Святая молотилка

М – многозначность

Говоря об инквизиции в Средние века, мы рискуем попасть в ловушку многозначности. Латинский термин Inqusitio имел несколько переплетающихся значений. В самом общем виде в зависимости от контекста он может означать как «дознание» – в смысле судебно-следственная процедура с применением пытки, так и «познание» – как процесс установления научной истины путем логического разбора доказательств.

Император Священной Римской империи германской нации Фридрих II Штауфен вот, например, написал трактат о соколиной охоте, в котором именовал себя vir inquisitor – «муж пытливый» (тот, кто докапывается до истины). В своей книге он описывал (вполне в духе Аристотеля) природу сокола как птицы и рассуждал о практике – «искусстве соколиной охоты». Это было серьезным научным достижением для первой половины XIII столетия, когда книг вообще писали существенно меньше, чем в наши дни.

Что и говорить, образцовый инквизитор-натуралист. Тот же Фридрих II Штауфен, кстати, издал ряд законов, где установил, что ересь – это преступление, за которое полагается наказание – смертная казнь.

Григорий Бакус. ScienceVideoLab, youtube.com

Григорий Бакус: «Законодательство Штауфена привело к тому, что на практике сблизились два значения латинского слова Inquisitio. Первое – тип судебного дознания с использованием пытки в отношении уголовных преступлений – убийство, разбой, воровство. Благодаря императору Фридриху в этот список попала ересь – как преступление, заключавшееся в распространении идей, осуждавшихся церковью.

Император Фридрих II Штауфен. Иллюстрация: «De arte venandi cum avibus», ru.wikipedia.org

Еретик как преступник участвовал в сообществах, которые эти опасные идеи создавали и поддерживали. Но люди судейские не были сами компетентны в том, что именно считать ересью – для этого были нужны обученные (в смысле – имевшие теологическую подготовку), люди, занимавшиеся расследованием по специальному поручению папы римского и потому имевшие право “привлекать руку светской власти ”. Последняя фраза, стереотипно повторяющаяся в средневековых документах, говорит о том, что церковное расследование мыслилось как нечто отдельное от работы судебного аппарата. Это второе значение слова Inqusitio – специальное церковное расследование в отношении идей, которые противоречат догмам. Как процедура она была близка схоластическим диспутам в средневековом университете: спор об идеях и соответствии их Священному Писанию. В XVI веке – спустя более трехсот лет после Фридриха II Штауфена – эта последняя практика оформится в специальный орган при папской курии: Officium Sanctum Inquisitionis Pravitatis Haereticae – в переводе с латинского: “святой отдел расследований еретической греховности ”, а если коротко – святая инквизиция. Чуть раньше – в конце XV века – подобный орган был создан в Испании, где расследования о делах веры находились под покровительством короля».

Колдуны & еретики

Так что вопреки распространенному мнению этот «отдел» интересовался прежде всего еретиками, а не ведьмами. И это не одно и то же. Колдовство предполагало причинение ущерба здоровью или имуществу посредством магии. Ересь – иной подход к религиозным догмам.

Первое – понятие бытовое (на уровне: поругался с кем-то – сдохла корова), а потому церкви не особо интересное, второе – основополагающее. Колдовство поначалу было мало связано с религией – ни бог, ни дьявол в конфликте сторон, как правило, не участвовали. Около 90 % обвинений в колдовстве даже в XVI–XVII веках – это как раз такая «бытовуха», а вовсе не «высокая магия» с демонами «по вызову». Светским судам поначалу было трудно квалифицировать такие дела – казнить могли за убийство, если использовались какие-то зелья, но вот расследовать, например, пропажу молока у коровы по инквизиционной процедуре было проблематично. Да и Католическая церковь долго считала такого рода обвинения суевериями и происками сатаны, морочащего головы неучам.

Черные лебеди

Это красивое название предложил современный эссеист Нассим Талеб для социального события, которое крайне трудно или вовсе невозможно предсказать, но последствия его – грандиозны и, чаще всего, катастрофичны. И первый такой лебедь в свете интересующей нас темы прилетел в XV веке – угроза раскола церкви. Начальным потрясением стало учение чешского богослова Яна Гуса, противопоставившего церковь как сообщество верующих и папство. Ян Гус резко критиковал практику индульгенций и упадок нравов в папской курии. Для того, чтобы отстоять свою правоту, чешский проповедник прибыл на Констанцский собор. В ходе богословского диспута большинство участников признало эти идеи ошибочными и, поскольку они касались веры, еретическими. Ян Гус отказался признавать ошибочность своих взглядов и был сожжен вместе со своими сочинениями в 1415 году. Его учение запретили, но конфликт сразу перешел в форму прямого вооруженного противостояния, и инквизиция не сработала.

