СЯДУ НА ПЕНЕК

…Тогда нас предостерегли птицы.

Черные лоснящиеся вороны кругами ходили над лесом, над теплым сиянием опушки. Ты разглядел четверых: четыре одинаковых круга на равном удалении друг от дружки, чересчур похоже на дозоры, – ​а мне видна была по меньшей мере дюжина.

Ты поддернул короб повыше, переминаясь с лапы на лапу: идти пришлось второй день кряду, а дерновина в Жеваньском лесу, месте позорной и тягостной смерти трех тысяч ведьм, не позволяет не то что прилечь – ​даже постоять хоть немного. Только топтаться, переступать с места на место, то и дело счесывая со ступней сочную гадость. Отсюда, из короба, и то чувствовалось, как тоненько зудят-поют напряженные мускулы загривка.

– Сяду, – ​упрямо повторил ты, поводя бархатными ноздрями. – ​Тут не пролезть, драться…

– Ты говорил, не в первый раз идешь, – ​грустно уточнила я, прижимаясь спиной к теплой стенке короба. Пахло пылью, старым лубом и самую чуточку – ​горелой дешевой синтетикой. – ​Говорил…

– Помню, – ​обрезал ты. – ​Все, что говорил, я помню. Я топтыга, а не склеротичный ежак, не забудь! Только одно дело – ​переправа через рубеж, а другое…

Ты ткнул мощной когтистой лапой прямо перед собой. Оно разворачивалось прямо впереди, другое-то.

Мы уходили из Китежва последними, под огнем обрюзгших, каменно-чешуйных горынычей, из-под стрел и ножей раскосой чуди. Ничего живущего, ничего цельного не оставалось позади, а чудь без устали резала, кромсала и пытала, стремясь, чтобы там остались все до единого. Уже убегая, мы понимали, что все изменилось. Не представляли ​насколько.

Привычные топтыгинские прибаутки про «съем пирожок» отпадали сами собой. Никто из носившихся вдоль протяженного пологого степного склона банд китоврасов не стал бы не то что верить – ​даже слушать байки про покушение на контрабанду залесной снеди. Если в коробе нелегал, то нелегал он и есть, и обоим тут же, на месте, головы сложить! Мой меч, да и руби чистым, или как там у них говорится…

И тем более если нелегал – ​оператор. Пилот.

– А может, попробуем… – ​заикнулась я, надеясь, что ты опять откажешься, ты сильный, умный, лучший из топтыг, и дом мой, и родня моя, и надежда. А у меня толком не проворачивалось вокруг оси обожженное левое запястье и ушиб на лбу свешивался на правый глаз…

– Придется, – ​подумав, сказал ты. Скрежетнув клычьями, но сказал. Согласился. У меня заперло дыхание в груди. Цур, подумала я панически, цур, цур, цур…

– Надо найти пенек. – ​Ты уже двигался, уже струился между кустами лещины и бузины, уже принюхивался и приглядывался, не забывая прясть ушами: не каркнет ли ворон, не продаст ли наше местонахождение?

– Прися-я-яду на пене-ок, – ​простонал ты, надыбав-таки относительно спокойное место. И вдруг – ​не понимаю как, отчего, на что, – ​расслабился. Стал мягким, теплым, считай – ​нежным.

– Дело за тобой, Мань, – ​сказал.

Я потянулась к мохнатым, неуклюжим и чутким ушам, схватилась крепко, как могла. Прикоснулась к твоему разуму, принимая боевое управление.

– Прорвемся, Мишка.

Автор: Виталий Придатко

Иллюстрация: Matt Naylor, dribbble.com