я могу 
Все гениальное просто!
Машины и Механизмы
Все записи
текст

Альтруизм и эгоизм с естественнонаучной точки зрения

Интерес к теоретическому изучению эгоизма и альтруизма стал смещаться из области чисто философского знания в область естествознания еще в начале ХХ в., когда зарождался новый комплекс биологических наук, связанных с изучением психики человека и его социальных отношений, который сегодня включают в понятие социобиологии.
Альтруизм и эгоизм с естественнонаучной точки зрения
Фото: ADHI PRAYOGA, www.newsland.com
От редакции
«Эгоист» и «альтруист» – эти характеристики мы раздаем друг другу так часто, что считаем их чисто человеческими. Однако без альтруизма и эгоизма невозможен и животный мир, о чем рассказывает интересная статья из междисциплинарного научного журнала «Биосфера». Мы публикуем ее в сокращении, авторскую же версию вы найдете в «Биосфере» т. 8 № 3 за 2016 г.
Текст: Ирина Лаверычева
Согласно определению, данному основоположником социобиологической теории поведения животных и человека Э. Уилсоном, социобиология представляет собой «распространение принципов популяционной биологии и эволюционной теории на социальную организацию». Преодолевая как жесткий «генетический» детерминизм, так и умозрительные представления об универсальной пластичности человека, Ч. Ламсден и Э. Уилсон разработали многоуровневую модель взаимодействий генов и культуры, объясняющую не только биологические особенности популяций (этносов), но и эволюцию процесса познания, мышления и культуры. Связь от генов – к культуре, по их модели, опосредуется двумя промежуточными уровнями: уровнем клеточного развития организма, которое подчинено генетической детерминации, и уровнем когнитивного развития, зависящего, в первую очередь, от условий среды, в частности, социальной культуры. Кроме того, согласно теории геннокультурной коэволюции, существует и обратная связь: от культуры – к генам.
Антропологи обычно подчеркивают, что «инстинктивная запрограммированность» у человека выражена гораздо слабей, чем у животных. Действительно, репродуктивное поведение большинства беспозвоночных, скажем, насекомых, паукообразных, ракообразных, имеет гораздо более жесткую генетическую детерминацию, чем репродуктивное поведение высших позвоночных – птиц и млекопитающих. Однако это не значит, что инстинкты у птиц и млекопитающих менее выражены или играют менее важную роль. Роль инстинктов в жизни человека не может быть меньше, чем в жизни животных, – это противоречило бы законам физиологии и эволюции. Более того, по замечанию Лоренца, «можно предполагать, что подлинно инстинктивных стимулов у него не меньше, а больше, чем у любого животного».

То, что поведение человека гораздо пластичней, говорит лишь о том, что он значительно превосходит животных в развитии когнитивных функций, то есть высших отделов коры головного мозга, выполняющих самые быстрые и комплексные – интегральные регулятивные функции. Но это не значит, что отделы, ответственные за удовлетворение инстинктивных потребностей, остаются недоразвитыми. Человек всегда остается под властью биологических ограничений, мышление лишь помогает ему находить в этих естественных пределах оптимальные пути.

Социобиологи полагают, что человеческая культура формируется когнитивными
механизмами, которые, хотя содержательно и не детерминируются генами, но все же исходно запускаются ими.
Этологами установлено, что существуют определенные типы устойчивого врожденного поведения, свойственные определенному уровню организации. Такие типы поведения, имеющие определенную генетическую детерминацию, были названы Джоном Мэйнардом Смитом эволюционно стабильными поведенческими стратегиями. Сегодня есть все основания полагать, что проявления альтруизма и эгоизма у человека являются определенной формой поведенческой стратегии, которая широко представлена в животном мире.
Существуют различные виды поведенческих стратегий: например, у многих животных в популяциях выделяются специализированные поведенческие группы, различающиеся по особенностям питания, специфике суточной активности, поисковому, охранному, территориальному поведению и т. п. В популяциях многих видов присутствует определенное соотношение носителей различных, генетически предопределенных, стратегий поведения. Вместе с тем, в зависимости от ситуации особь может вести себя в сообществе то как кроткий примиренец («голубь»), то как агрессор («ястреб»), а также как «вор», «насильник», «дон-жуан» и т. п. Поскольку условия доступа к ресурсам (в том числе и к репродуктивным) для носителей разных стратегий складываются по-разному, равновесие между альтернативными стратегиями бывает напряженным. В поведенческом плане каждая особь может всю жизнь выступать как «актер одной роли», но может использовать и смешанную стратегию.
Наиболее важным в организации социальной жизни животных является поведение, связанное с размножением. Классический пример особой репродуктивной поведенческой стратегии – клепторепродуктивная стратегия, характерная для определенной части самцов некоторых видов, устраивающих турниры в борьбе за внимание самки, – у благородных оленей, турухтанов, тетеревов. Во время турнира, пока «добропорядочный» хозяин гарема честно сражается с другим самцом, «бессовестные» самцы-клептостратеги, а попросту «сексуальные воры», прячутся в кустах и тайком успешно спариваются с самками. Клептостратег может оставить не меньше потомства, чем владелец гарема, и к тому же значительно меньше рискует получить повреждения от схваток с соперниками. Между носителями разных стратегий в популяциях сохраняется динамическое равновесие, и ни одна из них не «захватывает» популяцию полностью.

