я могу сочетать несочетаемое
Редкая удача совместить работу и любимое занятие
Камилла  Андреева
Все записи
текст

Ускользающая свобода

Несвобода – одно из самых важных ощущений, с которыми мы сталкиваемся еще детьми. И от того, сколько места оно займет в нашем детстве, зависит, пожалуй, вся жизнь. Должны ли родители, социум и государство все решать за ребенка? Можно ли доверить ребенку самому принимать важные решения? Единого мнения не существует, выяснили мы в беседе с издателем «ММ» Александром Новиковым. А вы как считаете?
Ускользающая свобода
Камилла Андреева: Мы выпустили уже больше 150 номеров журнала «ММ» и ни разу не затронули тему воспитания детей. А она очень важна для развития общества и государства. Теорий много. Мнений тоже. Но самое главное – понять: мы хотим воспитать свободную личность или послушного, «удобного» ребенка? 
Александр Новиков: Говорить о воспитании каких-то непонятных свободных людей – это наивность. Дети бывают разные, родители бывают разные, ситуации в жизни бывают разные, поэтому надо соблюдать основное правило: не перегибать палку.
Что касается свободы, то, на мой взгляд, свободных людей на планете Земля не существует. Есть только некая степень свободы, у кого-то больше, у кого-то меньше.
Наверное, самые свободные – буддийские ламы, которые живут в Гималаях и думают о вечном.
А мы всегда от чего-то зависим. И не надо путать свободу с развязностью и вседозволенностью.

КА: Мы говорим о свободе выбора. У детей часто ее нет.
АН: Потому что у детей есть родители, которые прожили часть жизни и уже получили определенный опыт. Я за то, чтобы детям давать возможность реализовываться, думать, иметь свою точку зрения. Так и должно быть. Но вопрос я считаю слишком категоричным: мы что, воспитываем либо рабов, либо свободных, которые будут умничать на каждом углу?

КА: Мы говорим о том, что 90 % родителей совершенно не учитывают мнение ребенка и ничем не мотивируют свои приказания: это ты не будешь делать, это тебе нельзя, сюда не пойдешь, с этим дружить не будешь, пойдешь учиться только в этот институт…
АН: Это плохо, я против.

КА: У нас система такая. И школа у нас такая.
АН: Совсем не такая.

КА: Я вам приведу пример из своего школьного опыта. На уроке литературы мы обсуждали «Войну и мир», учительница восторженно описывала Наташу Ростову после первого бала. И когда я высказала свою, противоположную точку зрения, получила «двойку». Но это не самое главное. После урока ко мне подошли искренне удивленные одноклассники и спросили: «Ты что, с ума сошла? Так нельзя говорить!» Почему? Потому что так в учебнике написано, понимаете? И вся система образования у нас построена именно на этом. Так написали в учебнике. Спорить нельзя. Иметь свое мнение нельзя. Слушай и повторяй.
АН: Ну, ты, наверное, в советской школе училась? 
КА: И что? Не все учителя были такими.
АН: Я любил ту систему. И многие вещи там были правильными. Сейчас нет смысла это обсуждать. Воспитывали ли они свободных людей? Конечно, воспитывали.

КА: Нет.
АН: Ты стала свободным человеком? Стала. И я стал.

КА: Я всегда была белой вороной. В школе считали, что я очень дерзкая, могу сказать учителям правду в лицо, ни перед кем не заискивать. Меня часто наказывали и при отличной учебе всегда еле-еле натягивали «удовлетворительное» поведение.
АН: Ну и что? Это дало тебе в жизни что-нибудь, какие-то преимущества? А может быть, надо было послушать, сделать выводы, поучиться?

КА: То есть вы считаете, что если учитель не прав, ребенок не имеет права сказать ему об этом? Почему я не могу сказать, что мне не нравится Наташа Ростова?
АН: Учитель всегда прав. Сказать, что учитель не прав, это, мягко говоря, хамство. Ребенок может сказать, что он имеет свою точку зрения, может быть не согласен с кем-то…

КА: Ну, если учитель обзывает вас дураком, и вы говорите ему, что он не прав, – почему это хамство?
АН: Если учитель назвал ребенка дураком, то учитель неправ, он хам, тут простая история.

