и «советского Деда Мороза, и новогоднего ритуала». Этот год дети «страны самых счастливых рабочих» впервые встретили с новогодним дедушкой и его внучкой в московском Доме Союзов.
Впрочем, народ все равно недоумевал – как ему отмечать «новый-старый» праздник? И снова на подмогу приходят литераторы. Одно из первых описаний празднования новогодья приводит Аркадий Гайдар в рассказе «Чук и Гек» 1939 года: «Днем чистились, брились и мылись. А вечером была для всех елка, и все дружно встречали Новый год. Когда был накрыт стол, потушили лампу и зажгли свечи. Но так как, кроме Чука с Геком, остальные все были взрослые, то они, конечно, не знали, что теперь нужно делать. Хорошо, что у одного человека был баян и он заиграл веселый танец.
Иллюстрация к рассказу «Чук и Гек» kids-pages.ruТогда все повскакали, и всем захотелось танцевать. <…> Потом танец окончился, и люди попросили, чтобы Гек спел песню. Гек не стал ломаться. <…>
– Теперь садитесь, – взглянув на часы, сказал отец. – Сейчас начнется самое главное.
Он пошел и включил радиоприемник. Все сели и замолчали. <…> Потом что-то стукнуло, зашипело, и откуда-то издалека донесся мелодичный звон. <…> Чук с Геком переглянулись. Они гадали, что это. Это в далекой-далекой Москве, под красной звездой, на Спасской башне звонили золотые кремлевские часы. <…> И тогда все люди встали, поздравили друг друга с Новым годом и пожелали всем счастья».
В послевоенные времена дети (и взрослые), наконец, «принимают» Деда Мороза. Тогда же входит в традицию кричать: «Елочка, зажгись!» «На авансцене зажглись два пылающих костра, и стала заметной поднимающаяся фигура Деда Мороза в белом костюме, с длинной белой бородой и сумкой через плечо. Дед Мороз приветствует детей… предлагает всем громко крикнуть: “Елка, зажгись!”», – описывает торжество «Правда» от 1 января 1956 года.
Впрочем, чтобы канон праздника окончательно закрепился – понадобился не один десяток лет. Это случилось только к 1960-м годам. За это время были выпущены не только книжки и новогодние сказки для детей, но и фильмы для взрослых. Людям буквально показывали, как нужно отмечать новогодье. Даже инструкции-брошюры печатали! Именно поэтому мы смотрим выученные наизусть, но любимые фильмы и сказки, ведь их просмотр сам по себе стал традицией.
С детскими елками понятно, но как развлекать взрослых, которые, так сказать, не должны отрываться от коллектива? Чтобы решить проблему и сделать праздник массовым среди не только детей, но и взрослых, в ночь с 1956 на 1957 год на экраны вышла знаменитая «Карнавальная ночь», которая заложила начало… корпоративам. Сначала советским, в Доме культуры, а в эпоху капитализма – торжествам в фирмах и на предприятиях.
С новым счастьем!Многие слышали про магическое мышление, но не все знают, что это такое. А это всего-навсего наше убеждение, что мы можем влиять на какие-то события через свои мысли или действия. Данные этнографии говорят о том, что магическое мышление свойственно и нынешним диким племенам, и нашим далеким предкам. Когда вы сплевываете через левое плечо, присаживаетесь на дорожку или кладете пятак в ботинок, идя на экзамен, – это все отголоски магического мышления. Тот же самый «древний» разум включается в нас, когда мы ждем лучшего от нового года. Ведь благополучия, которое, прежде всего, заключалось в обильном урожае, с надеждой ждали в каждом наступающем году и славяне.
Об этой коллективной вере в чудо прекрасно знали и большевистские пропагандисты. Поэтому мудро решили не бороться с пережитками, а использовать их в своих целях, как полагают исследователи Уральского Федерального университета Татьяна Круглова и Наталья Саврас, авторы статьи «Новый год как советский праздник», опубликованной в журнале «Искусствоведение и культурология» в № 2 за 2010 год. Эта цель – создание образа «прекрасного далека», светлого будущего. «Для типичной советской киносказки характерна также инверсия волшебного. Настоящее волшебство в советском смысле слова – это и есть мир социализма, в котором невозможное становится возможным», – пишут Круглова и Саврас.
Советская пропаганда развила и усилила ритуал ожидания чуда, сняв множество новогодних фильмов-сказок, которые смотрели (и смотрят до сих пор) не только взрослые, но и дети. Кстати, сюжеты этих старых сказок и мультфильмов специально снимали на новый лад. В роли «добра» здесь выступали уже не зайчики и белочки, а пионеры.
Советский новогодний стол. Фото: Александр Удальцов, rusdozor.ruМногокомпонентность
О традиции отъедаться за новогодним столом мы уже говорили – она уходит корнями в языческое прошлое. А вот традиционные блюда, которые все мы готовим на Новый год, появились совсем недавно – во времена СССР. Правда, произошло это не сразу. Ведь та же знаменитая докторская колбаса – один из главных ингредиентов салата оливье – появилась лишь в 1936 году, когда ее запустил в производство Московский мясоперерабатывающий комбинат имени «вечного» министра Анастаса Микояна. Уже в следующем году появилось то самое «Советское шампанское». А основную составляющую «Мимозы» – рыбные консервы – стали выпускать только после войны, когда пришел черед развития рыбного хозяйства.
Новогодний стол 1920-х–1940-х годов был беден, как и сама страна, которая едва оправилась от революции и гражданской войны. Потом была Вторая мировая война. Поэтому по-настоящему «барским» рабоче-крестьянский новогодний ужин стал лишь к 1950-м. В эту пору у новогодних блюд появляется еще одна характерная черта – многокомпонентность. Салаты нужно было крошить целый день всей семьей – иначе что это за праздник! А в последние часы еще и успеть сделать мясо по-французски и какой-нибудь торт «Наполеон».
Впрочем, не менее традиционные мандарины появились на столах наших соотечественников лишь к 1960-м годам. Поначалу их везли из Марокко, а потом занялись масштабным разведением своих фруктов в самых солнечных республиках Союза – в Абхазии и Грузии. Впрочем, эти ароматные заморские гости тогда пришли в наши дома второй раз. В XIX веке они были очень дорогими и доступны лишь аристократам. Но в 1890-х годах, по легенде, петербургский купец по имени Николай Игумнов был сослан царем в «страну души» (якобы за то, что рассыпал монеты с царским ликом на балу, и по лицу божьего помазанника потоптались десятки ног), где и стал заниматься разведением цитрусовых.
К сожалению, подтвердить или опровергнуть эту легенду невозможно, потому что документальных подтверждений истории не найдено. Точно можно сказать одно: тогда Абхазия, как и Сочи, была крайне неприятным местом для жизни. Как и в средней полосе до появления ДДТ, там постоянно бушевала малярия, но от Сочи и южнее она имела не хроническую, а более острую форму, часто заканчивавшуюся смертью.
За счет большой селекционной работы Игумнову удалось начать выращивать мандарины в Абхазии. Благодаря этому они стали чуть более доступными, но все равно лишь для избранных – богатых семей. Их заворачивали в фольгу и вешали на елку (то же самое потом будут делать советские граждане, причем не только с мандаринами, но и с другими гостями юга – грецкими орехами). В советские времена мандарины привозили с Кавказа большими партиями еще осенью, зелеными, после чего они несколько месяцев дозревали в ящиках.
Общество
Ольга Фадеева