Аналогичные поведенческие стратегии можно рассматривать и как социобиологические основания для формирования различных систем брачных отношений у человека: полигамии, закрепленной в культуре арабского Востока, и моногамии, характерной для европейской цивилизации. В обеих цивилизациях присутствует и промежуточная стратегия «воровства», которую культурная традиция и мораль отвергают.
Индивидуальная жизнедеятельность животных на всех уровнях организации подчинена главной цели – дать и обеспечить потомство, а естественные социальные отношения складываются так, чтобы обеспечить наиболее эффективную заботу о нем. Родительский альтруизм проявляется у многих птиц и млекопитающих в постоянной заботе о детях и готовности спасать их ценой собственной жизни. Кроме того, коллективному выживанию способствуют и стратегии родственной взаимопомощи, проявляющиеся в покровительстве родственникам, или непотизме (neрos – внук, племянник).
Сообщества, в которых наблюдается развитая кооперация, чаще всего представляют собой именно родственные группы. Разумеется, речь идет об автоматических, генетически обусловленных процессах, а не о том, что животные «сознательно» рассчитывают на генетическую пользу от помощи родственникам.
В колониях диких кроликов при появлении хищника нередко один или несколько
кроликов, прежде чем убежать, громко барабанят задними лапками по земле. Благодаря этому сигналу остальные кролики успевают скрыться, хотя «барабанщику» минутная задержка может стоить жизни. И это не значит, что кролик «барабанщик» сознательно решается пойти на риск и даже пожертвовать собой. Он ведет себя так, как определено его генетической программой. В популяциях обычно бывает достаточно «барабанщиков», так как в группах родственников из поколения в поколение сохраняется достаточно носителей генов, определяющих данное поведение.
Чтобы объяснить, как сохраняются гены альтруизма в популяции, У.Д. Гамильтон
и Дж. Мэйнард Смит предложили теорию родственного отбора. Родственный отбор рассматривался ими как механизм естественного отбора, при котором альтруизм индивида помогает выживать не ему самому, а его детям и ближайшим родственникам, имеющим определенное сходство с ним по генотипу.
Аналогичные попытки впоследствии предпринимались и другими генетиками. Проблема разработки модели наследования альтруизма до настоящего времени остается открытой.
У ряда видов взаимопомощь и альтруистическое поведение устойчиво проявляются и вне родственных связей. Эти отношения получили название взаимного, или реципрокного альтруизма. Яркий пример – реципрокный альтруизм летучих мышей-вампиров Desmodus rotundus, обитающих в тропической Америке. Они живут в полых деревьях и вылетают ночью кормиться кровью коров и лошадей. Интенсивность их
метаболизма такова, что после двух ночей голодания вампир умирает, если только не выпросит пищу у другой особи. Передача пищи от одного вампира к другому путем срыгивания является чистым альтруизмом, поскольку обеспечивает реципиенту 12 часов жизни, хотя в такой же степени она укорачивает и жизнь донора. Тем не менее, в колонии вампиров описано неоднократное альтруистическое спасение сытыми голодных. При этом между особями устанавливаются прочные связи.
В человеческом понимании истинным альтруизмом является поведение, не связанное с ожиданиями вознаграждения. Обычно оно проявляется как реакция сочувствия и стремление помочь без всякого расчета на взаимность. В некоторых случаях эта реакция бывает спонтанной. Так, например, автоматически мы протягиваем руку поскользнувшемуся на улице незнакомому человеку. В других случаях поступки бескорыстного альтруизма подготавливаются воспитанием,
идеологией, привычкой руководствоваться нормами морали. Примером такого поведения могут служить бойцы народного ополчения, которые добровольно отправлялись на фронт Великой Отечественной войны. Так или иначе в человеческом понимании альтруизм связан не только с развитием когнитивных функций человека, но и с развитием нравственной культуры.
В последних работах американских нейропсихологов показано, что мозг человека
позитивно оценивает благотворительные поступки, независимо от того, совершаются
они бескорыстно или по расчету. Но при этом импульс возбуждения в разных зонах
проходит разные пути, то есть мозг отличает бескорыстный альтруизм от взаимовыгодных отношений. Полученные данные говорят о том, что, вероятнее всего, бескорыстный альтруизм произошел от взаимного альтруизма.
