Биология надежды
Происхождение симптомов было неясно, но анализ крови показал, что скорость оседания эритроцитов (СОЭ), которая у здорового мужчины составляет 1–10 мм/час, у Казинса достигла 88 мм/час (а этот показатель прямо пропорционален силе воспалительного процесса). Через неделю цифра поднялась до 115. Больной буквально каменел, под кожей появились узелки, а челюсти иногда почти не размыкались.
Хотя запускается процесс изменением иммунного статуса, для его развития чаще всего нужна наследственная предрасположенность. Большинство «бехтеревцев» – носители антигена HLA-В27, который и вызывает изменение иммунной системы.
У этого недуга есть разные формы, и человек не всегда обречен на неподвижность: например, чешский писатель Карел Чапек страдал болезнью Бехтерева большую часть жизни, но умудрялся от многих это скрывать. Николаю Островскому, автору романа «Как закалялась сталь», повезло меньше: у него болезнь диагностировали в 18 лет, а умер он в 32, и последние девять лет был прикован к постели.
Этиология коллагенозов до сих пор изучена недостаточно, а доктор Хитциг в середине 1960-х и подавно располагал скромными сведениями. Пациенту он объяснил, что спровоцировать болезнь могли самые разные факторы – переохлаждение, травма, инфекция или отравление. Тот уже знал, на что грешить: на «гостеприимство» советской действительности. Знал он и о том, что борьба с болезнью, особенно такой тяжелой, требует активной работы эндокринной системы, а в целом – восстановления гомеостаза, для чего Казинс решил составить собственную программу: «Мне было абсолютно ясно, что, если я собираюсь стать одним из пятисот, лучше самому что-то предпринимать, а не быть пассивным наблюдателем».
Для начала хотелось оградить себя от любых токсичных воздействий, а это ставило под вопрос применение лекарств. Мало того, что у Казинса была повышенная чувствительность почти ко всем препаратам, которые он принимал, ему еще и прописали максимальные дозы: 26 таблеток аспирина и 12 таблеток бутадиона (противовоспалительное) ежедневно, плюс болеутоляющие, плюс снотворное. Этот коктейль вызывал крапивницу и нестерпимый зуд, и было ясно, что надо прекращать травить организм.
Постоянные боли Казинс готов был терпеть, но отказ от бутадиона означал риск не справиться с воспалением. Тем не менее, его решено было заменить аскорбиновой кислотой: у больных коллагенозами отмечается ее недостаток, а Казинс читал, что витамин С еще и способствует насыщению крови кислородом. Кроме того, как человек, интересующийся биологией, он был знаком с работой канадского эндокринолога Ганса Селье «Стресс жизни» («ММ» рассказывал о нем в № 11 за 2012 год), в которой автор анализирует негативное влияние отрицательных эмоций на биохимические процессы в организме. «А как насчет положительных эмоций? – подумал Казинс. – Если отрицательные считаются причинами многих заболеваний, то положительные, в ударных дозах, возможно, приведут меня к выздоровлению? Ну, а уж если мне суждено умереть, то я хотя бы проведу остаток жизни весело...».
Норман Казинс (первый слева) в апреле 1986 года, через 20 лет после постановки смертельного диагноза
К счастью, зрение ему не отказало (повезло: в таких случаях нередко поражаются ткани глаз), поэтому он решил начать с веселого кино. Знакомый режиссер прислал несколько комедий и кинопроектор, с которым научили обращаться медсестру. Эффект появился сразу: через десять минут искреннего хохота боли утихли, и Казинс уснул на целых два часа. Когда пациент устал от просмотров, медсестра стала читать ему анекдоты. Минус в новом методе был только один: смех мешал отдыхать другим пациентам, так что вскоре Норман перебрался в гостиницу, где оказалось не только спокойнее, но и дешевле, чем в больнице.
