Наука под замком: как жили советские академики

Магазин для американцев. www.царицын.рф

1920-е годы все научные и производственные отрасли новорожденного Советского Союза встретили фактически обескровленными. В августе 1923-го глава ОГПУ и одновременно нарком путей сообщения Феликс Дзержинский писал в ЦК: «Из своего опыта на транспорте должен сказать, что спецы, оставшиеся у нас, самые худшие, без инициативы, без характера. Тянут лямку, чтобы жить. Самые лучшие и подвижные у нас спецы – это полученные нами (и почему-то не расстрелянные) от Колчака, Деникина и Врангеля». В этом же письме Дзержинский предлагает и решение проблемы. Во-первых, привлечь в страну молодых зарубежных специалистов, в частности немецких, очарованных идеей строительства коммунизма. Во-вторых, бывшим российским подданным, бежавшим после революции, дать амнистию – только с тем, чтобы по возвращении в страну они года 2–3 поработали там, где им скажут. ЦК предложение одобрил, и процесс пошел. 

ПО ДАННЫМ АМЕРИКАНСКОГО ЭКОНОМИСТА Энтони Саттона, автора трехтомника «Западные технологии и развитие советской экономики с 1930 по 1945 год», на работах по механизации добычи угля на Донбассе в 1931-м были задействованы примерно 2000 иностранцев, в основном немцы. В 1933-м 500 немецких специалистов числились среди работников Краматорского металлургического завода. Практически ни один проект советской индустриализации в 1920–1930-х не обошелся без участия граждан Германии. Правда, поскольку ехали немцы или за идеей, или от плохой жизни (Германия после Первой мировой тоже была не самой процветающей страной Европы), то и относились к ним так же, как к советским работникам. Они и зарплату получали вполне социалистическую: на том же Краматорском заводе – около 150 рублей в месяц. Но были на великой стройке и специалисты другого порядка, которых привлекли совершенно капиталистически – деньгами. Так, в 1930 году в цветной металлургии СССР работали около 200 американских инженеров. А гражданин США Джон Литлпейдж даже занимал должность замдиректора Всесоюзного объединения «Цветметзолото». Американцы были трудоустроены совсем по другим контрактам и могли получать до $1000 в месяц. 

Кстати, именно американские работники оставили много воспоминаний с яркими оценками компетенции тогдашних советских инженеров. Например, на строительстве Магнитогорского металлургического комбината главной проблемой, по их мнению, было сдерживание разрушительного энтузиазма новоиспеченных советских специалистов, которых американцы прозвали «90-дневными чудесами» (90-day wonders) – потому что все они в качестве образования имели трехмесячные курсы подготовки. В архиве Госдепа США есть отчет о беседе с инженерами компании Albert Kahn, Inc., в конце 1930-го работавшими в Москве вместе с примерно 300 советскими специалистами. По их словам, «…лишь четверо-пятеро из этих русских были инженерами, а остальные, исключая 20 девушек-копировальщиц, были “хуже, чем бесполезными”». 

В 1933 году грянул валютный кризис, и большая часть американцев из СССР уехали. В то же время проект по привлечению обратно в страну бывших российских подданных продвигался не слишком хорошо. Одним из немногочисленных успехов советской власти на этом пути стало возвращение химика-органика Александра Орехова. В 1928 году он приехал из Парижа в Москву, где создал и возглавил отдел химии алкалоидов при Всесоюзном научно-исследовательском химико-фармацевтическом институте. Орехов и его сотрудники впервые выделили и наладили синтез около 100 растительных алкалоидов, которые до сих применяются в медицине и сельском хозяйстве. 

