текст
От SCIENCE до COMMUNICATION
Если вы мечтали пообщаться с ректором самого неклассического университета, узнать, как в России зарождались компьютерные технологии, или решить, какую профессию стоит выбрать, – вы открыли журнал на нужной странице. В видеостудии «ММ» – ректор Университета ИТМО Владимир Васильев!
2690
0
0
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- Telegram
АЛЕКСАНДР НОВИКОВ: Владимир Николаевич, я приветствую вас в нашей студии,
где мы регулярно встречаемся с известными людьми – учеными, изобретателями,
политиками. Но, признаюсь, почетный гражданин Санкт-Петербурга у нас впервые.
Изучая вашу биографию, я узнал, что вы родились в Ставрополе. Почему вас вдруг
потянуло в Ленинградский политехнический институт?
Ректор Университета ИТМО Владимир Васильев и издатель журнала «ММ» Александр Новиков
Издатель журнала «ММ» Александр Новиков
АН: Объясните мне: если научные исследования проводятся на российской территории, за российские деньги, на российские гранты, то почему их результаты в первую очередь должны опубликовать в западной печати? Почему мы сразу все несем туда, а не публикуем в наших журналах? Пусть они читают, что написано у нас на русском! Ведь чтобы качественно перевести научную статью на английский язык, нужно потратить вдвое больше денежных ресурсов, чем на обычный текст. В результате стоимость этих журналов катастрофически возрастает, а они и так с трудом выживают в России. А нужно еще каким-то образом зарегистрироваться во всех списках цитируемости… А кроме того, эти списки цитируемости очень часто притянуты за уши. Если поставить задачу, то можно сделать себе высокий индекс цитируемости, особенно если ты не ученый, а просто «легкий жулик». Сделать с кем-то в кооперации несколько статей, чтобы туда попасть. А как, допустим, будут существовать ученые, которые занимаются недрами Ленинградской области, филологи наши? Кому это интересно на Западе?
где мы регулярно встречаемся с известными людьми – учеными, изобретателями,
политиками. Но, признаюсь, почетный гражданин Санкт-Петербурга у нас впервые.
Изучая вашу биографию, я узнал, что вы родились в Ставрополе. Почему вас вдруг
потянуло в Ленинградский политехнический институт?
ВЛАДИМИР ВАСИЛЬЕВ: У моего отца была работа, связанная с постоянным передвижением по стране: он занимался опасными инфекциями и на момент моего рождения работал в ставропольском противочумном институте Кавказа, Закавказья и Средней Азии. А мои родственники со стороны матери все родом из Санкт-Петербурга, Ленинграда и опять Санкт-Петербурга. У моей бабушки было 11 сестер и один брат, и практически все пережили блокаду Ленинграда, в том числе моя мама. И как-то никто не сомневался, что учиться надо именно в Ленинграде. С выбором профессии было все понятно: я с детства хотел быть физиком, много читал о физико-механическом факультете, об Иоффе и о той школе советских физиков, которая была создана именно в Политехническом (тогда институте имени Калинина), поэтому я подал документы сюда и поступил.
АН: Что повлияло на ваш выбор?
ВВ: Большую роль сыграла идеология. Тогда было много книг и фильмов, посвященных физике. Например, «Иду на грозу» Даниила Александровича Гранина, «Девять дней одного года» и так далее. И еще вокруг физиков был некий ореол… особенности, что ли. Помню книгу «Популярная физика» Джея Орира, которую я прочитал взахлеб в восьмом классе… Я вообще всем советую читать такие научно-популярные книги, где есть физические законы, объяснения, примеры. И Ленинград этим был очень славен. Достаточно вспомнить музей Перельмана на Елагином острове. Те, кто читал книги и посещал музей Перельмана, стали прекрасными физиками и инженерами. Поэтому научная популяризация крайне важна. Она имеет свою историю, и не просто историю, а результат, на основании которого мы имели в 1950-х годах блестящую физическую и инженерную школу. В то время многих тянуло в техническую область, поскольку было много открытий, много мгновенных перемещений в реальную жизнь – это и атомная физика, и ракетная – как сейчас у нас телекоммуникации и Интернет проникают.
АН: Да, тогда все хотели быть космонавтами.
АН: Да, тогда все хотели быть космонавтами.
ВВ: Вполне естественно. Во всяком случае, люди моего поколения.
АН: Кстати, вы по специальности теплофизик. Как получилось, что вы создали кафедру компьютерных технологий?
