Текст:
Евгений Хацкельсон
Он приказал схватить Его и заключить в темницу. Там и состоялся диалог между ними. Вернее, монолог Великого инквизитора, который произносит: «Мы давно уже не с Тобою, а с Ним, уже восемь веков».
Фрагмент знаменитого произведения отражает широко распространенное мнение об инквизиции и о личности самого известного деятеля Святой палаты – Великого инквизитора Испании Томаса де Торквемады (Tommaso de Torquemada). Насколько же оно соответствует исторической правде и каков был на самом деле Томас Торквемада, вошедший в историю как самый жестокий деятель католической церкви всех времен, символ безумной жестокости и беспощадности инквизиции?
Начнем с того, что реальный Торквемада никогда не был ни кардиналом, ни мрачным девяностолетним стариком. Настоятель монастыря Санта-Крус, основатель Святой палаты в Испании, умер в возрасте 78 лет. Человек, которому некоторые авторы приписывали почти десять тысяч только сожженных заживо граждан Испании, идиллически скончался во сне, в своем монастыре в Авиле, куда удалился от дел, измученный подагрой, но с сознанием исполненного перед Господом долга. Он умер с блаженной улыбкой на устах, готовясь предстать перед Тем, кому так фанатично служил всю сознательную жизнь, и уж конечно, это был не Сатана. Совесть не мучила бывшего Великого инквизитора, ибо он был уверен, что честно исполнял свой тяжелый долг перед верой и государством.
Торквемада с юности был бессребреником и аскетом: он ходил босиком, не ел мяса, не пил вина, никогда в жизни не прикасался к женщине, проводил долгие часы в молитвах. Он был совершенно равнодушен к мирской славе, богатству и почестям. Ему много раз предлагали высокие должности: он мог стать и кардиналом, и архиепископом, но предпочел оставаться настоятелем монастыря. Он мог быть сказочно богатым, но все причитающиеся ему деньги от конфискаций имущества еретиков тратил на пожертвования – доходило до того, что Великий инквизитор Испании не мог содержать свою родную сестру. Коррупцию среди священнослужителей Торквемада искоренил: испанские инквизиторы, на горе богатым еретикам, были совершенно неподкупны.
Итак, это был набожный человек с острым умом, железной волей и непреклонным характером. А как он говорил! Его тихий голос во время бесед о вере проникал в самую душу и заставлял слушателя поверить, что устами отца-настоятеля вещает сам Господь... В это верила и королева Изабелла, духовником которой он был с самого ее детства, и которая сделала его Великим инквизитором.
А что можно сказать о самой королеве? Ее тоже иногда описывают как жестокую и глупую женщину, которая мылась два раза в жизни: после рождения и перед свадьбой со своим Фердинандом. Реальный образ не имеет ничего общего с этими утверждениями. Юная Изабелла получила шатающийся трон Кастилии в наследство от брата. Ее предшественники – безвольные и слабые короли Хуан II и Энрико IV – довели страну до плачевного состояния: в Испании царили беззаконие и разруха. Изабелла поставила себе целью навести в королевстве порядок и преуспела в этом за очень короткий срок. Железной рукой она подавила беспорядки, отразила внешнюю португальскую агрессию, присоединила к своему королевству Арагон, благодаря браку со своим кузеном Фердинандом (за которого, кстати, вышла замуж по любви). Документы тех лет оставили нам описание ее внешности: красивая женщина среднего роста, с изящной фигурой и приветливым лицом. Изабелла была прекрасно образована, работоспособна, обладала обостренным чувством справедливости. А воспитал ее именно он – ее духовник, настоятель монастыря, доктор философии и теологии, Томас де Торквемада. Поразительно, что эти два человека, обладавшие такими прекрасными личными качествами, являются главными виновниками воцарившегося в Испании террора, который перечеркнул перед историей все их заслуги. Воистину, нет более тяжкого греха, чем фанатизм...
С чего же все началось? Как могла разумная и милосердная Изабелла учредить инквизицию? Все историки единодушны в том, что она долго этому сопротивлялась, хотя давление клириков на нее было колоссальным. Главным образом старался некий Алонсо де Орхеда, настоятель доминиканского монастыря в Севилье. Этот человек пользовался в Испании репутацией крупнейшего ученого богослова. Орхеда умолял королеву учредить в Кастилии инквизицию для того, чтобы остановить и устрашить так называемых «новых христиан», которые, по его мнению, совершали тяжелейшее преступление против святой католической веры. «Новыми христианами» называли в Испании людей, перешедших в католицизм из иудаизма. Причиной перехода зачастую было желание получить все гражданские права, ибо иудеи и мусульмане в Испании были людьми «второго сорта». Таков был закон, но иудеев и мусульман в Испании, тем не менее, никто за их веру не преследовал.
