я могу 
Все гениальное просто!
Машины и Механизмы
Все записи
текст

Шрамы на изумруде Амазонии

Одна из самых выразительных фотографий, виденных мной, была сделана в середине 70-х годов прошлого века. Фотографы известного журнала Geo с борта самолета сделали несколько снимков строящейся через сельву дороги: сквозь пышный изумруд амазонских джунглей пролегал кровоточащий рубец…
Шрамы на изумруде Амазонии

Франсиско де Орельяна, первый европеец, прошедший по величайшей реке мира, отличался крайней жестокостью и легковерием. В поисках мифической страны Эльдорадо он прошел от истоков реки Мараньон в Перу до самого устья на атлантическом побережье. Времени на азартный грабеж и истребление местных индейцев у него не было, поход складывался тяжело: болезни, стычки с дикарями, кровавые распри уносили в небытие спутников де Орельяны одного за другим.

Мнительность 30-летнего конкистадора, распаленная до крайности, ожидала только небольшого толчка. И вот, достигнув места слияния Мараньона и Укаяли, де Орельяна наткнулся на отряд длинноволосых аборигенов, давших достойный отпор. Воображение испанца, подогретое россказнями беглого монаха-сластолюбца Карвахаля, тотчас дорисовало несметные полчища прекрасных воительниц, защищавших города с золотыми крышами. На берегах какой же реки раскинулось «золотое» царство? Конечно, Амазонки! Так излишне живое воображение испанского авантюриста стало причиной географического казуса, из-за которого гордый и могучий Мараньон превратился в Амазонку.

Никакого Эльдорадо с золотыми самородками под ногами де Орельяна и его последователи, конечно, не нашли. И все же сокровища есть! Прозванная исследователями и путешественниками «зеленым адом», амазонская сельва представляет собой крупнейший на планете биоклиматический заповедник, практически не изменившийся со времен мезозоя. На площади более семи миллионов квадратных километров раскинулся влажный тропический лес, один из самых больших поставщиков кислорода (по ранее принятым оценкам, сельва вырабатывает не менее трети жизненно необходимого газа и поглощает четверть углекислоты, выбрасываемой в атмосферу Земли).

Среднегодовой сток Амазонки составляет 7000 км3 (около 15% общего годового стока всех рек планеты)! Вместе с притоками она образует систему внутренних водных путей длиной более 25 тыс. км, а гидроэнергетический потенциал Амазонии оценивается в треть миллиарда киловатт! Из пятерки крупнейших ГЭС в мире три расположены в области водосбора Амазонки. Их общая мощность – более 30 ГВт (проектная мощность крупнейшей в России Саяно-Шушенской ГЭС на Енисее составляет 6,4 ГВт, а после аварии в 2009 году ее мощность – 1,3 ГВт).

Амазония – настоящая генетическая «кладовая» планеты. Одних только древесных пород насчитывается более 4 тысяч. Подчеркнем – только древесных! Среди них знаменитая гевея, породившая в конце XIX века настоящий бум, во многом не уступавший калифорнийской «золотой лихорадке».

Технический прогресс, «моторизовавший» человечество, породил дикую нужду в «обуви» для автомобилей. В те годы сырьем для производства резины был латекс – сок гевеи, дикорастущего каучуконоса, амазонского эндемика. Один сборщик-серингейро за день обходил три сотни деревьев на своем участке, продираясь сквозь густые заросли. Потом с тяжелым баком драгоценного сока брел к берегу реки, на заготовительный пункт...

«Каучуковые» деньги превратили Манаус, доселе скопище хижин и бараков, в роскошный город, где нашлось место даже оперному театру на 1200 мест. Столица Амазонии, отстоящая от Атлантики на 1700 километров, принимала океанские пароходы из Франции, Англии, Германии и США. Неудивительно: глубина фарватера величайшей реки мира в Манаусе достигает 100 метров, а ширина – полутора десятков километров!

Но уже к началу I Мировой войны экономический ажиотаж, связанный с экспортом латекса, угас. Плантации гевеи, появившиеся в странах Юго-Восточной Азии, и, главным образом, промышленный синтез искусственного каучука ввергли Амазонию в прежнее «мезозойское» состояние. Даже попытка всесильного Генри Форда развести в сельве огромные плантации гевеи и таким образом получить дешевое сырье для шин провалилась: саженцы погубил плесневый грибок.