ВВ: Я занимался математическим моделированием теплофизических и гидродинамических процессов. В конце 80-х пришлось работать в Западной Германии, где я впервые увидел компьютерные сети, хотя компьютеры, безусловно, и до этого видел, потому что сам занимался математическим моделированием, сам считал, набивал перфокарты. С одной стороны, надо было знать процесс, который обсчитывается, с другой – писать математические модели, на них – компьютерные модели, потом заниматься кодированием, проверкой, тестированием. И после этого получать результаты.
АН: Вы поняли, что физика без программирования в дальнейшем будет не очень
быстро двигаться.
АН: Вы поняли, что физика без программирования в дальнейшем будет не очень
быстро двигаться.
ВВ: Наверное, это стало абсолютно осознано к концу 80-х годов. Смешно сейчас говорить, но когда в 80-е я произносил слова «компьютерные технологии», говорили, что я несу антинаучный бред, и не бывает никаких компьютерных технологий. Бывают просто технологии, то есть последовательность изготовления изделий. В то же время, я был не одинок. Достаточно вспомнить Володю Парфенова, который сейчас хорошо известен тем, что организует подготовку программистов высочайшего класса. Он тоже пришел из моделирования.
Ректор Университета ИТМО Владимир Васильев и издатель журнала «ММ» Александр Новиков
АН: Я до сих пор помню первый персональный компьютер, который увидел. Это было,
наверное, в 92-м или 93-м году.
наверное, в 92-м или 93-м году.
ВВ: На самом деле, в Советском Союзе вычислительная техника – то, что называется
«компьютеры», – она вообще развивалась. Мы не отставали от Запада, это совершенно точно. Первые электронно-вычислительные машины – еще 50-х годов, в 60-х появилась серия машин БСЭМов… А языки, кстати, тогда были разные: Алгол-60, Фортран-4. Наша советская школа вычислительной математики славилась именно тем, что мы свои языки писали. Не надо забывать, что в то время атомная энергетика или ракетная техника как раз рассчитывалась на вычислительных машинах, которые стояли в Челябинске-70, теперь он Снежинск называется. И именно алгоритмы сложнейших нелинейных совокупностей, нелинейных задач возникали с 60-х годов. Школа была просто изумительная. И сейчас, встречаясь с нашими западными коллегами, часто можно услышать имена советских людей, на книгах и статьях которых они учились.
«компьютеры», – она вообще развивалась. Мы не отставали от Запада, это совершенно точно. Первые электронно-вычислительные машины – еще 50-х годов, в 60-х появилась серия машин БСЭМов… А языки, кстати, тогда были разные: Алгол-60, Фортран-4. Наша советская школа вычислительной математики славилась именно тем, что мы свои языки писали. Не надо забывать, что в то время атомная энергетика или ракетная техника как раз рассчитывалась на вычислительных машинах, которые стояли в Челябинске-70, теперь он Снежинск называется. И именно алгоритмы сложнейших нелинейных совокупностей, нелинейных задач возникали с 60-х годов. Школа была просто изумительная. И сейчас, встречаясь с нашими западными коллегами, часто можно услышать имена советских людей, на книгах и статьях которых они учились.
Определенный промах был, когда у нас развивалась не своя техника. Мы пытались
повторить IBM, создали так называемую серию машин ЕС. ЕС-1020, 1030, 1032 – на самом деле это IBM-овская ветвь была. И когда появились персональные компьютеры, десктопы, конечно, здесь была определенная серьезная задержка.
повторить IBM, создали так называемую серию машин ЕС. ЕС-1020, 1030, 1032 – на самом деле это IBM-овская ветвь была. И когда появились персональные компьютеры, десктопы, конечно, здесь была определенная серьезная задержка.
У нас тоже были персональные компьютеры, но чуть-чуть с другой архитектурой, с другим языком. Они не были интегрированы, стандартизированы. А стандарт – это очень важно. И мы начали проигрывать, по моим оценкам, где-то с начала 1980-х годов.
АН: Вы работаете в системе высшего образования. Объясните мне, пожалуйста, почему сейчас почти все имеют высшее образование? Ко мне приходят устраиваться
на работу на разные должности, и на многих позициях вполне достаточно среднего профессионального. Мое ощущение – такому всеобщему высшему образованию не стоит доверять.
на работу на разные должности, и на многих позициях вполне достаточно среднего профессионального. Мое ощущение – такому всеобщему высшему образованию не стоит доверять.