Григорий Бакус: «Второе потрясение – внутренний конфликт духовенства по вопросу власти в Католической церкви – должна ли она принадлежать папе или Вселенскому собору. В конце XV века важную роль сыграл брат проповедник из ордена доминиканцев по имени Генрих Инститорис. Он был функционером, а не карьеристом от церкви, который забирается по головам до самого верха. Это человек, который уже достаточно высоко находился в церковной иерархии и знал, как работает репрессивная машина. Он был готов крутить педали этой машины в любую сторону – куда скажут. Если надо разобраться с теми, кто поддерживает идею вселенского собора, – разберемся с ними, надо решить вопрос с ведьмами – решим.

Инститорис оказался голосом “папской партии”, и, как инквизитор, боролся с концилиаристами (сторонниками нового созыва вселенского собора в Базеле), а еще написал знаменитый “Молот ведьм” – трактат по демонологии и о надлежащих методах преследования колдовства, настаивая на том, что инквизиция должна заняться этими делами. Логика была простой – страдают добрые христиане – церкви нужно вмешаться. По иронии судьбы, идеи Генриха Инститориса относительно колдовства начали работать позже – после грандиозного потрясения Реформации (широкого религиозного и общественно-политического движения в Западной и Центральной Европе XVI – начала XVII веков, направленного на начальном этапе на реформирование Католической церкви, а на заключительном – на отделение от нее и образование новой христианской конфессии – протестантизма. – Прим. «ММ»). За ней последовала череда религиозных войн: прежде единая церковь раскололась, и в Западной Европе появились враждующие государства протестантов и католиков. И, как бывает во время любой масштабной войны, человеческая жизнь сильно упала в цене».

Пиком в этой череде катастроф стал так называемый малый ледниковый период, начавшийся в середине XVI века, когда в Европе похолодало. Сильно и надолго. Урожаи упали – крестьяне начали голодать и, как следствие, нервничать. Беда не приходит одна, и примерно с 1580 года на тех, кто «не успел спрятаться», посыпались обвинения в колдовстве. Так продолжалось до 1620–1630-х годов – период, когда вы точно не хотели бы появиться на свет: мало того, что вашу землю опустошили война и голод, на это время пришлось максимальное число дел по обвинению в колдовстве.

Эпицентры

Правда, в разные периоды времени «молотили» ведьм не везде равномерно. В первую очередь пострадала Германия времен Тридцатилетней войны (1618–1648 годы) – период второго витка религиозного противостояния между протестантами и католиками. Там самым опасным для жизни и здоровья местом оказались диоцезы – крупные княжества с небольшими городками, где у власти стояли епископы. Апофеозом этой ситуации стала деятельность комиссара по делам ведьм Франца Буирмана, действовавшего от имени архиепископа Кельнского – он отправил на костер сотни жителей немецкого города Рейнбаха.

В других землях княжества-архиепископства Кельн дела обстояли не лучше. За 10 лет здесь сожгли 2000 человек. В Вюрцбурге за четыре года – 900, а в Майнце за три – с 1626-го по 1629-й – 768 человек. Но это был пик преследований – в дальнейшем график поползет вниз. Хотя подавляющее большинство обвинений в колдовстве даже в те годы, вопреки мифам, были куда менее масштабными. Вспышки преследований, а затем и – натурально – костров – были очень яркими, но точечными. Весь период охоты на ведьм – середина XV – середина-конец XVII века. При этом тенденции на местах могли быть разными – казнили то по нескольку человек за десятки лет, то сразу – сотнями.

Красавиц.нет

А вот точное число жертв не знает никто – слишком уж фрагментарны архивы, хотя есть несколько серьезных научных трудов по этому поводу. Американский историк Брайан П. Левак, специалист по охоте на ведьм, оценил размах бедствия в 90 тысяч человек за 300 лет. При этом на практике казнили не всех обвиняемых – согласно известной статистике, смертный приговор выносился в отношении примерно половины из них. Да-да, вопреки стереотипу о беспощадности инквизиции, во время процессов судьи зачастую и в самом деле пытались разобраться, кто виноват, а кто прав.

