текст
Пост про Why we post
«Не запостил — значит не было!» Кажется, эту фразу из рекламы теперь цитируют на каждом шагу. С 22 января на сайте проекта «Открытое образование» идет курс по антропологии социальных медиа «Why we post», то есть «Почему мы постим». Курс рассчитан на семь учебных недель и еще не закончился, но я расскажу все самое интересное из первых двух.
3737
1
1
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- Telegram
Целый год и три месяца социальные антропологи из Университетского колледжа Лондона под руководством Дэниела Миллера работали в «поле» в девяти странах мира — они изучали, как, зачем и почему так по-разному люди пользуются социальными медиа. По итогам исследования они написали 11 научных монографий и сделали курс «Why We Post». На русский язык его перевели НИУ ВШЭ и Клуб любителей интернета и общества, добавив шестую и седьмую недели. В эти последние две недели курса они опишут исследования, которые проводили с лета 2017 года в Воронеже, Томске, Владивостоке, Казани, Тюмени, Лобне и на Сахалине.
Мемы, селфи, твиты, коменты, посты, репосты — все это Дэниел Миллер называет особым языком общения в социальных медиа. Он отмечает, что наше взаимодействие благодаря новым технологиям стало гораздо более визуальным, ведь раньше были только текстовые сообщения и телефонные звонки.
Когда авторы только начинали свое исследование, в научной литературе чаще использовали термин «социальные сети». Но авторы все-таки решили остановиться на «медиа», чтобы не фокусироваться только на платформах и их создателях. Прежде всего, им были интересны сами пользователи — каждый со своим культурным и социальным бэкграундом — и их контент, который «мигрирует» с одной платформы на другую. Поэтому на вопрос «Что такое Twitter?» ответ такой:
«Twitter — это то, как люди его используют»
Например, женщина средних лет по имени Труди ищет заказы на уборку, отправляя твиты с хэштегом #anythingforwhichyouwillpayme£8anhour («все, за что вы заплатите мне восемь фунтов в час»). А британские школьники используют Twitter в жанре подшучивания: всей компанией пишут друг другу смешные глупости. Есть и совсем другой жанр, который исследователи назвали «Twitter beef»: подростки дразнят друг друга, обмениваются обидными сообщениями, и этот обмен попросту перерастает в травлю.
Для работы авторы использовали термин «масштабируемая социальность», имея в виду, что социальные сети как технология позволили нам легко переключаться между приватностью и публичностью, между крохотными группами (кругом близких друзей) и огромными (населением всего города, например). Мы сами контролируем количество собеседников и градус «открытости» в общении с ними.
Авторы курса отчасти опирались на исследования даны бойд (danah boyd, предпочитает писать свое имя с маленькой буквы) и Николь Эллисон (Nicole Ellison), которые в 2007 году написали статью «Социальные сети: определение, история и изучение» («Social Network Sites: Definition, History, and Scholarship»). Они предложили термин «сетевые публики» («networked publics»), исследовали, как меняется аудитория в социальных медиа и какие «аффордансы» (возможности) платформа предоставляет пользователям: устойчивость, видимость, возможность распространения (шеринга) или возможность поиска.
Антропологи шутят, что их работу называют «коллекцией частных случаев», которые можно было бы собрать за 15 дней. Но они провели в «поле» 15 месяцев и старались узнать как можно больше о своих информантах — об их семье, религии, работе, политических предпочтениях
и повседневной жизни (например, о чем они говорят за ужином). Все это одновременно составляет жизнь человека, и социальные медиа — всего лишь одна из ее граней. Люди, которые за год стали вашими друзьями, дадут вам совсем другие ответы, чем если бы вы только что встретили их на улице и дали им анкету.
и повседневной жизни (например, о чем они говорят за ужином). Все это одновременно составляет жизнь человека, и социальные медиа — всего лишь одна из ее граней. Люди, которые за год стали вашими друзьями, дадут вам совсем другие ответы, чем если бы вы только что встретили их на улице и дали им анкету.
Оказалось, что в британской деревне старшее поколение все еще использует электронную почту для личной переписки с друзьями, хотя молодежь уже давно перешла на мессенджеры, а почту использует исключительно для официальных писем в школу, вуз или на работу — два поколения используют одну и ту же платформу противоположным образом. Сегодня мы сами создаем границу между работой и не-работой, хотя до этого полтора века работодатели пытались изолировать человека от семейной и общественной жизни, чтобы он был продуктивнее в рабочее время. Иногда эту границу связывают с субординацией, что иллюстрирует такой пример из исследования: индусы из высшей касты дали слугам и водителям свой номер телефона, но возмутились, когда подчиненные попытались связаться с ними через WhatsApp.