ВВ: Вообще, тяга к высшему образованию была всегда – в Советском Союзе, во всяком случае. Оно считалось элитным. И когда в 90-х годах «открыли шлюзы», – не только
государственные, но и негосударственные вузы, – все хлынули к высшему образованию. На самом деле, мы же прекрасно понимаем, что получение диплома и получение образования – разные вещи. Сегодня практически любой выпускник 11 класса, если он владеет русским языком, даже с ошибками, может получить высшее образование. Произошла некая «девальвация».
государственные, но и негосударственные вузы, – все хлынули к высшему образованию. На самом деле, мы же прекрасно понимаем, что получение диплома и получение образования – разные вещи. Сегодня практически любой выпускник 11 класса, если он владеет русским языком, даже с ошибками, может получить высшее образование. Произошла некая «девальвация».
Сейчас ужесточаются требования, и это хорошо. С другой стороны, я ничего плохого
не вижу в том, что большинство населения будет иметь высшее образование – если
рассматривать его как промежуточную ступень в непрерывном образовании через всю жизнь. Учиться надо всю жизнь, возможно, менять сферы деятельности, специальность. Вы можете быть физиком и стать прекрасным журналистом, писателем, актером. Мне кажется, сегодня мода диктует только одно – это реализация потенциала, который заложен в человеке. Не важно, в какой сфере он работает и какое образование имеет, если это реализует его потенциал. Если все считают, что нужно обязательно пройти через высшее образование, – ну и хорошо.
не вижу в том, что большинство населения будет иметь высшее образование – если
рассматривать его как промежуточную ступень в непрерывном образовании через всю жизнь. Учиться надо всю жизнь, возможно, менять сферы деятельности, специальность. Вы можете быть физиком и стать прекрасным журналистом, писателем, актером. Мне кажется, сегодня мода диктует только одно – это реализация потенциала, который заложен в человеке. Не важно, в какой сфере он работает и какое образование имеет, если это реализует его потенциал. Если все считают, что нужно обязательно пройти через высшее образование, – ну и хорошо.
АН: Да, но если все с высшим образованием, то размывается его качество. И в чем
разница – высшее образование или высшее профессиональное образование?
разница – высшее образование или высшее профессиональное образование?
ВВ: Так происходит во всем мире. Есть много высших школ-колледжей, которые поднимают общекультурный, общечеловеческий уровень: когда ты не собираешься быть специалистом, а просто хотел бы узнать чуть больше об истории, культуре,
литературе, в конце концов, о физике или информатике.
Когда же мы говорим о высшем профессиональном образовании, то это уже не просто широкий набор компетенций. Это когда вы фокусируетесь на том или ином
направлении, где можете ставить задачу. Все зависит от человека. И именно человеку
нужно предоставить выбор, что он хочет получить. Вы задумались как-то…
литературе, в конце концов, о физике или информатике.
Когда же мы говорим о высшем профессиональном образовании, то это уже не просто широкий набор компетенций. Это когда вы фокусируетесь на том или ином
направлении, где можете ставить задачу. Все зависит от человека. И именно человеку
нужно предоставить выбор, что он хочет получить. Вы задумались как-то…
АН: Да, я задумался. Потому что я рассуждаю еще с точки зрения работодателя, человека, который занимается производством. Когда человек приходит на работу, любой работодатель его рассматривает как некий «кусочек профессии».
ВВ: Здесь говорить о профессии рано.
АН: Но мы должны понимать: этот человек – носитель профессии или просто где-то чего-то изучал для собственного развития. А дипломы-то одинаковые.
ВВ: Во-первых, любой работодатель смотрит, какой вуз окончил человек. Второе –
смотрит на опыт работы. Сейчас его можно иметь, даже будучи студентом. Третье –
во всем мире есть тестирование на профессиональную пригодность. Это три основные составляющие, потому что еще есть человеческие качества: умение работать в команде, дискутировать, подчиняться правилам и так далее. Работодателю чаще всего не нужен такой широкий спектр, зато он может быть нужен самому человеку для общего развития. Человек сам выбирает, на чем ему сфокусироваться. Во многом это определяется средой, в которой он растет.
смотрит на опыт работы. Сейчас его можно иметь, даже будучи студентом. Третье –
во всем мире есть тестирование на профессиональную пригодность. Это три основные составляющие, потому что еще есть человеческие качества: умение работать в команде, дискутировать, подчиняться правилам и так далее. Работодателю чаще всего не нужен такой широкий спектр, зато он может быть нужен самому человеку для общего развития. Человек сам выбирает, на чем ему сфокусироваться. Во многом это определяется средой, в которой он растет.
