Игра важнее политики

– На виду у публики протекает небольшая часть моей жизни, в основном то, что связано с играми и телепередачами. Главное же, что во мне интересно, – я аналитик, причем очень широкого профиля. Благодаря институтскому образованию (Одесский технологический институт холодильной промышленности, инженер-теплофизик. – Прим. авт.) и телевизионным играм я обучен довольно быстро вникать в разнообразные сложные задачи и вычленять способы их быстрого решения. И понятно, что это востребовано не столько в играх, сколько в разных серьезных делах. Более 20 лет я был программистом, в том числе 15 лет системным программистом, то есть работал на максимальном уровне сложности. Я политический консультант, причем консультировать приходилось довольно многих политиков. И не столько по предвыборным делам, сколько по различным текущим вопросам. Поэтому опыта у меня много, и разнообразного.

– Анатолий Александрович, вы предполагали когда-то, что будете политическим консультантом?

– Нет, в политику я пришел довольно стихийно. Отто Эдуард Леопольд Карл-Вильхельм-Фердинандович герцог фон Лауэнбург князь фон Бисмарк унд Шенхаузен, то есть «тот самый Бисмарк», однажды сказал: «Неучастие в политике не освобождает от ее последствий». Когда я в конце 1980-х убедился, что последствия текущей политики нравятся мне все меньше, я постепенно начал углубляться в нее сам. И втянулся. Работа, надо сказать, оказалась очень интересной.

– Вас можно часто видеть с различными гаджетами. Это работа или вам просто интересно?

– Кое-что просто интересно. Но большую часть гаджетов, которые я с собой таскаю, я довольно часто использую. Пожалуй, единственное исключение – это ножи, их я покупаю как коллекционер. Но, скажем, подзорные трубы я с собой ношу потому, что нередко приходится ими пользоваться. Я интересуюсь архитектурой, и иной раз для того, чтобы разглядеть подробности, приходится смотреть в подзорную трубу.

– А в компьютерах вы на чем останавливаете свой выбор?

– Когда есть выбор, я покупаю машину с процессором AMD, но выбора в последнее время, к сожалению, все меньше. Скажем, достаточно мощные ноутбуки сейчас делаются с процессорами Intel. Мне в первую очередь нужны большая память и хороший экран, но, как правило, в ноутбуки с хорошим экраном сейчас ставят процессор Intel, a не AMD.

– Какую часть вашей жизни сейчас составляет игра?

– Для меня игра – это главное времяпрепровождение. Помню, во время споров с Нурали Нурисламовичем Латыповым, знаменитым игроком «Что? Где? Когда?», первым лауреатом «Хрустальной совы», я сказал: «Имей в виду, я не политконсультант, развлекающийся интеллектуальными играми, я – игрок, подрабатывающий политическими консультациями». Для меня это действительно главное, и графики всех остальных работ я устанавливаю исходя из графика турниров по интеллектуальным играм.

– А как семья относится к тому, что вы зарабатываете на игре?

– Как раз на играх я зарабатываю не так много. Единственное исключение –«Своя игра». За все время участия в этой передаче я выиграл (за вычетом налогов) порядка 40 тысяч долларов. Говорю в долларах, а не в рублях, поскольку курс рубля за это время менялся все-таки сильнее.

– Можно ли назвать игры, в которых вы участвуете, азартными?

– Интеллектуальные игры – не азартные. Это игры спортивные. И если часть соревнований в этих играх сопровождается денежными призами, это вовсе не значит, что в них я стараюсь больше.

– Если не азарт, то что для вас главное в игре?

– Любой спорт – это стремление максимально развить и продемонстрировать свои способ-ности. Соревнования – только стимул к такому проявлению себя. Соответственно, и интеллектуальные игры – тоже спорт, причем очень развитый. Последний выпуск рейтинга Международной ассоциации клубов «Что? Где? Когда?» включает более 8000 команд – это те, что участвовали в достаточно крупных соревнованиях. Если же учесть еще команды школьного и институтского уровня, то, по примерным оценкам, в мире играют порядка 15 000 команд. То есть это очень большой спорт. И хотя он вырос из телевизионной игры, теперь на экране видна лишь ничтожно малая часть игроков.

– Говорят, знатоки не любят слово «знаток». Каким бы вы его заменили?

– Слово действительно неудачное. Интеллектуальные игры отличаются от классических викторин, поскольку вопросы в них не на знание, а на размышление. Они построены так, чтобы на ответ можно было выйти путем рассуждений, отталкиваясь от каких-то общеизвестных сведений. И одна из самых суровых оценок игрового вопроса – это предложенное Борисом Бурдой сокращение «ЧЗВЧГКНЯ» – «чистое знание вопросом «Что? Где? Когда?» не является». Следовало бы, конечно, называть таких игроков интеллектуалами, но это слово имеет более широкий смысл. «Мыслитель» слишком выспренно. Так что остается «знаток», просто за неимением другого термина.