Инквизиция в принципе не могла преследовать иноверцев, ибо это был институт католической церкви, созданный для того, чтобы возвращать в ее лоно «заблудших овец». До представителей других религий ей не было никакого дела, поскольку они просто не подпадали под ее юрисдикцию. Их вера не считалась ересью. Другое дело – протестанты. С этой публикой инквизиция не церемонилась, ибо это были бывшие католики, которые впали в «лютеранскую ересь».
Итак, Орхеда и некоторые другие деятели церкви оказывали сильное давление на Изабеллу. Они приобрели союзников в лице римского папы Сикста IV и любимого мужа Изабеллы – короля Фердинанда. Последнего Орхеда заинтересовал материально: конфискации имущества еретиков сулили большую прибыль казне. Но Изабелла колебалась, пока на сцену не вышел еще один защитник веры – настоятель доминиканского монастыря Санта-Круз в Сеговии Томас де Торквемада. Удивительно, но в самом имени этого человека содержалось предзнаменование его судьбы: «Торквемада» звучит на латыни как «сожженная земля»…
Ему было тогда пятьдесят восемь лет, и он пользовался репутацией святого. Кому же еще могла поверить Изабелла, как не ему, своему учителю и духовному наставнику? Его влияние на королеву было огромным, и Изабелла с неохотой согласилась на учреждение Святой палаты в своих владениях. Римский папа издал запрошенную католическими монархами буллу, которая уполномочила их ввести трибунал инквизиции в Кастилии и приступить к искоренению ереси por via del fuego – «посредством огня». Однако она была пущена в ход лишь через два года, в сентябре 1480-го, когда Изабелла и Фердинанд учредили инквизицию в Кастилии и доверили свое право назначать инквизиторов Торквемаде и кардиналу Испании.
Торквемада энергично принялся за работу. Он назначил инквизиторов в Севилье, однако гражданские власти не хотели оказывать им никакой поддержки. Тогда за дело взялись «Псы господни» – так называли себя доминиканцы. То была неустрашимая гвардия – многочисленная, фанатичная, спаянная железной дисциплиной. Очень скоро доминиканцы стали вселять настоящий ужас всей Кастилии. Они приближались к городу мрачной траурной процессией: инквизиторы в белых плащах с черными капюшонами, босые монахи в черных одеяниях... Один вид этого шествия вызывал бегство тысяч людей, а это, с точки зрения инквизиции, уже означало доказательство вины: за простой выезд из Севильи власти были обязаны арестовывать людей как еретиков. И запылали костры, на которых гибли самые влиятельные и уважаемые люди Кастилии.
Торквемада встал единолично во главе Святой палаты лишь в октябре 1483 года, когда по представлению венценосной четы был назначен папой на пост Великого инквизитора. С этого момента он приобрел огромную власть, сравнимую с властью самих монархов. Торквемада превратил инквизицию в мощнейший и слаженный механизм, который действовал единообразно, следуя его знаменитым «Наставлениям» – Кодексу инквизиторов в Испании. Деятельность зловещего учреждения вовсе не представляла собой слепой и безумный массовый террор. Дело было еще и в цели, которую ставили перед собой инквизиторы. И ею, как ни странно, вовсе не была казнь еретика, ибо сожжение нераскаявшегося было признанием бессилия церкви. Целью было признание преступником своей вины и просьба принять его обратно в лоно католической церкви. Только так еретик, по мнению инквизиторов, мог спасти свою душу. И для достижения этой цели хороши были все средства, ибо страдания тела – ничто в сравнении с вечными страданиями души в аду. Маньяками инквизиторы не были и быть не могли, ибо на эти должности назначали самых авторитетных и заслуженных деятелей церкви. Но как же тогда инквизиция, в особенности испанская, превратилась в историческое пугало, которое знакомо нам всем со школьной скамьи? Главная причина в том, что она взяла на вооружение иезуитский принцип «цель оправдывает средства». И этими средствами стали обман, запугивание, шпионаж, провокации, моральные и физические истязания.
Кстати, о пресловутых пытках. Распространенное мнение о том, что человек, попавший под подозрение в ереси, моментально оказывался на дыбе, в корне ошибочно. Инквизиторам было запрещено применять пытку (которую они называли «экзаменом») до тех пор, пока подозреваемый не был пойман на противоречиях в показаниях. А до этого необходимо было применять совсем другие методы – увещевания, хитрость, ложные обещания. Но и когда обвиняемого, согласно правилам, уже можно было подвергнуть пытке, инквизиторы не спешили это делать. Они показывали ему орудия пыток, снова и снова предлагая сознаться. Лишь когда все это оказывалось тщетным, приступали к самой пытке посредством дыбы, воды или огня – довольно ограниченный репертуар, не идущий ни в какое сравнение с извращенной фантазией немецких охотников на «ведьм». Жестокая изощренность инквизиторов проявлялась скорее в психологическом давлении, чем в физических мучениях.