В ОСТАЛЬНОМ ЖЕ ОТТОК специалистов из страны продолжался. Самым популярным способом расставания с родиной стали загранкомандировки и работа в советских учреждениях за рубежом. Число «невозвращенцев» в конце 1920-х росло геометрически: к лету 1928 года СССР покинули 123 человека, среди них – 18 членов партии, а летом 1930-го их стало 277, включая 34 партийных. Этому способствовало сворачивание нэпа, ухудшение качества жизни и ужесточение политических преследований. Шпиономания в СССР стала повсеместной. Властям кругом мерещились агенты заграницы и предатели. Ряд специалистов в научно-технических областях были арестованы и расстреляны по делам о «вредительстве». В 1929 году для противодействия эмиграции советских граждан приняли «закон о невозвращенцах» – постановление Президиума ЦИК СССР «Об объявлении вне закона должностных лиц – граждан СССР за границей, перебежавших в лагерь врагов рабочего класса и крестьянства и отказывающихся вернуться в Союз ССР». В соответствии с ним, наказанием для перебежчиков служили конфискация всего имущества и расстрел в течение 24 часов после задержания и установления личности. Постановление при этом имело обратную силу, то есть расстрел грозил и тем, кто сбежал из страны до изменений законодательства. 

Многих, однако, это не останавливало – ученых в том числе. В 1929 году из командировки в Лондон вместе с семьей не вернулся инженер-электрик Иосиф Поляков. В России он разрабатывал системы автоматизированной телефонной связи, а в Британии изобрел первые модели слухового аппарата и больничного пейджера (bleepers). Основанная им фирма Multitone Electronics существует до сих пор. Его внуки – Мартин Поляков, химик и вице-президент Лондонского королевского общества, и Стивен Поляков, драматург и режиссер. 

В 1931-м принимает решение остаться в США будущий знаменитый генетик Феодосий Добржанский, внесший огромный вклад в создание современной синтетической теории эволюции. В 1933 году с научного конгресса в Брюсселе не вернулся один из самых заметных физиков-теоретиков XX века Георгий Гамов – основоположник теории «горячей Вселенной», человек, который в числе первых объяснил эволюцию звезд с точки зрения ядерной физики.

ТУЧИ СГУЩАЛИСЬ. В 1929-м академик Алексей Крылов, за рубежом работавший вместе с Петром Капицей в составе комиссии, направленной советским правительством для восстановления научных связей и закупки оборудования, прибыл в Москву с очередным отчетом. Дочери Анне, которая была замужем за Капицей (они вместе тогда находились в Кембридже), он написал письмо, в котором просил супругов не приезжать в СССР, но сделать это так, чтобы не вызвать подозрений в нелояльности. Под подозрением, однако, к тому моменту были уже все. В Политбюро Капицу обсуждали не иначе как потенциального изменника, который в любой момент передаст все свои разработки британскому правительству. Сначала Капицу уговаривали остаться в Москве, но в конце концов просто не выпустили из страны, когда он все-таки приехал ради участия в конгрессе в 1934 году. 

В том же 1934-м вновь ужесточились законы. В частности, закон «О государственных преступлениях». В новой редакции ответственность за госизмену возлагалась не только на самих перебежчиков, но и на их родственников, оставшихся в стране. Они наказывались лишением свободы и конфискацией имущества – за недонос на члена семьи. 

Но и это не обезопасило советскую власть от побегов. В 1936 году отказался возвращаться из-за границы академик Владимир Ипатьев, сотрудничавший с большевиками с 1917 года и долгое время возглавлявший советскую химическую промышленность. Его сын, тоже Владимир и тоже талантливый химик, официально в печати отречется от отца, но все равно будет арестован. Владимир Ипатьев-младший провел в тюрьмах почти 10 лет. 

В том же году остался во Франции и другой советский химик – академик Алексей Чичибабин, который девятью годами ранее вел переговоры о возвращении в СССР с Александром Ореховым. Чичибабину терять было некого. В 1930-м их с женой единственная дочь Наташа, также занимавшаяся химией, получила в цеху смертельный ожог олеумом. Ее мать Вера тяжело переживала потерю, женщине потребовалась помощь психиатров, за чем Чичибабины первоначально и выехали из страны – чтобы больше никогда не вернуться. 

Безусловно тяжелое для Ипатьева, Чичибабина и их семей решение об эмиграции в итоге оказалось верным. Страх руководства страны и лично Сталина перед несуществующей «пятой колонной» и внедрившимися повсюду предателями уже через год, в 1937-м, вылился в «Большой террор» – чуть ли не самый страшный и бессмысленно жестокий период в истории России. 

