Коктейли с инфекциями

История о гонорее и сифилисе с хеппи-эндом

Английской традицией начинать разговор с обсуждения погоды нам придется пренебречь. Поскольку достоверно неизвестно, что за погода была в Лондоне в тот майский день 1767 года, когда 39-летний Джон Хантер (John Hunter), хирург и патологоанатом, на мгновение замер, уставившись на собственный пенис. Хирург прикидывал, где именно лучше сделать надрез. Иголка ланцета, несколько секунд назад погруженного в склянку с выделениями больного гонореей, проткнула кожу.

Хантер предполагал, что гонорея и сифилис, распространенные тогда в Лондоне, являлись двумя стадиями одного заболевания. Чтобы подтвердить эту гипотезу, ему нужен был эксперимент, демонстрирующий переход заболевания из одной стадии в другую, а для эксперимента – доброволец. Хантеру, очевидно, никак не удавалось найти здорового чудака, который согласился бы получить «нехорошую болезнь». А затем культивировать ее, ежедневно являясь на осмотры, пока та не превратится в сифилис.

Джон Хантер. Иллюстрация: John Jackson, after Sir Joshua Reynolds npg.org.uk

Врач решил ставить опыт на самом себе и, по иронии судьбы, доказал «истинность» собственного заблуждения. После «прививки» он ощутил в паху боль от раздувающегося лимфатического узла, после чего его «гонорея» расцвела пышным сифилисом. По телу пошла характерная сыпь, на миндалине возник нарыв, а на пенисе – сифиломы. Ситуация объяснилась просто: у донора выделений вдобавок к гонорее оказался недиагностированный сифилис. Хантер об этом не догадывался и торжествовал, поскольку коллеги-скептики признали его правоту – болезни ведь у него развились обе. Позже с высоты преподавательской кафедры он охотно делился этим бесценным опытом со своими студентами. Поскольку Хантер был авторитетным медиком, его эксперимент и вывод долгое время не подвергались проверке или хотя бы сомнению. Только спустя 60 лет француз Филипп Рикор (Philippe Ricord) опроверг результаты Хантера и назвал его эксперимент ошибочным. В ходе своих исследований с 1831 по 1837 год французский венеролог заразил 700 человек сифилисом и 667 гонореей (все они были приговорены к смертной казни). Он подробно описал течение обоих заболеваний, первичные признаки и симптомы и влияние болезней на ЦНС и внутренние органы. Так спор о сифилисе и гонорее был разрешен.

Хантер же потратил три года на лечение приобретенных инфекций. Он смазывал язвы нитратом серебра и мазью на основе хлорида ртути. А после победы над болезнью в 1771 году одержал еще одну, сердечную, и благополучно женился.

Трагическая история о чуме в египетских декорациях

Особый интерес у врачей, изучавших чуму, вызывал тот факт, что «черной смертью» почему-то заражались не все. Такой избирательностью болезнь как будто нарочно показывала, что она сама решает, кому жить, а кому умирать.

Наполеон Бонапарт во время своей Египетской экспедиции попытался оспорить это право. В завоеванной им Яффе он посетил чумной госпиталь, где бесстрашно обнимал пациента. И действительно не подхватил заразу – чума цепляется далеко не ко всем. Но болезнь все равно уже успела распорядиться насчет его армии. Не враги, а чума побеждала Наполеона на всех фронтах. Французы грабили зараженный город, и вскоре лазареты наполнились умирающими в муках «победителями». Позже вспышки чумы отмечались и во взятых городах, и в уже оставленных отступающей армией. Не стала исключением и сданная противнику Александрия.

Часть картины Антуана-Жана Гро «Бонапарт посещает чумной госпиталь в Яффе»

Доктор Уайт взял содержимое из вскрытых бубонов пациентки. Сначала он втер немного гнойных масс в свое левое бедро. Реакции организма не последовало, и через сутки Уайт повторил «прививку» уже через надрез на предплечье. Трудно поверить, но врач был так уверен в успехе собственной «вакцинации», что, когда спустя несколько дней почувствовал увеличение лимфатических узлов на фоне повышающейся температуры, отказался принять ситуацию. Он убеждал коллег, что это просто типичный приступ малярии. Спустя неделю, когда причина вздувшихся бубонов стала очевидной, он диагностировал у себя чуму и согласился отправиться в госпиталь на берегу Нила. Чудесного исцеления не произошло – врач умер в день прибытия в больницу.

История о нетривиальных способах подхватить желтую лихорадку

Осенью 1793 года жизнь в Филадельфии изменилась до неузнаваемости. Попытка пожать знакомому руку теперь воспринималась как оскорбление. Похороны даже самых именитых горожан проводились быстро и без всяких церемоний. После 30-летнего перерыва вернулась желтая лихорадка – ужасная болезнь с желтухой, жаром, кровавой рвотой и смертью. Усилия сторонников карантина никак не влияли на количество ежедневных смертей. Но с октябрьскими заморозками болезнь ушла сама так же внезапно, как появилась, забрав 4 тыс. жизней и оставив в растерянности врачей.