КА: Ну, хорошо. Ребенок пошел в школу, ему там не понравилось. Ему там неинтересно.
АН: Переведите в другую школу.

КА: В другой то же самое. Он имеет право не ходить в школу?
АН: Это какой-то частный случай. Я считаю, что ребенок не имеет права не ходить в школу. И родители должны убедить его в этом. Иначе есть огромная вероятность, что этот ребенок вырастет нехорошим человеком и будет приносить вред обществу. Поэтому мне кажется, что в школу должны ходить все, ничего страшного в этом нет.

КА: Я знаю людей, которые не ходили в школу и выросли прекрасными, полноценными членами общества.
АН: Конечно, частный случай возможен, но я считаю, что это нехорошо, неправильно.
И я против. Потому что человек должен жить в социуме, уважать его и сотрудничать с ним. А бежать от социума – это страх и ущербность.

КА: А какая польза от нашей школы, которая сейчас практически не дает знаний?
АН: Моя младшая дочь окончила в этом году четвертый класс, у нее все «пятерки», только по физкультуре «четверка». Она неспортивный ребенок, но, разговаривая с ней, я понял, что в данном случае это проблема учителя. Он не привил ей уважение к физической культуре. Но не переводить же ее из школы в школу из-за урока физкультуры.
И мы ее просили и убеждали, что все равно нужно ходить на физкультуру и стараться что-то делать.

КА: А зачем?
АН: Затем, что физкультура человеку нужна.

КА: Она же может заниматься в какой-то хорошей спортивной секции.
АН: Может. Но то, что она не полюбила физкультуру, плохо. Потому что есть такая профессия, как учитель. На мой взгляд, самая важная и самая нужная профессия в мире. Учитель, в первую очередь, должен быть лидером, и задача учителя – не столько научить, сколько привить желание учиться. И вот это самое главное.

КА: Вы много таких учителей знаете?
АН: В моей жизни такие люди были. Я их ценю и уважаю. Немного, но они есть.

КА: Если в школе работают два таких педагога – это великое счастье. Приблизительно так и есть в каждой школе, поэтому бегать из одной в другую нет смысла.
АН: Значит, надо все терпеть. Или где-то быть троечником, закрывать глаза.

КА: А зачем?
АН: Чтобы жить по правилам социума. Если мы не будем жить по правилам, то вырастим огромное количество преступников. Есть определенные правила, есть всеобщее среднее образование. И это нормально. Чтобы все дети были равны.

КА: Но школу можно и экстерном окончить.
АН: Это не совсем хорошо и не совсем правильно.

КА: Почему, если эти дети успешны? У них нет проблем с социумом.
АН: До 18 лет ответственность за детей лежит на их родителях. Это их забота, кем ребенок вырастет, а в стране есть правила и традиции. И, мне кажется, хорошее среднее образование. Если вдруг родители решили, что ребенку не нужна школа, это их право, но ничего хорошего я в этом не вижу. Это просто баловство.

КА: Почему баловство? Я знаю детей, окончивших экстернат, они очень успешны.
АН: А я вот не знаю ни одного, хотя прожил 54 года. Я знаю много других людей, которые оканчивают школу, дружат и общаются с одноклассниками. Ничего плохого школа не сделала.

КА: Сейчас школа ничего не дает.
АН: Она дает образование. Она дает возможность учиться. У меня дочь с удовольствием ходит в школу.

КА: Ей просто повезло с первой учительницей. Вся эта система разрушается в старших классах, когда появляются разные преподаватели по предметам. У вас же есть старшая дочь, и вы знаете, что у нее была нелюбовь ко многим предметам.
АН: У нее и сейчас есть нелюбовь ко многим предметам. И что?

КА: То, что они проходят бесполезно для ребенка. Пустая трата времени, знаний – ноль! Для моей дочери в школе прошли даром физика, химия, биология. Она помнит только те темы, которые ей родители объясняли, а не учителя. 10–11-й классы – вообще бессмысленное времяпровождение, натаскивание на ЕГЭ.
АН: Если говорить про мою старшую дочь, то она выросла абсолютно свободной: хочешь – работай, не хочешь – не работай; учись, где хочешь. Да, ей тоже не нравились некоторые преподаватели в институте, и я с ней согласен. Но есть определенные условия жизни… Например, она говорила, что преподаватели старые, не знают компьютер, не знают нынешнюю ситуацию в архитектуре, не смогли приспособиться к новой экономической ситуации, и схватить у них особо нечего. Я не согласен с ее словами до конца. Наверняка кто-то из них был и толковый, нельзя всех под одну гребенку. Поэтому она училась дальше.
Давай определимся: мы говорим про детей до 18 лет или после?

