Голову с плеч!

Серджио Канаверо замахнулся на чудо

Трансплантология справедливо считается одним из сложнейших разделов медицины. Ведь важно не просто переместить орган в другое тело, сохранив его жизнеспособность, но и обеспечить слаженную работу «новосела». Первая успешная трансплантация от человека к человеку – пересадка почки от трупа женщине, умиравшей от отравления ртутью, – была произведена в 1933 году советским хирургом Юрием Вороным. Сегодня многие такие операции уже стали обыденностью. Этой весной 99-летнему американскому миллиардеру Дэвиду Рокфеллеру в шестой раз пересадили сердце. Первую подобную операцию он перенес в 1976 году после серьезной автомобильной аварии, а в 1988 и 2004 годах миллиардер пережил трансплантацию почек. Есть и более впечатляющие примеры. В 2014-м в России праздновали рождение первого ребенка, выношенного в пересаженной матке. А в этом году ученые с интересом наблюдают за судьбой щитовидной железы, которую распечатали на 3D-принтере и трансплантировали крысе.

Однако, несмотря на внушительные успехи медицинского сообщества в трансплантологии, возможность цефалосоматического анастомоза вызывает жаркие споры. Голова – это целый органокомплекс, следовательно, пересадить его много сложнее, чем почку или даже руку. Во-первых, хирургам придется иметь дело с головным мозгом, самой малоизученной частью человеческого организма, и предсказать, как он воспримет новое тело, совершенно невозможно. Кора больших полушарий обрабатывает информацию от проприорецепторов, рассказывающих о сокращении мышц и изменении тела в пространстве, и рецепторов прикосновения и давления – так, с помощью органов зрения, у человека формируется представление о собственной внешности. Обычно изменение исходных данных происходит постепенно, когда человек растет, толстеет, худеет и т. д., а значит, головной мозг успевает создать новый образ и адаптироваться к нему. В случае трансплантации головы временной отсрочки не будет, поэтому не исключено, что головной мозг воспримет новое туловище как чужое, конечности начнут ему «мешать», так как на них постоянно будет акцентироваться внимание. Также возможно, что голова будет помнить старые параметры, воспринимая несуществующие конечности как фантомные (известно множество случаев, когда пациенты жаловались на боли в уже ампутированной ноге, руке и т. д.).

Во-вторых, не надо быть знатоком анатомии, чтобы понимать: врачам придется не только перерезать спинной мозг одного человека и соединить его с частью спинного мозга другого, но и обеспечить их гармоничное взаимодействие. А ведь спинной мозг отвечает за все движения тела ниже головы, и на сегодняшний день неизвестны случаи полного восстановления связей в нем после его пересечения. Поэтому большинство оппонентов Канаверо уверены: даже если человек придет в сознание после операции, он будет парализован ниже шеи.

Наконец, в-третьих, одной из основных опасностей при трансплантации является отторжение пересаженных органов иммунной системой организма. 

Однако все эти аргументы не смущают решительного итальянского хирурга: он даже утверждает, что уже решил большинство проблем, с которыми ему и его пациенту предстоит столкнуться через два года. Врач поясняет, что минимизировать ущерб, причиняемый спинному мозгу во время его отделения, позволит использование наноножа из нитрида кремния или микротома с алмазным лезвием. Чем больше будет сила, прикладываемая к спинному мозгу во время перерезки, тем меньше повредятся его нервные пути. Для соединения двух частей спинного мозга (донора и реципиента) предлагается использовать полиэтиленгликоль или хитозан: эти вещества должны как бы припаять отростки нейронов друг к другу. Чтобы обеспечить спокойное восстановление организма, планируется ввести пациента в кому примерно на четыре недели, а для укрепления связей между нервами спинного мозга его будут стимулировать с помощью вживленных электродов.