Если говорить только об эпицентре преследований – Священной Римской империи германской нации, в которую в те времена входили территории современных Германии, Австрии, стран Бенилюкса, Чехии, то с 1530-х годов до конца 1730-х здесь казнили более 23 тыс. человек. Кстати, 24 % (4575) из них были мужчинами. То есть речь шла не только о женщинах, и, кстати, далеко не о красавицах, как принято думать: большинство сожженных дам, судя по сохранившимся в архивах данным, были преклонного возраста – старше 50 лет.

Сожжение ведьм у замка Рейнштейн близ города Бланкенбурга (1555 г.), commons.wikimedia.org

А в некоторых землях соотношение полов могло быть и 50 на 50. Во французской Нормандии молот ведьм и вовсе обрушился на мужской пол. Среди казненных здесь было 278 мужчин и только 103 женщины. Да и поначалу первые подвергались гонениям чаще вторых. Весы в сторону дам качнулись в конце XV – начале XVI веков.

Груши, старушка и хромой мальчик

Мы подходим к развенчанию очередного мифа – о доносительстве: мол, каждый мог обвинить в колдовстве соседа, если его сын украл груши в саду. На деле все было иначе. И, кстати, по поводу груш. Очень показательный случай приводит немецкий историк Вольфганг Берингер: в 1583 году некая Барбара Вильхальмин, жительница пасторальной альпийской деревушки Хинделаг во время богослужения в местной церкви выбежала из толпы и прокричала: «Тебя, Андреас Прель, и тебя, Урсула Шмидин, я вызываю к ответу в долине Иосафат на Страшном Суде!» Стали разбираться и выяснили, что пару лет назад в сад к этой Барбаре забрался соседский ребенок – воровать груши. Женщина напустилась на него с ругательствами. Мальчик испугался, упал с дерева и сломал ногу, после чего закономерно стал хромать. Но родня, разумеется, подумала о порче. И все это время ходила за несчастной Барбарой, чтобы та ее сняла. А вот жаловаться не стали – вдруг не пройдет. Да и самим можно запросто под раздачу попасть: очень часто вместе с обвиняемыми «молот ведьм» перемалывал и кости обвинителей. Это была не мгновенная карма, а логика тех лет – ведьму мог узнать только тот, кто был на шабаше, а, значит, сам причастен к темным делишкам. И это еще что – маховик репрессий, как правило, затягивал все больше и больше народу: сначала родственников, потом соседей, потом дальних знакомых.

Другая характерная история произошла тоже в Альпах. Пастуху по имени Хонрад Штоклин то и дело приходят видения, и он воображает себя целителем. И вот, в одном из таких «фата-моргана» ангел будто бы указал ему на местную жительницу Анну Энценсбергерин как на виновницу болезни обратившейся за исцелением к пастуху женщины. Виновница – значит, ведьма. Анну заковали в кандалы, но этим дело не ограничилось. Штоклин отправился вслед за ней – по той же самой неумолимой логике демонологии: узнать ведьму может лишь участник шабаша.

Впрочем, и сама Анна Энценсбергерин подлила масла в огонь будущего костра в буквальном смысле. Одной ей погибать не хотелось, поэтому она заявила: «Да, я – ведьма! А училась у матери Штоклина, покойной Урсулы». И понеслось! За пару лет в небольшом городке Оберстдорф сожгли минимум 20 человек.

Основы основ

«Молот ведьм» Инститориса, хоть и не сразу, но сыграл свою роль в раскачивании преследований. При этом в нем «брат Генрих» попытался объединить все, что думали о колдовстве разные доминиканцы – как немцы (теолог Иоганн Нидер), так и итальянцы (есть совпадения со взглядами на колдовство монаха Иеронима Висконти). Так что «Молот ведьм» – вовсе не практическое руководство, как думают многие, а лишь сборник идей. Тем не менее, он стал одним из столпов, на которые опиралась инквизиция.

