Эндорфин, серотонин и дофамин: нейрохимия счастья

Как действуют нейромедиаторы? Нервный импульс распространяется по отросткам нервной клетки – аксонам и дендритам. Передача сигнала с нейрона на нейрон происходит в точке контакта, который называется синапсом. В зоне синапса в передающей клетке накапливается запас особых мембранных пузырьков с сигнальными молекулами. Когда сюда прибегает импульс, он заставляет пузырьки открыться наружу, и сигнальные молекулы нейромедиатора выливаются в синаптическую щель. Они доплывают до принимающей стороны и, связываясь с соответствующими рецепторами на мембране, генерируют на ней сигнал, который бежит по клетке-приемнику дальше, к другому синапсу. Как видим, нейромедиаторы – это еще не все: к ним должны прилагаться рецепторы и специальные молекулы, которые обеспечивают транспорт нейромедиаторных молекул в клетке и вне ее.

Первыми среди счастливых нейромолекул мы назовем эндорфины – их уровень в крови повышается, когда мы слушаем любимую музыку, занимаемся спортом, сексом или просто испытываем приятные впечатления. Их название можно перевести как «эндогенные (образующиеся в самом организме) морфины». Но на настоящий морфин (или морфий) они с химической точки зрения не похожи: в отличие от алкалоида морфия, эндорфины относятся к совсем другому классу – это короткие пептиды из нескольких аминокислот. Однако и морфий с его производными, и эндорфины связываются с одними и теми же рецепторами и производят одни и те же психосоматические эффекты – поэтому эндорфины называют еще опиоидными нейропептидами.

Одна из основных функций эндорфинов – обез­боливающая и антистрессовая. Считается, что хорошее настроение после визита в спортзал случается от того, что мышцы начинают болеть от напряжения, и, чтобы снять эту боль, приходят эндорфины, которые заодно дарят легкое чувство эйфории. На самом деле эндорфины тут действуют не сами по себе, а вместе с нейромедиатором дофамином. Как и все нейромедиаторы, он многофункционален, но свои «радостные» функции выполняет в так называемой системе вознаграждения, или системе внутреннего подкрепления. Даже те, кто далек от нейробиологии, наверняка слышали о центре удовольствия, который в 1954 году открыли американские ученые Джеймс Олдс и Питер Милнер: они вживили электроды в определенный участок мозга крысы, и оказалось, что она готова умереть от истощения, лишь бы стимуляция этого участка не прекращалась. Иногда под центром удовольствия понимают конкретную структуру, иногда – комплекс структур, но для нас сейчас важно то, что он является одним из ключевых элементов системы подкрепления. По ее названию понятно, чем она занимается. Представьте, что вы что-то делаете и получаете в итоге награду за отличную работу. Наградой может быть что угодно, от результатов труда до банальных денег. Ощущение радости, которое вы при этом испытываете, помогает закрепить ту модель поведения, что помогла вам добиться хорошего результата. Эндорфины же заставляют нейроны «выливать» в синапс намного больше дофамина, чем обычно. А это значит, что сигнал удовольствия будет более сильным и продолжительным.

Понятно, что дофаминовая система связана с мотивацией, и нет нужды объяснять, насколько она важна при планировании, при выборе жизненных стратегий и т.?д. Предчувствуемое счастье – сильнейшая мотивация чего-то достичь. Кстати, сейчас все более популярной становится точка зрения, согласно которой дофамин отвечает не столько за само чувство удовольствия, сколько за мотивацию к нему, а удовольствие само по себе реализуется с помощью других нейрохимических посредников.

Следующий ответственный за счастье в нашем списке – серотонин, еще одна нейрохимическая «знаменитость». Если дофамин и эндорфины отвечают за вульгарное минутное удовольствие, то серотонин используется теми нейронами, которые повышают наше настроение. И если неполадки в опиоидно-дофаминовой системе (например, слишком активный синтез эндорфинов и слишком большое их количество, выплескивающееся в синапсы при приеме алкоголя) делают нас предрасположенными к различным зависимостям, то проблемы с серотонином часто заканчиваются общей подавленностью и депрессией. Выше мы говорили о том, что к нейромедиаторам обязательно прилагаются рецепторы на принимающих клетках – так вот, для серотонина нашли целых семь типов рецепторов, и у некоторых из них есть еще и подтипы. Похоже, одной лишь регуляцией настроения функции серотонина не ограничиваются? Действительно, те или иные серотониновые рецепторы связаны и с аппетитом, и с памятью, и со сном, и с сексуальным поведением, и с чисто физиологическими вещами (вроде терморегуляции), и еще много с чем. Но это не все: очень важно, что происходит с серотонином после того, как он передал сигнал через синапс. Его можно просто разрушить – этим занимается фермент моноаминоксидаза-А (МАО-А), который, кроме серотонина, утилизирует еще некоторые нейромедиаторы, в том числе и дофамин. Если МАО-А слишком активен, нейронные цепи, отвечающие за эмоции, останутся без передатчиков сигналов. Соответственно, повысить настроение можно, подавив работу этого фермента, – так работают многие антидепрессанты. Но сам ­МАО-А тоже может быть разрушен другим белком, и, как показали недавние исследования, уровень нашей тревожности может зависеть и от утилизации самой моноаминоксидазы. Как мы видим, в нейрохимическую кухню положительных эмоций добавляются новые компоненты… Но вернемся к серотонину. Какая-то часть неиспользованного нейромедиатора возвращается обратно в клетку-передатчик – это называется обратным захватом серотонина, и осуществляют его SERT-белки (SERT – serotonin transporter). Если обратный захват происходит слишком активно, то «сигнал хорошего настроения» опять же будет передаваться плохо – а значит, чтобы поддержать его, нужно вещество, подавляющее работу SERT. Проблемы, связанные с обратным захватом, как раз и решают антидепрессанты, называемые ингибиторами обратного захвата серотонина.