Из интервью в интервью Канаверо лаконично описывает ход операции. В ней планируется задействовать более ста врачей, соединительный процесс может занять от 18 до 24 часов, при этом на «подключение» головы к новому телу хирург отводит своей команде час (мозг человека может выжить без кислорода в течение полутора часов, при условии его охлаждения до 10–15 °С). В кровеносные сосуды донора и реципиента введут кровоостанавливающий препарат, а после артерии и вены головы будут соединяться с артериями и венами тела. Позвоночник скрепят металлическими пластинами. В последнюю очередь сошьют мускулатуру и кожу. Выступая на конференции в июне, Канаверо сделал подробный обзор литературы с указанием различных случаев повреждения и восстановления спинного мозга, но о самой операции почти ничего нового не сообщил, сославшись на сложность узкопрофессиональной дискуссии в присутствии журналистов. Он только уточнил, что для снижения негативного влияния на клетки в ходе операции спинной мозг пациента будет отрезан чуть ниже, чем предполагалось, а у донора срез сделают чуть выше. А в последнюю минуту перед соединением тела и головы на спинном мозге реципиента и донора будут сделаны свежие срезы. По расчетам итальянского врача, после медикаментозной комы пациент сможет управлять мышцами лица и говорить. На полную реабилитацию потребуется несколько месяцев интенсивной физиотерапии, а через год человек научится полноценно координировать работу своего нового тела.

 Помимо медицинских сложностей, существуют и организационные преграды. Пока не выбрана страна, где законодательство разрешало бы пересадку головы. Например, в соответствии с Законом РФ «О трансплантации органов и (или) тканей человека», объектами трансплантации могут быть сердце, легкое, почка, печень, костный мозг и другие органы и ткани, перечень которых определяется Минздравом совместно с Российской академией медицинских наук. Действующий в настоящее время перечень не предусматривает трансплантации тела человека целиком. Однако Канаверо с присущим ему оптимизмом уверен, что страна, желающая осуществить на своей территории немыслимую операцию, способную совершить переворот в ученом мире, обязательно найдется. Сам он надеется на проведение операции в США и рассчитывает на материальную помощь американских миллиардеров (а потребуется ему для реализации проекта около 10 млн долларов).

Важно, что уже нашлись жаждущие обзавестись новым телом. 50-летний американец из штата Огайо, чьи органы парализованного тела практически полностью вышли из строя, заказал себе желаемую плоть: возраст – 19 лет, рост – 170 см, окружность талии – 70 см, обхват груди – 100 см, вес – 75 кг. Наш соотечественник из Владимира, программист Валерий Спиридонов, оказался более скромным и специальных требований к внешним параметрам не предъявлял, лишь отметил, что предпочел бы мужское туловище. Как объясняет сам Валерий, с его диагнозом – синдром Верднига–Гофмана, постепенная атрофия мышц – в среднем живут до 20 лет, ему 30, и состояние постоянно ухудшается: уже сейчас он способен управлять только левой рукой и не может поднимать предметы тяжелее телефона, поэтому операция представляется заманчивой перспективой. И даже если исход будет не самым благоприятным, она позволит создать базу данных для дальнейшего изучения вопроса и совершенствования методики. При этом пока не обнародована информация о желающих пожертвовать своим телом. С другой стороны, в России действует презумпция согласия на донорство органов после смерти (это значит, что отказ от изъятия органов для трансплантации должен быть либо озвучен медицинскому персоналу в присутствии свидетелей, либо представлен в письменной форме, заверенный руководителем медицинской организации или нотариально). В случае принятия соответствующих поправок в Закон «О донорстве органов» проблема с донорскими телами, возможно, вообще отпадет.

На самом деле, как бы фантастично ни звучала идея итальянского хирурга, она не нова. Еще в 1954 году советский ученый Владимир Демихов пересадил голову и переднюю часть тела щенка на шею крупной собаки. После сшивания сосудов был создан общий круг кровотока, и трансплантированная часть начала жить за счет дыхания и кровообращения взрослой особи. Обе головы играли, одновременно лакали молоко из миски и пытались лаять. Щенок то и дело норовил укусить большую собаку за уши. За 15 лет Демихов создал около 20 двухголовых собак – к сожалению, они быстро погибали из-за отторжения тканей, но одной из них удалось прожить целый месяц.