Кроме отношений реципрокного альтруизма, одним из высших проявлений социальной навигации рассматривается макиавеллизм, то есть умение животных манипулировать другими особями. Различные проявления социальной навигации описаны в сообществах слонов, ворон, галок, дельфинов, высших обезьян. Анализ взаимодействия животных в родственных группах показывает, что, хотя непотизм – широко распространенный способ увеличения вклада в генофонд следующего поколения, однако даже при взаимодействии родственников важную роль играет тактика избегания обмана. Таким образом, дружеское общение животных, хотя
и не исключает влияния наследственности, в первую очередь выявляет когнитивность контактов и способность к научению.
Родовые отношения и культурное воспроизводство лежат в основе всей системы общественных отношений как у человека, так и у высших животных, и целиком определяют образ жизни семьи и сообщества. Специфика нравственных отношений между людьми заключается, главным образом, в исключении физической и психической агрессии. На социальном уровне она выражается в механизмах регуляции повседневных отношений. Главным результатом нравственной регуляции является ненасильственная сознательная (внушенная, воспитанная или даже, отчасти, навязанная) самоорганизация общества. Аналогичным образом регулируются и социальные отношения высших животных.
Данная регуляция осуществляется с помощью формирования определенных психических впечатлений. Эти впечатления могут обеспечиваться как посредством врожденных поведенческих реакций, так и с помощью когнитивных функций, которые, как и у животных, связаны с развитием сознания. Нет сомнений в том, что человека отличает особо сложная социально-культурная среда и соответствующая языковая. Им соответствуют и определенные структурные особенности центральной нервной системы. Нейропсихологи сегодня обнаруживают, что на уровне функционирования головного мозга человека возникают в той или иной степени осознаваемые, противоположно направленные мотивы. Эмоционально-гормональные отделы лимбической системы (промежуточный мозг и древние отделы коры) формируют, независимо от сознательной деятельности, импульс индивидуальной потребности «хочу», а когнитивные отделы неокортекса, или новой коры, формируют сознательный импульс «надо» как ограничение импульса «хочу».
Американским нейропсихологам М. Конигсу и Д. Трэнэлу удалось показать, что у нормальных людей способность давать морально-этические оценки или совершать
нравственные поступки зависит не только от рассудка, но и от эмоциональных свойств, в частности таких, как способность к сочувствию, за которые отвечают определенные отделы головного мозга. Отсутствие такой способности связано с нарушениями, локализованными в вентромедиальной части префронтального слоя коры (ВМПК).
В аналогичных работах, проведенных ранее на животных и, в частности, в России, на крысах и кошках, были показаны индивидуальные различия не только нейрофизиологических показателей реакций альтруизма, но и способностей к обучению этим реакциям. При этом альтруизм оценивался как способность воспринимать боль других особей с ответной реакцией избегания причинения страдания, то есть как проявление реакции сострадания. Эгоизм, напротив, оценивался по отсутствию этой реакции и по проявлению противоположной реакции – удовольствия. У крыс, собак, обезьян и людей соотношение особей, чувствительных и нечувствительных к боли партнера, мало различается и составляет примерно 1:2.
Эмоциональные проявления страдания можно рассматривать и как специфические
поведенческие стратегии, которые адаптивно нацелены на то, чтобы вызывать сострадание и помощь. И в этом, с точки зрения Мэриэн Докинс, не существует принципиальной разницы между страданиями животных и человека. Однако у животных, как, впрочем, и у человека, часто возникают отнюдь не сострадательные, а жестокие реакции на страдание ближнего. В этом плане показательны наблюдения В.Р. Дольника: «У макак есть одна гнусная инстинктивная программа (встречающаяся и у некоторых других стайных животных, например, у собак). Стоит доминанту начать наказывать одного из подчиненных, как другие спешат ему помочь: кричат, кидают в наказываемого калом, норовят ткнуть чем-нибудь…» Вероятнее всего, причина «гнусного» поведения в том, что процедура наказания «собрата» вызывает у субординантов приступ страха и побуждает демонстрировать иерарху свою
лояльность, действуя заодно с ним и подражая ему. Аналогичные, вызванные страхом
реакции, противоположные состраданию, характеризующие ярко выраженный как индивидуальный, так и коллективный эгоизм, встречаются и среди людей.
