Поймать ДНК за хвост
Химические методы исследования биологических объектов, вроде секвенирования ДНК и белков (определения их нуклеотидной или аминокислотной последовательности), дают представление о структуре, разрушая объекты. С клетками еще тяжелее. Жизнь – это движение. Движение белков, липидов, нуклеиновых кислот. Мир их бесчисленных взаимодействий, защищенный от «не-жизни» тоненькой плазматической мембраной. По отношению к этой хрупкой структуре современные экспериментаторы в основном оказываются в роли патологоанатомов. Химический анализ – смерть. Большинство видов излучения, применяемых в микроскопии – тоже. Электронный микроскоп, который обычно вспоминают первым, вообще требует распластать объект на срезы и зафиксировать в полимере. Остается старый добрый световой микроскоп. Но это как знакомиться с Кирой Найтли, высматривая ее с вертолета. А как же пообщаться? Путь из обидного тупика наметил в 1986 году Артур Ашкин, сотрудник американского исследовательского центра Bell Labs, создав первый в мире оптический пинцет.
Основное помещение научно-исследовательского комплекса «НаноБио» похоже на биологическую лабораторию. На столах пробирки, перчатки. По соседству стоят инкубаторы, где развиваются какие-то сложные отношения между ДНК и ферментами. Нам же – по коридору и в подвал. В небольшой комнате – рабочее место с компьютером и нечто, напоминающее огромный стол, на котором «расставлены» микроскоп и целая куча устройств. Свет в ИК-спектре человеческим глазом не воспринимается, и хотя луч, прежде чем попасть в объектив микроскопа, проходит сложную траекторию над «столом» через зеркала и линзы, рассчитывать на «лазерное шоу» нечего.
В теории все самое интересное – на мониторе. Но я вижу только два темных пятнышка на светлом фоне.
Анатолий Арсениев готовит образцы для эксперимента на "Лазерном пинцете"
- А как эти свойства измерить?
- На монитор выводится изображение с камеры микроскопа. Мы видим шарик, который попадает в ловушку, и можем измерять его перемещения. А шарик в оптической ловушке ведет себя, как груз на пружине: чем дальше отошел от центра, тем большая сила на него воздействует. Если молекула тянет шарик в определенную сторону, он сместится в точку, где сила молекулы будет уравновешена силой со стороны ловушки. Измерив это смещение, мы можем сказать, что вот сейчас его молекула тянет с силой в 20 пикоНьютонов, например. Получается маленький динамометр.
- Как молекула крепится к микросфере?
- Есть молекулы, которые умеют находить «напарника» и связываться с ним. Например, два белка – авидин (которого много в птичьих яйцах) и стрептавидин (его вырабатывают некоторые бактерии) – связываются с витамином В7, биотином. Мы берем и химически «пришиваем» к молекуле ДНК с двух концов витамин В7. А к шарикам прикреплен белок стрептавидин. Дальше, когда пролетает мимо шарика молекула ДНК с биотином на конце, она цепляется за этот шарик, и ее уже сложно оторвать.
С ПОМОЩЬЮ оптического захвата можно прицельно воздействовать на объекты микромира. Но манипуляции проводятся под контролем все того же светового микроскопа – иначе говоря, мы все еще высматриваем Киру Найтли с вертолета. Закономерный вопрос: а почему изображение нельзя просто увеличить еще в сотню-другую раз, чтобы в подробностях рассмотреть, как работают ДНК, белки и прочие молекулы, образующие жизнь?
Инфракрасный лазер проходит через систему линз и зеркал, но человеческий глаз его не различает
• Скелет» клетки. "Мы изучаем бактериальный цитоскелет методом субдифракционной микроскопии, - рассказывает аспирант Алексей Ведяйкин. - Один из белков цитоскелета – ftsZ. Бактерии, у которых он не синтезируется, удлиняются до нескольких десятков микрон вместо 2-4, но не могут разделиться. Причины две: первая – мутация, вторая – SOS-ответ. Когда у бактерии повреждена ДНК, высока вероятность, что при делении образуются две нежизнеспособные клетки. Процесс останавливается, пока ДНК ни будет отрепарирована. SOS-ответ во многом помогает бактериальным клеткам пережить воздействие антибиотиков."