КА: Трудно сказать. Потому что в 18 лет, когда они начинают в институты поступать, особенно проявляется давление родителей.
Дочери моей знакомой всегда очень трудно давалась учеба. Я посоветовала отдать в колледж после 9-го класса, и знакомая согласилась. А потом я узнаю, что девочка пошла в 10-й класс. Спросила, почему так получилось, – оказывается, одна из подруг ей сказала: «Ты с ума сошла? Твоя что – хуже?» В результате девочка пошла в 10-й класс и не смогла его осилить, все равно бросила, но социум и общественное мнение сделали свое дело.
И таких много. Детей никто не слушает, что они хотят и почему. Главный девиз: «Будешь делать, как я сказал!»
АН: Я считаю, что родители неправы. С другой стороны, я не знаю ситуацию. Может, она хулиганка…

КА: Что вы! Очень хорошая девочка, старательная, трудолюбивая.
Просто у нас принципы жизни такие. Мы ведемся на социум – у всех есть высшее образование, и у тебя должно быть. Мы костьми ляжем, но будет как у всех. Неважно, хочет ребенок или не хочет.
АН: А ребенок ничего не хочет, так как изначально любой человек – существо ленивое.
Попробуй заставь его посуду помыть или решить какую-нибудь задачку математическую! Человек так устроен, мы это начинаем понимать, когда взрослеем. И если детей не ставить в определенные рамки, то они вырастут тунеядцами. 
Фото: European Commission, www.euobserver.com
КА: А зачем в рамки? С ними можно просто разговаривать.
АН: Разговор – это тоже рамки. Другое дело, если рассматривать родительский эгоизм. Это желание реализовать свои утраченные амбиции в детях, и это часто приводит к трагедиям.
Человек должен жить своей жизнью, а детей не надо воспитывать, их надо любить!

КА: «Не воспитывайте своих детей, они все равно вырастут похожими на вас».
У многих в детстве были очень авторитарные родители, которые добивались от ребенка полного послушания. Я считаю, что абсолютного авторитета взрослого быть не должно, ребенок должен иметь сопротивление. А как вы считаете: взрослый – это изначально авторитет для ребенка или нет?
АН: Смотря какой взрослый.

КА: Как это решить? И чаще всего говорят фразу: «Слушайся старших».
АН: Ну, конечно, обязательно надо слушаться старших. Конечно. Тут даже вариантов никаких.

КА: Но старшие-то могут разное говорить.
АН: Так в том-то и наша задача, чтобы оградить детей от плохих старших, да?

КА: Так не получается.
АН: Обязательно надо слушаться старших. Уважать, относиться с пониманием. Понятно, что старший имеет больше опыта, больше знаний.

КА: Как вас воспитывали? Вас лупили?
АН: Нет, не лупили. Разок, я помню, было… сеткой капроновой, за то, что я ушел из дома и не сказал куда. И я считаю, что детей надо наказывать. Ну, не бить, а шлепнуть, может быть, иногда надо, хотя я никогда своих детей не шлепал.

КА: Ну вот, вам не понадобилось, мне тоже не понадобилось «шлепнуть».
АН: Но я не вижу в этом большой проблемы. У детей еще не сформировался ценностный багаж, они не воспринимают мир с точки зрения духовных ценностей, для них самая важная духовная ценность – это обида родителей. Так иногда родители этим спекулируют, иногда это воспитательный момент. А раньше для ребенка физическое наказание было более действенное, ему подзатыльник один раз дашь – он запомнит на всю жизнь, что так делать нельзя.