– Насколько важен для знатока опыт? Или важнее что-то другое?

– Конечно, нужен изрядный опыт, поскольку схем построения вопросов не так уж много. В принципе, человек, неоднократно думавший по этим схемам, зачастую успевает прокрутить их в голове, пока идет чтение вопроса. И кажется, что он просто знает ответ, тогда как на самом деле он просто успел все это быстро продумать. Поэтому, например, в передаче «Своя игра» в первом полугодии участвуют только игроки, у которых мало опыта. Они должны набираться опыта, а не попадать, как под асфальтовый каток, к тем, кто уже натренирован. Но важны и другие аспекты. Например, в играх «Брейн-ринг» необходимо внутрикомандное взаимодействие. В хорошей команде подбираются люди, дополняющие друг друга не по сферам знаний, а по стилям мышления. У них разный подход к анализу вопроса, в то же время, каждый из них должен уметь подхватывать чужую мысль и развивать ее как свою собственную. И даже хорошо слаженные команды перед серьезными играми дополнительно тренируются, отрабатывают схемы взаимодействия.

– А что в «Своей игре» для вас самое сложное?

– Как раз то, что меня некому дополнить. Я очень завишу от собственных знаний и привычек, и нет никого, кто мог бы подстраховать мои огрехи. Я очень командный игрок, лучше думаю в диалоге.

– У вас есть какая-то система тренировки для игр?

– Такой системы у меня нет. Но в одной команде со мной играет замечательный психолог Ирина Борисовна Морозовская. Она в свое время разработала много методов психологического тренинга и часть их отрабатывала на членах команды. Лично мне она помогла, во-первых, поднять уверенность в себе, во-вторых, научиться мобилизовывать свои силы, в-третьих, она серьезно подняла мою психологическую устойчивость, то есть способность не обращать внимания на неприятности и идти своей дорогой. А что касается тренировок командного взаимодействия – например, в одесском клубе «Эрудит» методики такой тренировки появились еще в 1980-е годы. И пока их не усвоили другие клубы, равных нам не было. Сейчас способов командной тренировки достаточно много.

– Вы выписываете 60 наименований прессы. Есть ли какой-то принцип отбора?

– Особого принципа нет. Я покупаю фактически все выходящие у нас журналы, посвященные оружию, просто потому, что меня эта тема интересует. Покупаю многие компьютерные журналы. Но, честно говоря, успеваю прочесть далеко не все. Меня хватает только на то, чтобы пролистывать по диагонали.

– А как вы строите свой день?

– К сожалению, у меня нет ни твердого расписания работы, ни умения как-то экономить время. Все складывается стихийно. Сейчас я набрал себе столько разных обязательств, сколько физически успеваю выполнить.

– Есть ли сфера знаний, которая вами не очень хорошо изучена?

– Естественно, есть много сфер, в которых я полный ноль, в основном потому, что просто не интересуюсь ими. Скажем, это почти все, что относится к искусству. Конечно, кое-какие мелочи знаю. Например, мне в свое время удалось довольно внятно объяснить, почему знаменитый «Черный квадрат» Малевича так высоко ценится. Просто с основными направлениями развития живописи конца XIX – начала XX века я был когда-то довольно подробно ознакомлен. Поэтому легко вычисляется, что «Черный квадрат» – это логический результат развития этих направлений творческого поиска. И ценится он как иллюстрация тупиковости самого этого направления. Но это редкое исключение. О большей части живописи я не знаю ничего.

В это время у Анатолия Вассермана звонит мобильный телефон. После разговора он поясняет:

– Поскольку номера моих телефонов выложены в Интернете, мне часто звонят по самым неожиданным поводам. Вот сейчас позвонил какой-то, судя по голосу, школьник – просто поинтересоваться, что я делаю. Я честно ответил, что даю интервью.

– А как вообще известность повлияла на вашу жизнь?

– Пожалуй, в лучшую сторону, все-таки я знаменит уже два десятка лет – с 1990 года, с первых передач «Брейн-ринга». И это, конечно, помогло мне в плане поиска новых занятий и клиентов: известность облегчает установление контактов с потенциальными партнерами. Вот, кстати, сейчас я обсуждаю кое-какие проекты с людьми, которые нашли меня в Живом Журнале – причем не только по тому, что я там пишу, но и благодаря моей телевизионной известности.

– Ваш ум – исключительная или реальная возможность человека?

– Мой ум ни в коей мере не исключителен. Просто мне так уж повезло, что я на какое-то время оказался самым раскрученным из интеллектуальных игроков. Но в целом я просто пример человека, которому не мешали развиваться.

– Какой «факт об Анатолии Вассермане» вам нравится больше всего?

– Из анекдотов обо мне больше всего нравится фраза: «Анатолий Вассерман не знает, что значат слова «Анатолий Вассерман не знает». Конечно, это огромное преувеличение, но очень уж красиво сказано.