Ни для кого не секрет, что интерес к техническому, инженерному, естественнонаучному образованию очень низок во всем мире. У нас более 50 процентов имеет тягу к гуманитарным и социально-экономическим направлениям. Посмотрите, сколько людей выбирает ЕГЭ по иностранному языку, обществоведению и сколько выбирает физику или химию.
АН: Так это очевидно. За последние 20–30 лет весь мир, и наша страна в том числе,
подхватили идеологию зарабатывания денег. В этом смысле профессия физика для
молодежи не интересна. Перспектива очень туманна.
АН: Так это очевидно. За последние 20–30 лет весь мир, и наша страна в том числе,
подхватили идеологию зарабатывания денег. В этом смысле профессия физика для
молодежи не интересна. Перспектива очень туманна.
ВВ: Я бы еще добавил, что эта профессия очень тяжелая.
АН: И тяжелая. Нужно думать, принимать решения, брать на себя ответственность. Хорошо быть, например, переводчиком, можно где-то выгодно пристроиться.
ВВ: Или менеджером.
АН: Кстати, о менеджерах… У меня каждый второй молодой человек, устраивающийся на работу после института, имеет в дипломе профессию «менеджер-экономист». И самое интересное, что институты все разные! С чем это связано?
ВВ: Если вспомните 90-е годы, подавляющее большинство технических университетов, чтобы выжить и сохранить те или иные школы, и понимая, что государство ничего не даст, зарабатывали на коммерческих студентах.
Технические университеты открывали новые востребованные направления менеджеров, юристов, журналистов и так далее. Был колоссальный спрос именно на эти направления. И все продолжается до сих пор. Абитуриенты стремятся идти туда, где можно просто и быстро заработать деньги. А это финансирование, менеджмент и так далее. Тем самым мы сейчас плодим слой, который не востребован на рынке. И только в последние года три абитуриенты стали задавать вопрос: а что дальше? А дальше на рынке переизбыток юристов и менеджеров. В итоге они остаются менеджерами, только менеджерами по уборке помещений.
АН: Вот у меня в дипломе написано: «инженер по эксплуатации радиотехнических средств». За последние лет пять я не встречал ни одного молодого инженера. Чтобы
было написано в дипломе: инженер. У вас, кстати, в дипломах пишут – инженер?
было написано в дипломе: инженер. У вас, кстати, в дипломах пишут – инженер?
ВВ: Инженеры выходят у меня в этом году последние… Нет, у нас бакалавры теперь.
И магистры. Инженеров нет, но я очень надеюсь, и даже верю в то, что мы буквально
в ближайшие два-три года вернем название «инженеры».
И магистры. Инженеров нет, но я очень надеюсь, и даже верю в то, что мы буквально
в ближайшие два-три года вернем название «инженеры».
АН: Еще хочу задать пару вопросов, связанных с научными журналами. Мы уже шесть
лет выпускаем ВАКовский журнал «Биосфера» и столкнулись с такой проблемой:
большинство ученых не хотят писать для российских научных журналов. Потому что им выгодно публиковаться в международных базах, повышая индекс цитируемости, который напрямую влияет на зарплату. И получается, что российские научные журналы потихоньку вымирают. Вам знакома такая проблема?
лет выпускаем ВАКовский журнал «Биосфера» и столкнулись с такой проблемой:
большинство ученых не хотят писать для российских научных журналов. Потому что им выгодно публиковаться в международных базах, повышая индекс цитируемости, который напрямую влияет на зарплату. И получается, что российские научные журналы потихоньку вымирают. Вам знакома такая проблема?
ВВ: Конечно. Я же еще и заместитель председателя ВАК. Вы абсолютно правильно
вопрос поставили, это беспокоит большое количество людей.
вопрос поставили, это беспокоит большое количество людей.
Ну, тезис первый: нам никуда не деться, потому что происходит глобализация научных исследований, которые сейчас все чаще проводятся в интернациональных коллективах из разных стран, научных центров, университетов и так далее. Нравится нам это или не нравится – глобализация с точки зрения рынка научных исследований точно есть. И кооперация есть.
Переходим ко второму тезису. Хотим мы или не хотим, сейчас международный язык
научных исследований – английский.
научных исследований – английский.