КА: Не факт.
АН: Да факт. Палку перегибать нельзя. Нельзя делать это с ненавистью. Если ты любишь ребенка, злишься ты или нет, ребенок чувствует твою любовь.
Издевательством над детьми я, например, считаю участие в таких программах, как «Голос. Дети» или «Лучше всех!». 
Фото: Алексей Фокин, www.chel.kp.ru
КА: Ну, детские конкурсы – это вообще страшные вещи.
АН: Это издевательство государства, потому что эти программы показывают по центральным каналам.
Дети должны быть детьми, и на них не надо зарабатывать деньги. И вот это преступление. И, к сожалению, политика нашего государства это поощряет, да. Потому что все эти передачи лицензионные, пришли с Запада, и мы их легонько взяли и сказали: давайте мы будем такими же.
А давайте все-таки будем выбирать, что подходит для нашего менталитета, для нашей культуры, а что не подходит.

КА: Но это очень подходит! Русские любят хвастаться. И здесь они хвастаются своими детьми.
АН: Чего они хвастаются? Да, я могу понять конкурс между школами, художественная самодеятельность, олимпиада. Это нормально. Это стимул к развитию.
А вот это по Первому каналу и потом миграция по стране для зарабатывания денег – это ужасно.

КА: К сожалению, здесь вы правы. Зарабатывание денег на детях и слава абсолютно отключают разум у родителей.
АН: Детей просто калечат, превращают в инвалидов моральных и физических, и вот это большая проблема. И родители это, к сожалению, часто не понимают. Точно так же и в спорте, и во всем остальном. Перегибать палку нельзя.
Вот ты меня спросила, как меня воспитывали? Меня воспитывали достаточно вольно, в школе меня никто не пас, уроки я делал сам, учился хорошо.
В подростковом возрасте был один случай, который сильно повлиял на мою жизнь. Я приехал из суворовского училища домой на каникулы, и мы с моим другом Бывалиным Васькой решили пойти на дискотеку. Естественно, мы купили бутылку вина, я спрятал ее в карман пиджака, а мать увидела. И она говорит: «Ребята, ну что вы? Где вы собираетесь это пить, в подъезде? Давайте-ка садитесь за стол!» А мы школьники еще! «Выпьете как люди, посидите и потом идите на свою дискотеку». И вот это мне крепко запомнилось. И я понял, что никогда не стану пьяницей, потому что мне не запрещали пить. Хочешь – попробуй, выпей.

КА: Ну она же умная женщина, быстро поняла – если сейчас отберет вино, вы все равно другую бутылку купите, и ничего не изменится. Это было мудрое решение.
АН: Не знаю, я вот не думаю, что меня в какой-то строгости воспитывали… Хотя я поехал в военное училище – меня никто не спрашивал. Мне сказали: «Знаешь что? У нас в семье не было никаких военных. Будешь ты». И я подумал и сказал: «Ну, раз вы так считаете, буду». И попал в тяжелейшие условия суворовского училища. Там все эти сопли, про которые ты сейчас рассказываешь, сразу утерли. И если сначала я рыдал в подушку каждый день, то через полгода все это прекратилось, а на втором курсе я уже чувствовал себя отлично. И когда окончил суворовское училище, был настолько самоуверен, что мне было все равно, в какой институт поступать. Я был уверен, что поступлю в любой. Плохо это или хорошо?

КА: Хорошо. Уверенность – это хорошо.
АН: Ты говоришь – свобода. Так вот никакой свободы не было. Была жесточайшая дисциплина, наказания за каждый чих. Был коллектив… Не все преподаватели нравились. И тем не менее я сейчас с огромным уважением отношусь к тому периоду, да. И считаю, что это были, может быть, ключевые годы для моего характера.

КА: А если бы сейчас была возможность все поменять, вы бы все равно пошли?
АН: Я не вижу ни одного момента в своей жизни, который можно было бы повернуть. Меня все устраивает, вообще все, что произошло в моей жизни.

КА: Значит, вы счастливый человек.
АН: Ну… были и трудные времена, но это нормально. Они, конечно, сформировали некую жесткость – вот когда я с тобой говорю, я понимаю, что я жестковат. Но вот так уж сложилось с того времени, Камилла. Так что я за свободу…

КА: Вы против свободы.
АН: Нет, я за свободу… Я за свободу с ответственностью – за решение тех вопросов, которые тебе поручены. Если ты готов принимать на себя ответственность и решения, тогда свобода – это нормально. 

Общество

Машины и Механизмы
Всего 6 комментариев
Открыть Свернуть Комментировать
Комментарии

Рекомендуем

OK OK OK OK OK OK OK