К слову, совсем недавно ученые из Копенгагенского университета выяснили, что сезонные перепады настроения связаны именно с SERT-белками: у тех, кто подвержен сезонному аффективному расстройству, или, проще говоря, зимней хандре, уровень SERT повышается одновременно с уменьшением светового дня. В этом случае осенью и зимой уровень белков, отвечающих за обратный захват серотонина, становится особенно высок, а уровень серотонина, соответственно, падает, и вместе с ним падает настроение. С другой стороны, у многих людей количество SERT-белков не зависит так сильно от солнечного света – таким счастливчикам осень и зима жизнь не особо портят.

От серотонина в нашей жизни зависит многое, вплоть до супружеского счастья: два года назад в журнале Emotions появилась статья, в которой говорилось, что удовлетворенность семейной жизнью зависит от генов, регулирующих уровень серотонина. Однако, раз уж речь зашла о личной жизни, пора вспомнить про окситоцин, который часто называют «гормоном любви». Когда-то считалось, что он нужен только женщинам – во время родов (как стимулятор сокращений матки) и для выработки молока. Но потом стали появляться данные о более широкой роли окситоцина в поведении. Оказалось, что он укрепляет чувства между детьми и родителями и между влюбленными и вообще усиливает социальную привязанность, открывая «эмоциональные каналы» в общении с близкими независимо от пола. Психологи из Университета Бонна, например, выяснили, что окситоцин предотвращает мужские измены (если мужчина находится, как говорится, в постоянных отношениях). Есть даже предложения использовать окситоцин в оздоровительно-психологических целях – чтобы вернуть парам взаимопонимание. И опять же вместе с этим нейромедиатором идут его рецепторы: по некоторым данным, оптимистичность характера, уровень самооценки и сила воли у человека зависят от того, что за ген кодирует у него окситоциновый рецептор.

Однако, какое бы счастье нам ни несли дофамин, серотонин, окситоцин и примкнувшие к ним эндорфины, следует помнить, что у них у всех есть «темные стороны». Тот же окситоцин может не только повышать эмпатию, но и вызывать отторжение и недоверие в адрес другого человека, если этот человек для нас чужой, «не нашего круга». Более того, выяснилось, что избыток окситоциновых рецепторов приводит к тревоге и депрессии. Это заставило скорректировать взгляды на окситоцин: сейчас говорят, что эффект от него зависит от конкретной социальной обстановки. С серотонином тоже не все гладко: не так давно исследователи из Уппсальского университета пришли к выводу, что тревожность и социальные фобии сопровождаются избыточным повышением уровня серотонина (причины повышения авторы работы не рассматривали, но среди таковых можно предположить, к примеру, недостаточную активность фермента МАО-А, о котором шла речь выше). Стоит уточнить, что в этом случае негативное действие серотонина проявляется, если у человека уже есть проблемы с социализацией – то есть, как окситоцин, серотонин усиливает нехорошие импульсы. А усиливает он их потому, что этим нейромедиатором пользуются нейроны амиг­далы (миндалевидного тела), которую часто называют центром страха (хотя она отвечает за эмоции вообще, а не только за страх). Ну а что до дофамина с эндорфинами, то о них часто говорят в связи с разнообразными зависимостями-аддикциями. Действительно, патологическая тяга к чему угодно, будь то алкоголь, наркотическое вещество или азартная игра, возникает при непосредственном участии системы подкрепления и опиоидно-дофаминовой нейрохимической «кухни». Механизмы вредных удовольствий изучаются до сих пор: например, три года назад американские исследователи опубликовали статью, в которой рассказывали, как алкоголь возбуждает центр удовольствия с помощью эндорфинов. Такие работы появлялись и раньше, но на этот раз взаимосвязь между спиртным и опиоидно-дофаминовой системой впервые удалось показать на человеке.