В ПОСЛЕВОЕННОЕ ВРЕМЯ потребность в человеческих ресурсах для СССР приобрела новый масштаб. Во время войны погибло 26,6 млн советских граждан (по официальным оценкам Минобороны РФ от 2015 года). Речь шла уже не об «импорте» индивидуальных мозгов и талантов, – в стране попросту не хватало рабочих рук. Частично эта проблема решалась репатриацией граждан, оказавшихся на оккупированных территориях. Причем до декабря 1945 года советским органам репатриации (специально созданному в 1944-м Управлению Уполномоченного СНК СССР по делам репатриации граждан СССР из Германии и оккупированных ею стран) выдавали всех подряд: тех, кто к началу войны имел советское гражданство, тех, кого в лагерях для беженцев просто идентифицировали как «русских», тех, кто хотел возвращаться, и тех, кто не хотел. Фактически людей насильно грузили в вагоны и отправляли на восток. Многие до места назначения не доезжали, и, как минимум, 4,2 млн человек из репатриантов прошли затем через фильтрационные лагеря НКВД. 

Для получения технологий и людей, способных их применять и совершенствовать, у СССР был другой источник – разоренная Германия. Им, впрочем, не брезговали и США с Великобританией. Например, непосредственной целью американской операции «Скрепка» (Operation Paperclip) была вербовка ученых Третьего рейха для работы в США. Одна из аналогичных операций Советского Союза получила в литературе название «Операция ОСОАВИАХИМ» (Общество содействия обороне, авиационному и химическому строительству, предшественник ДОСААФа). 

Немецкий инженер Фриц Карл Прейксчат вспоминал: «Они пришли где-то между полуночью и тремя часами утра, когда все спали. У них был ключ от квартиры, от входной двери. Среди них был один переводчик, он сказал мне по-немецки: “Вы мобилизованы для работы в России”. У меня не было никакой возможности сбежать, это была продуманная операция». Следующие шесть лет Прейксчат провел на острове Городомля на озере Селигер, занимаясь ракетными разработками для СССР, под руководством такого же «трофейного» инженера Гельмута Греттрупа. В это же время где-то под Куйбышевым их соотечественник, авиаконструктор и бывший штандартенфюрер СС Фердинанд Бранднер работал над самым мощным в мире турбовинтовым двигателем НК-12 (устанавливался на стратегический бомбардировщик Ту-95, пассажирский самолет Ту-114, транспортный Ан-22). Несколько лет жизни (с 1946 по 1952-й) провел в России знаменитый Хуго Шмайссер: вместе с 16 другими оружейными конструкторами он работал в специально созданном отделе на заводе «Ижмаш». Некоторые исследователи полагают, что Шмайссер принимал участие в создании автомата Калашникова.

ВЫВОЗИЛИ НЕ ТОЛЬКО КОНКРЕТНЫХ специалистов и их семьи. Вывозили целые предприятия – заводы и конструкторские бюро со всем оборудованием, документацией, чертежами и персоналом. Более 300 ученых, участвовавших в немецкой ядерной программе. 6000 специалистов, работавших на испытательных полигонах и заводах, производивших крылатые ракеты Фау-1 и Фау-2. 4000 специалистов по проектированию подводных лодок из Бремена и Штеттина были вывезены вместе с демонтированными верфями и заводами по производству торпед, двигателей и систем управления огнем. Переехали в СССР заводы Zeiss в Йене и завод Siemens & Halske в Берлине, производившие научные приборы.

К СЕРЕДИНЕ 1950-х необходимые производственные процессы были налажены, и большинство немецких невольников отпустили восвояси. В 1960-х СССР уже конкурировал с США за звание лидера в науке и технологиях. Страна, прошедшая две мировые и гражданскую войны, после революции испытавшая массовый исход научно-технической интеллигенции, первой отправила человека в космос и грозила врагам атомной бомбой. Поразительным технологическим успехом Советского Союза мы гордимся по сей день. Только не стоит забывать, что часто он достигался под бряцание наручников и скрежет тюремных дверей.