• Мембраны раковых клеток. Цитоскелет напрямую связан с мембраной клетки. От их свойств зависит, сможет ли клетка противостоять воздействию внешней среды. Аспирантка Наталья Морозова с помощью лазерного пинцета проверяет прочность мембраны раковых клеток печени человека: "У мембраны есть такие характеристики, как натяжение и вязкость. Они различаются у нормальных и раковых клеток. До сих пор эти параметры мерили не на клетках, а на выделенных фракциях их мембран. Мы же прикрепляем к конкретной клеточной мембране микросферу, а потом ее оттягиваем. Между шариком и клеткой образуется тонкая трубка из мембраны. И мы можем измерить силу их взаимодействия при разных условиях."
• Бактериальная «самооборона». "Некоторые бактерии обладают системой рестрикции-модификации – механизмом, позволяющим остановить атаку на колонию вируса-бактериофага. У бактерий, владеющих этой системой, с ДНК взаимодействуют два фермента, - объясняет Наталья Морозова. - Метилаза добавляет в определенных местах ДНК метильную группу (CH3). А рестриктаза режет ДНК в тех же местах, если метильной группы там нет. Это своего рода «охранная грамота». Когда клетку заражает вирус, его ДНК не метилирована, и рестриктаза разрушает чужеродный генетический материал. Но бывает, что система дает сбой, и ДНК бактериофага метилируется. Значит, его потомство сможет заразить другие клетки. Мы встраиваем в клетки E.Coli меченные ферменты. И на их примере при помощи флуоресцентной микроскопии выясняем, случаен ли этот процесс, или есть клетки-предатели, в которых, например, метилазы больше, чем рестриктазы."
• Транскрипция ДНК. Информация, записанная в ДНК, превращается в белки через несколько биохимических процессов. Один из них – синтез РНК на ДНК-матрице, которым заведует фермент РНК-полимераза. Их взаимодействие на «Лазерном пинцете» изучает Анатолий Арсениев: "Я пытаюсь отследить динамику движения полимеразы по молекуле ДНК. Конструирую небольшую молекулу по схеме: промотер (химический «старт»), ген, терминатор («стоп»). Заранее известна «дистанция». ДНК крепится «хвостом» к большой полимерной частице, а полимераза «сажается» на шарик поменьше. Когда начинается синтез, по тому, как меняется расстояние между шариками, можно судить о скорости движения полимеразы. Статистика экспериментов позволит понять, зависит ли эта скорость от последовательности «букв»-нуклеотидов, по которым проходит полимераза, или от действия внешних факторов."
ГРАНИЦА запретной зоны зовется «дифракционный предел разрешения» и является побочным эффектом волновой природы света. Разрешение – термин, знакомый нам из цифровой техники. Измеряется оно количеством пикселей – условно, светящихся точек, формирующих изображение. В сущности, все, что мы видим, можно разбить на такие точки. И если бесконечно увеличивать одну из них, в какой-то момент окажется, что точка – уже не точка. Излучаемый ею свет образует дифракционную картину: вокруг самого яркого пятна, диска Эйри, расходятся менее яркие концентрические кольца – как волны от брошенного в воду камня. Объект, который мы хотим рассмотреть, состоит из точек-камней, но все, что мы видим – это волны. Как при таких условиях отличить булыжник от высыпанного разом мешка гальки? Минимальный различимый для микроскопа размер «камешков» регламентирован по всей строгости физических законов. Он должен быть больше, чем половина длины волны видимого света – 200 нм. Для сравнения, размер какого-нибудь белка «в поперечнике» - около 10 нм. Проще говоря, ни черта не видно. Если, конечно, не обхитрить дифракционный предел. Например, бросать «камешки» по очереди. В мире аналогий «на двух пальцах» идея кажется немудрящей, но те, кто придумал, как осуществить это на уровне молекул, в 2014 году получили за свое открытие коллективного «нобеля» по химии. Еще раз поаплодируем румыну с немецкой «пропиской» Штефану Хеллю и американцам Эрику Бетцигу и Уильяму Мернеру, а сами вернемся в Политех, где методы субдифракционной микроскопии реализовались, когда будущие лауреаты еще и не готовились толкать речь перед Нобелевским комитетом.