Как развивается желтая лихорадка. Рисунок XIX века. nlm.nih.gov

Исследования сторонников инфекционной и «климатической» теории возникновения желтой лихорадки на протяжении следующего десятилетия перемежались яростными спорами. В 1804 году американский врач-стажер Стаббинс Фирт (Stubbins Firth) опубликовал работу, в которой пытался доказать, что болезнь не заразна, а возникает из-за жары и стресса. В качестве доказательства он приводил результаты опытов, которые проводил на себе самом. Причем каких! Рвоту больных он втирал себе в надрезы на руках, закапывал в глаза, а также кипятил, вдыхая ее пары, и даже пробовал ее пить. Дальше в дело пошли кровь, слюна и моча заболевших, но молодой организм вынес и это. Фирт считал, что предоставленных им доказательств достаточно, однако позже выяснилось, что образцы жидкостей он брал у заболевших на поздней стадии, когда вирус уже не заразен. Только в 1881 году Карлос Финлей (Carlos Juan Finlay), кубинский ученый, выяснил, что разносчиками вируса желтой лихорадки являются москиты.

История о том, как правильно пить культуру холерного вибриона

Природа возникновения холерных эпидемий тоже вызывала массу научных споров, причем как до открытия ее возбудителя Робертом Кохом (в 1883 году), так и после. Русский микробиолог Николай Гамалея в 1888 году, работая над противохолерной вакциной, посчитал, что умерщвленные холерные бациллы теряют свою болезнетворную силу. Чтобы это доказать, вначале он сам демонстративно выпил содержащую их жидкость, а затем повторил опыт на своей супруге – без всяких последствий для нее. История получила широкую огласку в медицинских кругах, и у Гамалеи появились подражатели.

Макс фон Петтенкофер, президент Баварской Академии наук, ни в какую не соглашался с мнением Коха о том, что одного присутствия возбудителя достаточно для возникновения эпидемии. Будучи гигиенистом Мюнхена, где фиксировались только отдельные случаи холеры, Петтенкофер утверждал, что существуют «территориальные и временные факторы, благоприятствующие возникновению эпидемии». Петтенкофер предположил, что их исключение не позволит микробу навредить организму. Подтвердить свою теорию он решил простым опытом: утром 7 октября 1892 года в возрасте 73 лет в присутствии коллег он выпил полученную от Коха культуру холерных вибрионов. И не заболел, отделавшись диареей. Считается, что коллеги догадались о его намерении и дали ему для опыта ослабленную культуру. По другой версии его спас собственный иммунитет.

В том же 1892 году вслед за Гамалеей и Петтенкофером культуру холерных вибрионов ради опыта пил русский иммунолог и микробиолог Илья Мечников, прибывший в Париж для борьбы с эпидемией. Ученый хотел доказать, что культивируемый вне человеческого организма холерный вибрион постепенно теряет болезнетворную силу и при приеме внутрь работает как вакцина. Предположение оказалось ошибочным, и Мечников чудом не заболел. Повтор опыта едва не стоил жизни одному из его ассистентов с ослабленным иммунитетом.

Апофеозом «пития культуры холерного вибриона» стал триумф Даниила Заболотного и Ивана Савченко. В 1897 году в присутствии врачебной комиссии ученые-микробиологи выпили культуру активных холерных бацилл. Так они продемонстрировали стойкость собственного иммунитета, который выработали за сутки, выпив накануне культуру мертвых вибрионов. Долгие поиски средства от холеры официально увенчались победой.

История о гастрите, который привел к Нобелевской премии

Если кому-то показалось, что опыты врачей на самих себе – традиция, канувшая в Лету, самое время вспомнить нашего современника, австралийского врача Барри Маршалла (Barry James Marshall). В 1982 году вместе со своим коллегой Робином Уорреном он обнаружил у больного, страдающего язвой желудка, бактерию Helicobacter pylori и выделил ее первичную культуру. Ученые предположили, что именно этот микроб вызывает гастрит и язву желудка. Они поставили под сомнение устоявшееся мнение о том, что причиной воспаления слизистой желудка становится неправильное питание и стресс, однако их работы вызвали откровенные насмешки в медицинских кругах. Желая быть убедительным, в 1984 году Маршалл выпил культуру открытой ими бактерии и вначале получил все симптомы гастрита, подтвердившие выдвинутую гипотезу, а затем – в 2005 году – и Нобелевскую премию в области медицины и физиологии за свое открытие.

Барри Маршалл. Фото: Penn State, flickr.com