Десять лет спустя американский последователь советского ученого нейрохирург Роберт Уайт, возглавлявший лабораторию по исследованию мозга в Кливленде (штат Огайо), извлек мозг одной собаки и трансплантировал его в шею другой. Кровеносные сосуды пересаживаемого мозга были соединены с кровеносными сосудами шеи. Но, несмотря на то что электроэнцефалограмма в течение шести дней доказывала, что мозг живет, остается неизвестным, способен ли он был выполнять свои функции.

14 марта 1970 года, после трех лет подготовки, команда Уайта осуществила операцию по трансплантации головы. Для эксперимента отобрали двух обезьян, Мэри и Лу-Лу. Перевязав каждой кровеносные сосуды, хирурги отделили от туловища голову Мэри, затем максимально быстро сшили артерии и вены ее головы с артериями и венами обезглавленного тела Лу-Лу. После сшили мускулы и нервы. Когда закончилось действие анестезии, обезьяна не только смогла открыть глаза, но даже была способна видеть и слышать, правда, оставалась парализованной ниже шеи. Хотя жизнедеятельность туловища поддерживалась, связь с головой отсутствовала, так как экспериментаторы не соединяли спинные мозги донора и реципиента. К сожалению, через девять дней животное умерло – иммунная система организма не приняла новую голову.

Несмотря на то что в то время опыты над животными были разрешены, научное общество воспринимало подобные эксперименты скептически. Мало кто видел в них потенциальный прорыв в медицине, большинство считали ученых шарлатанами и извергами. Поэтому вскоре после обнародования результатов экспериментов и на Владимира Демихова, и на Роберта Уайта обрушился шквал критики.

Удалось ли за минувшие годы совершить значительные шаги в области цефалосоматического анастомоза? Канаверо утверждает, что его пациент после реабилитационного периода сможет полноценно пользоваться новым телом, а не за горами и вечная жизнь, когда каждый из нас сможет трансплантировать свою умудренную опытом голову на молодое, пышущее здоровьем тело. Пока подобные утверждения воспринимаются как утопия (или антиутопия, если представить себе планету, заселенную вечно живыми франкенштейнами). А предстоящая операция видится скорее научным экспериментом, нежели реальной возможностью для инвалидов обрести здоровое тело.

Комментарий специалиста

Оценить шансы доктора Канаверо с точки зрения русской медицинской школы мы попросили Олега Галибина, доктора медицинских наук, профессора Санкт-Петербургского государственного медицинского университета им. акад. И. П. Павлова, заведующего отделом экспериментальной медицины Научно-исследовательского центра и главного специалиста по трансплантологии Комитета по здравоохранению администрации Санкт-Петербурга.

– Олег Всеволодович, вам знакома история с Крайтером и Куриджем, как вы относитесь к идее Канаверо?

– Я с уважением отношусь к любым, даже самым невероятным замыслам: пока нет оснований, чтобы эту идею похоронить, ее нужно поддерживать – любое новое направление мысли рождает и направление дела. Так что идею итальянского трансплантолога я нахожу, в первую очередь, интересной. Можно ли ее реализовать технически? Да. Восстановить кровоснабжение головного мозга, тканей – это не вопрос, сосудистая хирургия сейчас позволяет все это сделать быстро. Но я не очень представляю себе, насколько возможно столь точное соединение нервов. Наш головной мозг работает не только в прямом направлении, но и в обратном: он должен не только посылать сигнал, но и постоянно получать – если вы человека обездвижите, если у него не будет зрения и слуха, его мозг просто перестанет работать. И очень много импульсов поступает со стороны спинного мозга, который заведует всем двигательным аппаратом. И вот как собирается Канаверо соединить огромное количество нервных волокон, каждое из которых несет определенную цель и незаменимо в принципе, – мне это просто непонятно.