Чтобы оценить эффективность терапии, у Казинса проверяли СОЭ перед очередным сеансом и после него. Каждый раз показатель снижался – всего на несколько единиц, но неуклонно. Таким же анализом проверяли действие витамина С, который Казинс решил принимать с помощью внутривенных вливаний. Когда СОЭ измерили перед первой капельницей (10 граммов аскорбиновой кислоты) и через четыре часа после нее, показатель упал на девять единиц! Кроме того, снизилась температура и пришел в норму пульс. Это опровергало опасения доктора Хитцига, который предупреждал о возможных последствиях «передозировки» (под угрозой были почки и вены) – в его клинике максимальная доза составляла 3 грамма внутримышечно. За неделю ежедневную дозу увеличили до шокирующих 25 граммов, при этом продолжалась обязательная программа смеха (не менее шести часов каждый день). Казинс окончательно отказался от лекарств и снотворного, постепенно начал шевелить большими пальцами, потом заметил, что узлы на шее и руках уменьшаются. С этого началось его возвращение к нормальной жизни.
Многократно пересказанная и переизданная история этой победы звучит как притча о чудесном исцелении: «заболел – задумался – рассмеялся – встал и пошел». На самом деле выздоровление Казинса растянулось на годы. Еще несколько месяцев после первых успехов он не мог высоко поднимать руки, свободно поворачивать шею, подолгу ходить. «Но все же я достаточно оправился от болезни, чтобы вернуться к работе, – пишет Казинс. – Год от года подвижность увеличивалась. Боли в основном исчезли, остались лишь неприятные ощущения в коленях и в одном плече. Металлический корсет я сбросил за ненадобностью».
Его соображения относительно лекарств при лечении коллагенозов подтвердились спустя семь лет: один из научных журналов опубликовал результаты исследований, говорившие о том, что аспирин может препятствовать задержанию в организме витамина С, которого у страдающих коллагенозом и так остро не хватает. А еще через три года Казинс случайно встретил одного из врачей, когда-то поставивших ему безнадежный диагноз. Конечно же, бывший больной не удержался от сильного рукопожатия, которое исключало бы расспросы о самочувствии. Доктор сморщился от боли и спросил, что помогло Казинсу встать на ноги.
Действительно, что? Кино и аскорбинка? Прежде чем ответить на этот вопрос, давайте я расскажу о Нормане Казинсе еще пару историй.
Первая – из детства, когда врачи увидели в легких десятилетнего Нормана затемнение и отправили его в туберкулезный санаторий. Позже выяснилось, что диагноз неверный. Из-за этой ошибки он провел в грустном учреждении полгода, но извлек из своего положения полезный опыт. Дети в санатории разделялись на две группы: оптимисты и нытики. Первые были уверены, что справятся с болезнью, а вторые добросовестно вживались в роль безнадежных больных. В итоге процент выздоравливающих мальчишек в группе оптимистов был гораздо выше, чем среди пессимистов. «С этих же пор я стал ценить жизнь», – признавался Казинс.
Второй случай произошел, когда ему было уже 39 лет. Врачи обнаружили у него ишемию и яростно советовали воздерживаться от любых нагрузок и вовсе перейти на постельный режим – тогда ему гарантировали хотя бы полтора года жизни. Для Казинса это означало необходимость бросить работу, путешествия, спорт и даже игры с дочерьми, что его категорически не устраивало: «Передо мной предстали две дороги в будущее. Одна – “кардиологический тупик”. Вторая – полноценная жизнь и работа. Вторая дорога поведет меня вперед, пусть даже это продлится всего несколько месяцев или недель. Я выбрал второй путь... На следующий день я играл в теннис на соревнованиях».
Доктор Хитциг и тогда друга поддержал, хотя и не мог отрицать диагноз. Через три года Казинс познакомился с патриархом американских кардиологов Полем Уайтом, с которым поделился своей «сердечной историей». И профессор сообщил Казинсу, что «второй путь» был единственно возможным для спасения: для нормальной работы сердца необходимы тренировки. Разговор с Уайтом стал для Казинса еще одной вехой: «С этой минуты я стал доверять своему организму и жить с ним в мире и согласии. Эта встреча еще больше укрепила мое убеждение, что психика может управлять телом, “дисциплинировать” организм, выявлять его потенциальные возможности».