Третье. Чтобы сохранить русскоязычные научные журналы и показать свою значимость, мне кажется, выход прост. Самое главное – это поднять качество научных
статей. Для этого в редакционные коллегии надо приглашать не только отечественных, но и зарубежных ученых. Надо выпускать журналы, может быть, сначала двуязычные, я имею в виду, на русском и английском. Тем самым показывать уровень и соревноваться с научными коллективами, демонстрируя уровень наших ученых. Я прекрасно понимаю, сколько на это нужно ресурсов. Не только финансовых, но и временных. Это и раскрутка. И мы хотим получить результаты быстро, а этого не может быть, тем более без затрат. Но русскоязычную научную сферу и свой русскоязычный научный анклав, безусловно, надо сохранять. Для того же, чтобы продемонстрировать его мировому сообществу, нужно высокое качество научных журналов.
статей. Для этого в редакционные коллегии надо приглашать не только отечественных, но и зарубежных ученых. Надо выпускать журналы, может быть, сначала двуязычные, я имею в виду, на русском и английском. Тем самым показывать уровень и соревноваться с научными коллективами, демонстрируя уровень наших ученых. Я прекрасно понимаю, сколько на это нужно ресурсов. Не только финансовых, но и временных. Это и раскрутка. И мы хотим получить результаты быстро, а этого не может быть, тем более без затрат. Но русскоязычную научную сферу и свой русскоязычный научный анклав, безусловно, надо сохранять. Для того же, чтобы продемонстрировать его мировому сообществу, нужно высокое качество научных журналов.
Я опять вернусь к советской школе физиков. Тогда, правда, не английский язык был,
а немецкий. Абрам Федорович Иоффе и все его труды печатались в немецких журналах. Мы смогли поднять свои журналы и качество публикаций на хороший уровень. И ни для кого не секрет, что в 30-х, 40-х и в 50-х годах читали российские научные журналы, не зная русского языка, как-то переводили.
а немецкий. Абрам Федорович Иоффе и все его труды печатались в немецких журналах. Мы смогли поднять свои журналы и качество публикаций на хороший уровень. И ни для кого не секрет, что в 30-х, 40-х и в 50-х годах читали российские научные журналы, не зная русского языка, как-то переводили.
Самое главное сейчас – это выход на глобальный рынок научной периодики, который заключается в качестве журналов и в публикациях на английском языке. Как это сделать, какие механизмы и какие инструменты использовать – наверное, каждый редактор или учредитель решает сам.
Издатель журнала «ММ» Александр Новиков
АН: Объясните мне: если научные исследования проводятся на российской территории, за российские деньги, на российские гранты, то почему их результаты в первую очередь должны опубликовать в западной печати? Почему мы сразу все несем туда, а не публикуем в наших журналах? Пусть они читают, что написано у нас на русском! Ведь чтобы качественно перевести научную статью на английский язык, нужно потратить вдвое больше денежных ресурсов, чем на обычный текст. В результате стоимость этих журналов катастрофически возрастает, а они и так с трудом выживают в России. А нужно еще каким-то образом зарегистрироваться во всех списках цитируемости… А кроме того, эти списки цитируемости очень часто притянуты за уши. Если поставить задачу, то можно сделать себе высокий индекс цитируемости, особенно если ты не ученый, а просто «легкий жулик». Сделать с кем-то в кооперации несколько статей, чтобы туда попасть. А как, допустим, будут существовать ученые, которые занимаются недрами Ленинградской области, филологи наши? Кому это интересно на Западе?
ВВ: Интересно, интересно.
АН: Но в первую очередь должно быть нам интересно. А мы их заставляем печататься на Западе, потому что за это идут надбавки к зарплате. Вот как с этим-то быть?
ВВ: Это отдельный длинный разговор, и очень серьезный. По поводу того, что там филологов не читают, так наш Николай Николаевич Казанский из Санкт-Петербургского университета выпускает журнал, который пользуется большущей популярностью во всем мире. И это связано с филологией.
Теперь по поводу языка. У нас-то язык – пятый по охвату. Первый – китайский, а научных журналов, которые читают в России, в Западной Европе, в Америке на китайском языке, честно говоря, очень мало. Второй язык по охвату – это хинди. Третий язык – английский, четвертый – испанский. Тем не менее, ученые договорились печататься на английском. А ученый не может изолированно работать. Если вы хотите работать с международным научным сообществом, никуда вам не деться, придется выучить английский язык.