Прошло полвека, отбушевали пожары мировых войн, человек полетел в космос, а сельва так и осталась первозданной. Редкие фермеры, рискнувшие отвоевать у нее небольшие клочки земли, столкнулись с большой проблемой: на расчищенных участках культурные растения практически не росли. Как же так? Дело в том, что отлаженный за миллионы лет биоценоз сельвы, как и других тропических лесов (Африки или Азии), полностью замкнут. Это значит, что никакого перегноя и плодородной почвы там нет, и прокормить даже самого себя фермер не мог (много ли вырастишь на окисленном песке, остающемся после сведения сельвы?). С гектара леса ливни смывают за год килограмм твердого вещества, а с гектара вырубки — тридцать четыре тонны! В результате эрозии остается песок высокой кислотности, непригодный для жизни растений. Поэтому на гигантской территории, занимающей более 60% площади Бразилии, проживало меньше 10% населения, не создавая при этом и двадцатой части валового внутреннего продукта.
В последние годы исследования, предпринятые с помощью метеоспутников, показали, что вклад тропических лесов в генерацию кислорода не так велик, как считалось ранее. Более того, в определенные сезоны они поглощают кислорода больше, чем вырабатывают, расходуя его на дыхание бактерий и грибов, разлагающих готовое органическое вещество. Так что с тезисом «зеленые легкие планеты», скорее всего, придется распрощаться.

В начале 60-х годов прошлого века правительство Бразилии (напомним, что у власти тогда находились военные) решило, что с амазонскими сокровищами надо что-то делать. По программе «расширения ресурсных рубежей» были созданы Управление развития Амазонии и дюжина различных институтов и фондов. Специалисты начали аэрофотосъемку огромной территории, а чиновники озаботились привлечением иностранного и частного капитала.

Целью программы стала разработка богатых месторождений алюминия и железа. Для этого нужна энергия, и вторым пунктом стала гидроэнергетика. Эти направления должны были стать «паровозом», который смог бы привлечь в заповедные места десятки и сотни тысяч человек, изнывавших от безработицы на северо-восточном побережье. Планировалось переселить более миллиона бразильцев и превратить их в фермеров.

Дурная слава об аде, царившем на «фараоновой дороге», разнеслась быстро
А для этого была нужна Дорога! Министр транспорта Марио Андреза декларировал: «Мы должны покорить Бразилию полностью! И сделаем это с помощью Трансамазонской магистрали!» Дорогу начали строить по-военному быстро и с размахом, не особо утруждаясь скрупулезными изысканиями-исследованиями. Прямая как стрела магистраль длиной 5400 км должна была связать Ресифи на северо-восточном побережье Бразилии с перуанской границей около города Бенжамин-Констан и там сомкнуться с новой автомагистралью, проложенной до тихоокеанского побережья, проходя в 300 км к югу от Амазонки через штаты Мараньян, Пара, Амазонас и Гойяс. Выход на «Трансамазонию» должны были получить магистрали Бразилиа – Порту-Велью, Бразилиа – Белен и Куяба – Сантарен. А к северу от Амазонки планировалось «пробить» так называемый «Северный периметр» длиной 4000 км.

На бумаге планы выглядели грандиозно, и от перспектив получить доступ к амазонской глубинке у многих иностранных воротил захватило дух. Первыми стали чиновники из Международного банка реконструкции и развития, выделившие гигантский по тем временам кредит почти в полмиллиарда долларов. За ними подтянулись именитые банкиры и промышленники из «Катерпиллера», «Дженерал Моторс», «Комацу», «Фиата» и др. Картина с финансированием выглядела вполне благопристойно. Но на самом деле монументальное полотно с самого начала поразила густая плесень коррупции. Воровство и «откаты» настолько органично вошли в практику, что властям пришлось влезть в настоящую долговую яму, из которой Бразилия не может выбраться до сих пор.

На бумаге все смотрелось лучше… 

За дело взялись военные летчики. Они прожгли напалмом просеку длиной почти 3000 км. К воздушно-бомбардировочному «строительству» приложили руку и американские военные инструкторы, применившие затем опыт, накопленный в джунглях Вьетнама, Лаоса и Камбоджи.

Технология строительства дороги была чрезвычайно проста: мощные американские и японские бульдозеры расчищали просеку на 30–50 м в ширину и возводили земляную насыпь полутораметровой высоты. Никакой системы дренажа проектировщики не предусмотрели, начисто проигнорировав сезон тропических дождей (да и были ли они там вообще, профессиональные инженеры-автодорожники?).

Асфальт предполагалось укладывать прямо на укатанную насыпь, без щебеночной подсыпки (все равно взять ее было неоткуда). Но как только пошли первые дожди, слабую песчаниковую насыпь стало размывать, и полотно уже уложенного асфальта раскололось на безобразные куски.

Деньги утекали невероятно быстро, царила штурмовщина, и подрядчики «продавили» решение строить магистраль вообще без асфальта! Очевидно, что не обошлось без крупных взяток, ибо ни один нормальный человек в здравом уме такую «рационализацию» не одобрил бы. Итогом стали таинственные «пухлые» счета в швейцарских банках и 2400 км грунтовки шириной около 9 м, проехать по которой в сезон дождей (с ноября по март) невозможно даже на танке.