История борьбы с коллагенозом, прославившая Казинса, описана в его самой популярной книге «Анатомия болезни с точки зрения пациента. Размышления о лечении и выздоровлении» (Anatomy of an illness as perceived by the patient: reflections on healing), которая на русском вышла только в 1991 году. После публикации первой главы в медицинском журнале он получил 3000 писем из 12 стран мира…
Случай с редактором, поправший неумолимую статистику, вызвал не только восторги, но и споры. Одни считали, что ни смех, ни аскорбиновая кислота в выздоровлении роли не сыграли, а больной «вероятно, выздоровел бы, даже если бы ничего не делал». По мнению других, на Казинса «благотворно подействовал эффект плацебо». Вторая гипотеза ему нравилась: «Вся история лекарств куда больше представляет собой историю эффекта плацебо, чем препаратов, обладающих фармакологической активностью. Лекарство-пустышка дает эффект не потому, что обманывает, а потому, что преобразует феномен психический – желание жить – в физиологический. Плацебо доказывает, что нельзя разделять психику и физиологию». Этому эффекту посвящена вторая глава «Анатомии», которую Казинс заканчивает афористично: «Плацебо – это и есть наш “внутренний врач”». При таком определении содержание термина неожиданно расширяется: это не только и не столько лекарство-пустышка, это воля к жизни и – непременно – благородная цель.
Казинс в своей книге не случайно рассказывает о двух гениальных долгожителях – Пабло Казальсе и Альберте Швейцере. Оба до конца жизни сохранили высочайшую работоспособность – а может, и жизнь их была долгой именно из-за их одержимости делом. Музыкант Казальс, выступавший 75 лет подряд, в последние годы, уже одряхлевший из-за болезней, буквально жил благодаря роялю. Швейцер, музыковед и миссионер, построив в Африке госпиталь, который обеспечил ему столько забот, что умирать совершенно не было времени, – жил до 90 лет. Именно ему, кстати, принадлежит авторство термина «внутренний врач».
В современных клиниках нет отделения смехотерапии, но влияние положительных эмоций на выздоровление медицина признает. Кадр из фильма "Целитель Адамс", 1998
«Анатомия болезни», написанная, в сущности, дилетантом, имела успех не только у обычных читателей. Автор, который не был врачом ни по образованию, ни по призванию, стал авторитетом для американских медиков. Еще одну околомедицинскую книгу – «Врачующее сердце» – он написал после того, как пережил инфаркт миокарда. Пережил, кстати, благодаря умению справляться с паникой, которая многих «ломает» в первые же дни. Еще раз выкарабкавшись, Казинс начал посещать больных в клиниках – от обычного психотерапевта с дипломом его отличал солидный багаж знаний по биохимии эмоций и богатый личный опыт медицинских передряг, который он мог и хотел передавать.
Он стал автором еще 15 книг на самые разные темы: от жизни Альберта Швейцера до гонки ядерных вооружений… Большая часть, конечно, посвящена «биологии надежды» (собственный термин) – силе человеческого духа.
Справедливости ради заметим, едва ли «смеховую терапию» восприняли бы с таким энтузиазмом, будь на месте нашего героя менее харизматичная личность. Казинса в Америке знали и уважали. Он 30 лет руководил литературно-социальным еженедельником Saturday Review («Субботнее обозрение»), который во время его редакторства увеличил тираж с 15 тысяч до 650 тысяч экземпляров. Но он был еще и неутомимым либералистом, ратующим за ядерное разоружение, и эти идеи продвигал через свой журнал.
В 1960 году Казинс стал инициатором Дартмутских конференций, которые стали, как сейчас говорят, площадкой для неофициального диалога между СССР (а позже Россией) и США, так необходимого в условиях напряженных отношений. Именно его посредничество между Белым домом и Кремлем в 1963 году помогло состояться советско-американскому договору о запрещении ядерных испытаний.
Личность
Юлия Александрова