КУПИТЬ машину, превратить в экскаватор и сделать так, чтобы на нем можно было участвовать в «Формуле-1». Примерно так звучит для меня история дальнейшего «апгрейда» установки «Лазерный пинцет», которую рассказывает Антон:
ПЕРВЫЙ РЕАЛИЗОВАННЫЙ МЕТОД флуоресцентной микроскопии сверхразрешения придумал как раз Штефан Хелль в 1994 году. Он получил название STED – Stimulated Emission Depletion, уменьшения (подавления) вынужденного излучения. В нем один лазерный луч возбуждает флуоресценцию в молекулах, а другой, проходящий вокруг него, подавляет. То есть когда одна точка светится, ее соседи молчат, не мешая определять ее положение собственной дифракционной картиной. Так «двуслойный» луч скользит по всему объекту, постепенно рисуя его изображение.
Название метода, в основу которого легли разработки Бетцига и Мернера, перевести сложнее. GSDIM - ground state depletion followed by individual molecule return, если очень литературно – «уменьшение до базового состояния через возвращение к нему отдельных молекул». Флуоресценция здесь не подавляется, но стимулирующее излучение рассчитывается так точно, что в каждый момент светится лишь небольшое число молекул, разбросанных по объекту, затем они гаснут, и загорается следующая группа. Процесс выглядит, как сумасшедшая новогодняя гирлянда, но когда все кадры обрабатываются и собираются вместе, получается изображение с точностью локализации каждой молекулы до нанометра. GSDIM дает даже большее разрешение, чем STED – приблизительно 20 нм против 50. Его и выбрали в «НаноБио».
- Исследования, связанные с клетками, сосредоточены в основном на бактериях?
- Это и бактерии, и эукариотические клеточные культуры, и раковые клеточные линии... Но многие работы действительно связаны с прокариотами. В углубленных исследованиях, касающихся подробностей жизни клетки, чем проще объект, чем лучше он изучен, тем лучше. Бактерия E.Coli (кишечная палочка – Авт.), наверное, самый изученный организм на планете. Поведение эукариотической клетки сложнее предсказать. В ней больше процессов, нужно учитывать больше факторов – уравнение с большим количеством переменных. Но эукариоты – это, конечно, по-настоящему захватывающая работа.
Установка «Лазерный пинцет» и работа, кипящая вокруг нее, - многообещающий роман между физикой и биологией. Но пока «влюбленные» переживают конфетно-букетный период:
- Людям, которые работают в нашей лаборатории, в первую очередь интересна сама технология, - говорит Антон Сабанцев. – Мы выходим на контакт с биологами, уже отработав какие-то методы, пытаясь выяснить точки их применения. Ведь работа с пинцетом требует специфических знаний, тут скорее нужно быть физиком. Хотя некоторые биологи приходят сами, узнав о возможностях установки. Но почти всегда люди впервые слышат, что можно делать флуоресцентную микроскопию с разрешением в 30 нм, именно от нас. Следовательно, мало и понимания, что такое «Лазерный пинцет», чего с ним можно добиться.
А добиться, как вы уже поняли, можно многого. Особенно, если совершенствование установки будет продолжено. На этот счет у сотрудников «НаноБио» есть множество планов:
- В первую очередь, нам бы хотелось стабилизировать положение лазеров с помощью активной обратной связи, чтобы ловушка стала «жестче». Это могло бы существенно повысить точность наших измерений. Кроме того, добавить к пинцету инкубатор, который будет поддерживать нужные для живых клеток условия – тогда мы сможем проводить полноценные по времени эксперименты, в том числе с эукариотическими клетками сложных организмов.
Наука
Наталья Нифантова