Дорога, получившая национальный классификационный номер BR 230, для многих индейских племен, несчастливо живших на ее пути, стала роковым столкновением с цивилизацией. Строители прибегли к тактике первых поселенцев Америки, выменивая за мешок безделушек и бутылки с «огненной водой» большие территории. К особо артачившимся применялись методы вроде «случайных» пожаров, благо опыта новые конкистадоры накопили более чем достаточно: по оценкам этно­графов, коренное население Амазонии в XX веке сократилось с 10 миллионов человек до 250 тысяч…

Разбитая и размытая грунтовка, непроходимая по полгода 

К середине 1972 года, проложив половину магистрали, компании-подрядчики столкнулись с острейшей кадровой проблемой. Зря вербовщики зазывали людей из бедных кварталов – дурная слава об аде, царившем на «фараоновой дороге», уже докатилась до всех. Полная изоляция от благ цивилизации, скудный паек, отсутствие элементарной медицинской помощи, уголовные нравы в рабочих лагерях, ужасающая антисанитария, и самое главное – страшная и жестокая к пришельцам сельва. Запредельная влажность, изматывающая жара, тучи москитов, мириады ядовитых насекомых и пресмыкающихся – вынести все это горожанину было просто не под силу.

Выход, найденный бразильскими чиновниками, отличался радикальностью: теперь дорогу строили многочисленные заключенные в обмен на обещание «скостить» сроки. Также к работам привлекли переселенцев, пожелавших завести хозяйство на отвоеванной у сельвы территории.

Вопреки радужным планам правительства, создать сельскохозяйственные оазисы (агровиллы по 100–200 семей) на манер наших колхозов не удалось, к началу 80-х годов их осталось менее полусотни. Остальные фермеры, потерпев неудачу, вернулись домой или подались искать приключений, перебиваясь случайными заработками.

Асфальт предполагалось укладывать прямо на укатанную насыпь 

«Трансамазонию» достроили в 1974 году, когда стало окончательно ясно, что возить по ней нечего и некому. Ради экономической химеры «подъема глубинки» правительство страны влезло в гигантские долги, загубило десятки тысяч жизней и уничтожило около миллиона квадратных километров тропического леса. И только тогда, «задним умом», бразильцы переосмыслили стратегию освоения Амазонии. Поняв, что превращение люмпена из нищих кварталов Ресифи в зажиточного законопослушного фермера не удалось, политики пришли к выводу, что в сельве возможна только очаговая структура хозяйства, жестко привязанная к речной сети. Именно она представляет собой естественную транспортную систему общей длиной более 20 000 км, которую небольшими каналами можно связать в цельную паутину. При этом стоимость работ была бы на порядок ниже, а про эксплуатационные расходы и говорить нечего: реки, в отличие от дорог, не требуют ремонта.

В книге Арнольда Ньюмана «Влажнотропический лес», выпущенной в 1990 году английским издательством Checkmark Books, приведены интересные факты: «Целых 80 процентов того, что мы едим, берет свое начало в тропиках! Кукуруза, кофейные зерна, куры, несущие яйца, и даже коровы, дающие молоко, – все это зародилось во флоре и фауне тропического леса. Родина кукурузы – Южная Америка, кофе происходит из Эфиопии, домашние куры выведены из азиатской банкивской курицы, а молочный скот происходит от исчезающего бантенга, обитающего в Юго-Восточной Азии. Человек не может повернуться спиной к источникам своей пищи. Интенсивное узкородственное размножение может снизить качество как сельскохозяйственных культур, так и скота. Тропические же леса с их неисчислимым множеством видов могут пополнять генетическое разнообразие, необходимое для укрепления жизнеспособности этих растений и животных».

Последней попыткой освоить территории вдоль «Трансамазонии» стало создание скотоводческих хозяйств. Завлекая инвесторов льготами и преференциями, правительству удалось инициировать появление 50 тысяч своеобразных ранчо площадью по 30–50 га. А каждый гектар – это 700 де­ревьев, образующих уникальную биологическую систему, крайне чувствительную к внешним воздействиям. Сведение влажного тропического леса отнюдь не заместило вырубку луговой экосистемой, как надеялись правительственные биологи. Одной корове, чтобы не умереть с голоду, требовалось… полтора гектара пастбищ, истощавщихся уже на второй-третий год. Где уж тягаться с бескрайней аргентинской пампой и гигантскими стадами под управлением колоритных южноамериканских ковбоев-гаучо! Амазонское скотоводство фактически заглохло за несколько лет.

«Трансамазония» сегодня зримо подтверждает изречение о дороге, вымощенной благими намерениями. Разбитая и размытая «грунтовка», непроходимая по полгода, проглотившая миллиарды и погубившая десятки тысяч жизней, – пожалуй, один из самых грандиозных памятников человеческой глупости (хотя против нее бессильны даже боги, как сказал Фридрих Шиллер). Кровавый шрам на изумруде Амазонии…

Общество

Машины и Механизмы
Всего 0 комментариев
Комментарии

Рекомендуем

OK OK OK OK OK OK OK