Селфи
Селфи исследователи разделили на четыре типа — собственно «селфи», «групи» (с друзьями), «агли» (рожицы) и «фути» (ноги). Выяснилось, что британские школьники в пять раз чаще выкладывают групповые фото в фейсбук и смешные рожицы в снэпчат для близких друзей, чем одиночные гламурные фото, — так они подчеркивают свою дружбу и доверие к адресатам, что для них важнее. А в итальянском городе юные девочки-подростки могут часами готовиться к селфи: переодеваться и пробовать разные стили макияжа, прежде чем сделать несколько фото. После этого они должны обработать их, посоветоваться с друзьями и только потом, наконец, загрузить селфи в фейсбук. Замужние, наоборот, избегают селфи и скорее продемонстрируют свои навыки в домашнем хозяйстве и свою заботу о семье. В северном Чили селфи не гламурны, а наоборот реалистичны, и популярнее всего «фути» — они прославляют скорее обыденное, чем необычное, ассоциируются с отдыхом, комфортом или скукой.
Селфи — это наша социальная «одежда», то, как мы хотим выглядеть в глазах других. И в своих глазах тоже — часто во время фотографирования мы «запечатлеваем» собственные приятные эмоции от самого процесса.
В разных обществах есть разные способы достичь так называемой «социальной заметности». На острове Тринидад в Карибском море люди очень хотят «быть увиденными» — они считают, что именно внешний вид и одежда говорят о них всю «правду», а не какой-то там внутренний мир, хотя нам такой подход показался бы поверхностным. Там живут потомки африканских рабов и азиатских кабальных рабочих, поэтому для них принципиально важна тема равенства и свободы — свободы самовыражения, в том числе. Независимо от происхождения и «стартовых позиций», люди сами «перестраивают» себя. Они стремятся повысить свой социальный статус именно в интернете и даже стать фейсбук-знаменитостью, поэтому тщательно подбирают одежду и много фотографируются, особенно на карнавале. При этом непосредственность, «неотесанность», откровенная сексуальность и хвастовство на снимках соседствуют с семейными, общинными и религиозными сюжетами.
В Италии, напротив, социальные медиа отражают социальный статус в реальности. Специфика местного стиля жизни такова: аскетизм и самоограничения в стенах собственного дома сочетаются с демонстративным потреблением и стремлением к ухоженному внешнему виду на публике (если вдруг фотографии с ними попадут в фейсбук, они будут опрятно выглядеть). Манера одеваться отражает статус, которые они себе приписывают, но которыми не обязательно обладают. Но фотографии в фейсбуке — это чаще всего пейзажи, море, закат или красивое блюдо. Это не значит, что человек замкнут и необщителен, — наоборот, жители маленького города настолько много общаются, что им не нужно каждый день выкладывать фото самих себя. Нет смысла выставлять то, что и так всем известно. Важнее зафиксировать красоту вокруг.
В индустриальном Китае молодые люди часто публикуют селфи в брендовых джинсах, футболках и ботинках, которые они одолжили у друзей специально для фото. Они позируют с роскошными машинами, бутылками дорогого вина или даже держат деньги, которые им не принадлежат. Поэтому китайские социальные медиа — это некий воображаемый мир грез. А в Бразилии, наоборот, люди с низким достатком позируют в солнечных очках, в спортзале или в брендовой одежде специально, чтобы показать: они могут себе позволить оплатить это.
На юге Индии или в Турции «социальную заметность» традиционно ограничивают, особенно для женщин. Зато очень популярны открытки с пожеланиями, с актерами и актрисами. Делясь историями о своей семейной жизни, люди загружают в сеть не снимки дочерей, а например, фото еды.
«Моральные мемы»
Самыми популярными в исследовании оказались «моральные мемы» — картинки с афоризмами или цитатами о любви, дружбе, заботе, вежливости и других универсальных ценностях. Люди меньше боятся выражать свое мнение с помощью картинок, чем через текст, потому что мемы безличны: это такой фольклор, народное творчество, никто не будет тыкать в тебя пальцем, как в автора. Заодно можно ненавязчиво проверить, разделяют ли твои чувства окружающие. Кроме того, мемы позволяют опосредованно, но публично критиковать правительство.
Мемы — намек на то, какими люди хотят предстать перед другими. Многие итальянские информантки создают «романтический» образ себя с помощью мемов в нежной и радостной цветовой гамме. А многие индуисты воспринимают рассылку «моральных мемов» почти как религиозную обязанность — они думают, что это помогает им наработать хорошую карму, что это и есть практическое проявление морали.
В целом, «Why We Post» — это курс о том, что не стоит делать поспешных выводов вроде «это значит то, это значит сё» и судить обо всем по себе. Если вам кажется, что вы можете рассказать все о человеке по его инстаграму или страничке в другой социальной сети, то вы, скорее всего, ошибаетесь: вы не считываете ту информацию и тот контекст, который человек определенной культуры хотел вложить в свои фото и посты.
Узнать больше можно из интервью создателей курса Медузе.
Общество
Вероника Сурняева
Машины и Механизмы
Всего 1 комментарий
Открыть
Свернуть
Комментировать
-
Да, это интересно и будет еще долго подвергаться исследованию и анализу. Потому как это новая субкультура человеческого общения, появившаяся совсем недавно.)
Стереть прошлое в черной дыре