Пытку можно было проводить лишь один раз, но это препятствие в Святой палате обходили очень просто: пытку считали не законченной, а лишь приостановленной, на следующий день ее продолжали. Вообще следование не духу, но букве закона было очень характерно для инквизиторов. Это были самые настоящие схоласты и демагоги – их так воспитывали. Так что типичный образ инквизитора – не садист в пыточной камере, а благообразный священник, который, напустив на себя доброжелательный вид, терпеливо увещевает подозреваемого, убеждает назвать сообщников, покаяться и вернуться в лоно матери-церкви, обещает милосердие и прощение.
На прощение, правда, можно было рассчитывать лишь уличенным в ереси впервые, и заключалось оно в том, что человека не казнили, а, к примеру, заключали пожизненно, конфисковав все имущество. Часто осуждали более мягко: на крупные денежные штрафы, поражение в правах самого еретика и его детей, ношение позорного одеяния (санбенито). Подавляющее большинство жертв инквизиции на костер не попадало. К смерти приговаривали лишь тех, кто либо повторно впадал в ересь, либо вовсе не признавал своей вины. Последние отправлялись на казнь как «нераскаявшиеся еретики» в том случае, когда трибунал все-таки признавал их виновными. А это случалось далеко не всегда. Подозреваемого могли и отпустить за недоказанностью вины. Но если человека оклеветали, а он проявил стойкость и не сделал фальшивого признания, его вполне могли заживо сжечь: не признался – значит, и не покаялся, и нет возможности его простить или облегчить страдания при казни.
Что касается изуверского вида казни для еретиков, то он был выбран не по соображениям жестокости, а на основании Священного писания, в котором сказано, что «засохшие ветки собирают и бросают в огонь, и они сгорают». Но и тут есть два интересных момента. Во-первых, инквизиция сама никогда никого не приговаривала к смерти. Это обязаны были сделать гражданские власти после того, как трибунал Святой палаты выносил следующий приговор: отлучить от церкви и оставить светским властям. По сути это означало смертную казнь, а по форме трибунал всего лишь констатировал свое бессилие и оставлял судьбу еретика на усмотрение светских властей.
Что же касается обещанного милосердия за признание своей вины, оно зачастую заключалось в том, что человека душили у столба до того, как его охватит огонь. Подавляющее большинство казненных еретиков в Испании именно так и умерли; заживо сгорали те, кто сам выбирал для себя такую смерть, оставшись верным своим убеждениям.
Сам Торквемада никогда не присутствовал при пытках и казнях и, как теперь очевидно, никогда никого не приговаривал к смерти. Его жестокость, непреклонность и властность проявлялась в документах и приказах, исходящих от него. Святая палата стала проводником его фанатизма в борьбе с ересью. Испания была охвачена ужасом, тюрьмы переполнялись, осужденных становилось все больше, многочисленные аутодафе стали обыденным зрелищем. Кстати, аутодафе («дело веры») вовсе не было синонимом публичной смертной казни. Это было просто грандиозное представление – с торжественными шествиями, ритуалами, молебнами, долгим зачитыванием обвинений, покаяниями. Эти жуткие мистерии могли длиться часами, а в конце их приговоренных сажали на ослов и увозили за город, где для них уже были приготовлены столбы с вязанками хвороста.
Горячее дыхание этих костров достигло Рима, который был основательно озабочен излишним усердием Торквемады. Итальянский кардинал Родриго Борджиа, взошедший на престол под именем папы Александра VI, посчитал, что Торквемада в своей святой ярости зашел слишком далеко. Трижды Торквемаде приходилось отправлять в Рим своего адвоката, чтобы оправдаться перед папским престолом. Кроме того, он мешал законному бизнесу папы – отпущению всех грехов за очень хорошие деньги. Торквемада в своем своеволии дошел до того, что не признавал их действительными.
Великого инквизитора было необходимо сместить, но хитрый Александр VI никогда не действовал напролом. Если он хотел кого-то убрать с дороги, то первым делом демонстрировал неугодному самое дружеское расположение. Так он поступил и с Торквемадой. Он издал бреве (послание) от 23 июня 1494 года, в котором заверял Великого инквизитора, что глубоко уважает его труды, но озабочен состоянием его здоровья. Поэтому он лично назначил ему четырех помощников, которых наделил теми же полномочиями. После этого авторитарной власти Торквемады пришел конец, а в следующем году он и вовсе оставил свое место в трибунале, удалившись от дел в свой монастырь в Авиле. К тому времени он уже был стариком, хоть и сохранил ясный ум и убеждения.
Торквемада умер 16 сентября 1498 года с умиротворенностью закончившего тяжелый труд землепашца, уверенный, что прожил жизнь правильно и во славу Господа. Его похоронили в часовне монастыря Святого Фомы, где он мирно покоился до XIX века, пока его могилу не уничтожили испанские революционеры. Удары их кувалд, которые вдребезги разнесли красивое надгробье, многие восприняли как запоздалое, но справедливое возмездие.