Внимание исследователей обычно привлекают социально опасные проявления эгоизма – агрессивное и криминальное поведение. Но более детальное изучение проявлений эгоизма и альтруизма у животных и человека показывает, что роль эгоизма отнюдь не сводится только к негативным тенденциям. Эгоизм проявляется у человека, как и у животных, в любых индивидуалистических реакциях, которые либо напрямую служат интересам собственного выживания, либо входят в поведенческий комплекс, дающий в целом преимущества в борьбе за существование. Соответствующий норме эгоизм проявляется не только и не столько как опасные для окружающих агрессивность, подлость или коварство, но и через позитивные волевые свойства: храбрость, силу, скорость реакции, целеустремленность, память, сообразительность, а также – через терпение, хитрость, осторожность и другие
качества, направленные на достижение собственного жизненного успеха. Таким образом, эгоизм является полезным свойством и обнаруживается как основная наследственная тенденция в существовании и эволюции вида, и это справедливо как для животных, так и для человека.
Иллюстрация: Frits Ahlefeldt, www.hikingartist.com
Как ни велико значение врожденных общественных инстинктов и импринтинга для
установления внутривидовых контактов между животными, образование стабильных общественных группировок, по мнению этологов, невозможно без эгоистических проявлений внутривидовой агрессии. С одной стороны, она обеспечивает конкуренцию и выживание наиболее приспособленных особей, с другой – способствует изоляции отдельных групп животных в пределах популяции и препятствует перемешиванию различных стай одного вида. Эгоистическая агрессия поддерживает структуру индивидуализированных сообществ, их иерархическую организацию. Таким образом, агрессия – это, как правило, внешнее проявление внутреннего общебиологического свойства эгоизма, которое лежит в основе борьбы за существование организмов и имеет необходимое адаптивное значение.
При этом не следует альтруизм, в противоположность эгоизму, рассматривать как
пассивность. Те же самые формы поведения, которые свойственны «нормальному»
эгоизму, становятся проявлениями и альтруизма – с той лишь разницей, что они направлены не на собственное выживание, а на выживание коллектива.
Под давлением жесткого естественного отбора животные приобретают оптимальное
для выживания эгоистических и альтруистических свойств. Но при этом обнаруживаются существенные индивидуальные различия: одни особи более склонны к эгоистическим реакциям, другие – к альтруистическим. В результате в сообществе животных формируются три основных типа отношений: эгоистичность каждой особи обеспечивает ей успех в индивидуальной борьбе за существование; коллективная эгоистичность сохраняет структуру семьи; альтруистичность некоторых отдельных особей помогает выжить в коллективной борьбе за существование.
В популяции человека действуют аналогичные механизмы. Эгоизм необходим для
человеческого общества как биологическая основа борьбы за индивидуальное существование и выживание отдельных особей. Альтруизм является необходимым условием для более успешного выживания потомства и, в конечном итоге, для всей человеческой популяции в целом.
Эгоистичность всегда способствует обострению внутривидовой и внутрипопуляционной борьбы. У животных ее интенсивность жестко регулируется естественным отбором и ограничивается наследственно закрепленными семейными отношениями. У человека же давление индивидуального отбора сказывается гораздо слабее. Возможно, поэтому человеческий организм в индивидуальном проявлении своих эгоистических и альтруистических свойств не столь надежно биологически уравновешен, как организм животного. Хотя у человека общественные отношения менее жестко, чем у животных, регулируются врожденными инстинктами и в большей степени зависят от разумной деятельности, наследственная эгоистическая агрессия и в человеческом обществе играет существенную роль. Кроме выполнения главной задачи – выживания индивида, она поддерживает иерархическую структуру общества и обеспечивает, в частности, функционирование государственного аппарата как механизма общественного внушения и принуждения. Она же становится источником массовых бедствий в результате жестокой политической борьбы,
репрессий, революций и войн. При общей пользе эгоизма его крайние проявления могут сказываться негативно как на судьбах отдельных людей, так на исторических судьбах народов. Большую опасность в современности представляет крайний эгоизм, противостоящий интересам как отдельных людей, так и общества в целом.
Полный текст статьи опубликован в научном журнале «Биосфера», т. 8 № 3 за 2016 г.

Наука

Машины и Механизмы
Всего 0 комментариев
Комментарии

Рекомендуем

OK OK OK OK OK OK OK