По цитируемости я с вами согласен. Есть фейковые журналы и самоцитируемость. Известно, как это все делается. Но это не говорит о настоящей конкурентоспособности научных школ. Научные школы России пользуются большим уважением во всем мире. Настоящие школы. Но для того, чтобы донести это до международного сообщества, где надо начинать обсуждение, где проходят международные конференции, нужно знать английский язык. До сих пор статус ученых России во всем мире, вы поверьте мне, очень высок, несмотря на то что статей у нас, как вы знаете, два процента. Это же не означает, что мы что-то там продаем. Да нет, не продаем. Это же не технологии, не патент, это уже другое.
Мы сейчас переходим на интеллектуальную собственность. Это уже чуть-чуть другое. А когда вы производите генерацию новых знаний, вам нужно общаться и работать с такими же людьми. Потому что если продолжать ту логику, которой вы следуете, я могу опуститься на русский язык и в конце концов скажу, что в моем замечательном Университете ИТМО блестящие научные школы, мы сами знаем и вообще выдаем в своем ИТМОшном журнале самые лучшие статьи, а все остальное никуда не годится.
Я и обратную логику могу провести. Почему вы печатаете? Вы даете на бесплатную
экспертизу свои результаты, свои исследования, свои подходы. И вас экспертируют бесплатно ученые других стран, других городов. Что в этом плохого? Бесплатно, подчеркиваю.
экспертизу свои результаты, свои исследования, свои подходы. И вас экспертируют бесплатно ученые других стран, других городов. Что в этом плохого? Бесплатно, подчеркиваю.
АН: И последний вопрос: какие вы знаете научно-популярные журналы, которые существуют в нынешнее время?
ВВ: Ну, ваш журнал…
АН: Мой не считается.
ВВ: Нет. Ваш журнал, потому что он распространяется в 21 вузе, куда, к счастью, попал
и мой университет. Еще «Кот Шредингера» есть. Сейчас есть слабенькие попытки возобновления журнала «Химия и жизнь», еще «Техника – молодежи». Но это не то, на мой взгляд, не на уровне того качества, которое было.
и мой университет. Еще «Кот Шредингера» есть. Сейчас есть слабенькие попытки возобновления журнала «Химия и жизнь», еще «Техника – молодежи». Но это не то, на мой взгляд, не на уровне того качества, которое было.
Научно-популярный журнал должен быть нацелен на молодую или на родительскую
аудиторию, чтобы заинтересовать молодых, чтобы они хотя бы приблизительно поняли, что такое наука. Издавать его, конечно, крайне тяжело, и таких журналов исчезающе мало. И мы должны это все дело запустить. Если вы знаете, мы же не зря запускаем с 1 сентября первую в России магистерскую программу по Science Communication, научной коммуникации. Впервые в техническом университете мы будем готовить магистров по Science Communication. Это будут выпускники, которые, с одной стороны, должны понимать, как развивается наука и техника, с другой стороны, должны уметь писать и говорить об этом, продвигать науку. Это очень
сложная вещь – привлечение к науке через развлечение. И один из инструментов, безусловно, это публикации – в печатном издании, в Интернете. Но это должна быть продуманная системная политика. И людей, которые хотели бы этим заниматься, надо готовить. И если будет у нас критическая масса тех людей, которые хотят и умеют в этом направлении работать, мы переломим ситуацию. Иначе будем постоянно плакаться про менеджеров, экономистов и юристов.
аудиторию, чтобы заинтересовать молодых, чтобы они хотя бы приблизительно поняли, что такое наука. Издавать его, конечно, крайне тяжело, и таких журналов исчезающе мало. И мы должны это все дело запустить. Если вы знаете, мы же не зря запускаем с 1 сентября первую в России магистерскую программу по Science Communication, научной коммуникации. Впервые в техническом университете мы будем готовить магистров по Science Communication. Это будут выпускники, которые, с одной стороны, должны понимать, как развивается наука и техника, с другой стороны, должны уметь писать и говорить об этом, продвигать науку. Это очень
сложная вещь – привлечение к науке через развлечение. И один из инструментов, безусловно, это публикации – в печатном издании, в Интернете. Но это должна быть продуманная системная политика. И людей, которые хотели бы этим заниматься, надо готовить. И если будет у нас критическая масса тех людей, которые хотят и умеют в этом направлении работать, мы переломим ситуацию. Иначе будем постоянно плакаться про менеджеров, экономистов и юристов.
Личность
Камилла Андреева
Машины и Механизмы
Всего 0 комментариев
Что Петербург готовит ко дню победы
Электронное досье
Возрождение традиций