Еще мне непонятно, насколько легитимна его деятельность будет, скажем, в России.

– Ну, всегда есть запасной вариант в виде Китая – он славится толерантностью к медицинским экспериментам.

– Я бы так не сказал. Действительно, в Китае делается больше процедур, операций, которые у нас сейчас не разрешены в клинике. Но сказать, что они делают что хотят, нельзя – как в любой нормальной стране, там существует закон. В медицине сейчас очень трудно сделать что-нибудь, что отходило бы от закона. В общем-то, это справедливо, медицина должна быть доказательной. Хотя эта мысль и не совсем правильна, потому что хирург во время операции иногда делает чудеса. То же касается и трансплантации. Трансплантация – вообще наука очень сложная…

Несмотря на сегодняшнее обилие препаратов, подавляющих иммунную активность, нельзя сказать, что в этом отношении все идеально. Даже при пересадке почки, чем я много лет занимался, и сейчас часто бывают реакции отторжения. Что уж говорить о трансплантации костного мозга, например.

– Даже если операция проходит успешно, людям всю жизнь приходится принимать препараты?

– Разумеется, это один из компонентов иммуносупрессивной терапии (терапия с целью подавления нежелательных иммунных реакций организма. – Ред.). И для организма такие препараты небезразличны. Накопление веса, нарушение работы сердца, органов дыхания… Сейчас мы, конечно, добиваемся монокомпонентного лечения: есть пациенты, принимающие всего один препарат, и вроде как получается неплохо. Но это скорее исключение, чем правило.

– А если представить, что пересаженная голова уже «прижилась», – сможет ли мозг воспринимать новое тело как свое?

– Хороший вопрос – вопрос психологической, что ли, совместимости. Даже когда мы начинали пересаживать почку в 70-х годах, тоже об этом размышляли: вот пересадим мы почку от женщины мужчине – и что из этого получится, не феминизируется ли он? Сейчас уже известно, что нет. Думаю, что и в данном случае мозг тоже хорошо подумает – когда он после операции приобретет способность думать – и решит, что надо приспосабливаться. Кстати, как вы считаете, обязательно ли мужская голова должна трансплантироваться на мужское тело? Тоже есть о чем пофантазировать.

Но меня больше волнуют проблемы утилитарные. Мозг очень восприимчив к тепловой ишемии. (Ишемия – это отсутствие кровоснабжения.) Канаверо говорит, что ему нужен час, чтобы сшить сосуды. Но я думаю, за час самый гениальный хирург бы с этим не справился! И потом, кроме артериальной и венозной системы, есть еще система лимфатическая, не менее разветвленная. Что он с ней собирается делать?

– То, что у Демихова собаки не сразу погибали, все-таки вселяет надежду на успех.

– И заметьте – несмотря на отсутствие иммуносупрессии! Но с собаками чуть проще. Возможно, что спонтанная совместимость у них несколько больше, чем у человека.

– А как теоретически подобрать подходящее тело и подходящую голову, какие параметры должны совпасть?

– Ну, из очевидного – совместимость по группе крови. Еще – по человеческим лейкоцитарным антигенам: так называется HLA-система, она включает в себя целый ряд параметров, которые должны совпадать у донора и у реципиента, тогда шансы на успех пересадки становятся больше. Правда, сейчас к этому отношение чуть проще, потому что появились новые иммуносупрессивные препараты, которые позволяют подавить иммунитет.

Второй пункт – анатомические особенности. Скажем, пересадка сердца от взрослого к ребенку – хотелось бы, да не получится. А вот с печенью проще, можно кусочек пересадить, и она прекрасно будет функционировать, и у ребенка тоже.

Дальше – какие-то аномалии развития сосудов: даже при пересадке почки мы это учитываем, и иногда нам это очень мешает. Если сопоставлять – анатомия очень важна, но совместимость важнее.

– Что ж, пожелаем Серджио Канаверо удачи…