Но были и другие произведения такого рода. Например, «Стрига», написанная представителем раннего гуманизма итальянцем Джанфранческо Пико делла Мирандола. Стрига (лат. Strix) – это существо-гибрид из античной мифологии. Превращаясь в ночную птицу – ушастую сову – ведьма творит свои злые дела. И хотя главная идея у Джанфранческо Пико была примерно та же самая, что и у Инститориса, – необходимость полного искоренения колдовства, его произведение показывает то, насколько разными могли быть демонологические сочинения.

Григорий Бакус: «Главное отличие “Стриги” от “Молота ведьм” в том, что это небольшой гуманистический диалог, построенный на цитировании античных, как римских, так и греческих текстов. В советской исторической науке было принято подчеркивать различие “реакционной” схоластической культуры церкви и “прогрессивного” сообщества гуманистов.

Сочинение Пико убедительно показывает, что такое противопоставление не соответствует действительности. В самом деле, “Молот ведьм” воспроизводил формы рассуждения, характерные для Средневековой теологии. Объяснение природы колдовства у Инститориса было построено в русле натурфилософии Аристотеля и Фомы Аквинского – с подробными пояснениями относительно того, что собой представляет демон как существо, как он может менять облик и взаимодействовать со смертными. Современного читателя в трактате больше всего поражает описание “механики” полового акта между инкубом и ведьмой – оно представляет собой цитату из “Суммы теологии” Фомы Аквинского, который, следуя логике аристотелевской “Физики”, продолжил последовательное описание даже таких материй.

Джанфранческо Пико очень скептически относился к Аристотелю – как к “языческому” философу, и потому отказался от идеи описания колдовства в духе натурфилософии с ее пассажами о телах демонов, созданных из сгущаемого воздуха. “Стрига” описывает колдовство с точки зрения неоплатонизма, синкретического учения, объединившего идеи Платона с элементами восточных религий. Джанфранческо Пико создал образ демона и ведьмы на основе античных источников, рассматривая их как доказательство реальности колдовства. Логика Пико выглядела следующим образом: если древние авторы описали разные магические практики (мифического певца Орфея, вернувшегося в царство мертвых за своей возлюбленной Эвридикой, например, он считал основателем некромантии), то как можно сомневаться в реальности колдовства?»

А – амбивалентность

Интересно, что в конце жизни Инститорис, создавший самый знаменитый трактат о колдовстве «Молот ведьм», перестал заниматься темой женской магии, вместо этого сосредоточив внимание… на святых представительницах прекрасного пола! Маятник его карьеры качнулся из одной крайности в другую – вместо преследования ведьм он стал продвигать культ женщин-святых. Причем тех, кого таковыми не признала пока даже сама церковь.

«Инститорис ставил этих женщин в качестве примера в своей полемике с чешскими еретиками из Unitas fratrum (лат. «Братское единство». – Прим. «ММ»). Он как бы вопрошал – ну что такое ваша нравственность и добродетель? («чешские братья» были сторонниками нравственного совершенствования человека. – Прим. «ММ») Обычное дело для христианина! А вот эти “живые святые” – женщины, у которых появляются мистические откровения и кровоточащие стигматы (раны, которые предположительно были на теле Христа после распятия ) – пример истинной святости. Это знак того, что только в Католической церкви присутствует Святой Дух. Интересно, что усилия Инститориса в продвижении культа “стигманосицы” Лючии Брокаделли балансировали на грани серьезного конфликта с францисканцами (католический нищенствующий монашеский орден, основан святым Франциском Ассизским в 1208 году с целью проповеди в народе апостольской бедности, аскетизма, любви к ближнему. – Прим. «ММ») – те настаивали, что стигматы – уникальный Божий дар основателю их ордена – святому Франциску.

Я думаю, что Инститорис воспринимал человеческую породу как порочную, подверженную греху. Но при этом “брат Генрих” стремился найти крайности – греховность и святость. Отсюда и амбивалентность мышления Инститориса: ведьмы – святые», – заключает Григорий Бакус.

Если уж в одном борце с ведьмами сочеталось несочетаемое, то что говорить о средневековой инквизиции, которая вплоть до Реформации представляла собой не постоянно действовавший институт, а практику – когда нет конкретной организации, а есть лишь поручение папы. Поэтому, как водится, многое определял пресловутый человеческий фактор: одних отправляли на костер, другие за аналогичный «грех» получали лишь какую-нибудь епитимью.