я могу 
Все гениальное просто!
Машины и Механизмы
Все записи
текст

У страха глаза велики. Часть первая

Авторы: Борис Павлов, Алексей Мельник. Иллюстратор: Полина Власова.
У страха глаза велики. Часть первая

Пояс шахида, начиненный взрывчаткой, привлек к себе пристальное внимание. Руководитель собрания окинул взглядом присутствующих и произнес:

            – Хочу представить новичков.

            Все посмотрели туда, где находились два сгустка. Один из них не мог совладать с волнением и постоянно вибрировал, отчего кредитки с банкнотами разных стран кружились в нем вихрем. Другой, стараясь спокойно выстоять неприятные для него минуты знакомства, пульсировал, и взрывчатка, казалось, периодически увеличивалась в размерах.

            Присутствующие остались удовлетворены увиденным: кому-то новички показались милыми, кто-то обрадовался пополнению, а кто-то вспомнил, как сам впервые попал на собрание. Учитель, как его называли остальные, выдержав паузу, попросил новичков представиться, а также рассказать о себе и проблеме, приведшей сюда.

             – Бесят меня эти людишки, раздражают, – взял слово сгусток с поясом шахида, который во время речи сменился башнями-близнецами, что когда-то стояли в Нью-Йорке. – Я уже не могу, ну сколько можно? Не дают спокойно существовать! Постоянно нервируют! Как я только не пыталась успокоиться, старалась не обращать на них внимания – ничего не получается.

            – Именно для этого вы сюда и пришли. Мы научим сдерживать свои негативные эмоции и помогать людям, – сказал Учитель. – Продолжайте. Только сначала представьтесь.

            Сгусток на мгновение умолк, словно забыл свое имя, и перестал пульсировать. Башни-близнецы скрылись из виду, а на их месте раскинулся аэропорт в Домодедово. Когда сгусток заговорил, его голос был спокойным, но было заметно, что это ему стоит серьезных усилий.

            – Меня зовут Террофобия, мое имя обозначает боязнь терроризма. Это с греческого. На свет я появилась сравнительно недавно, и сначала все было прекрасно. Но со временем я начала ощущать человеческие страхи более отчетливо.– Некоторые сгустки понимающе кивнули. – С каждым годом они проникали в меня все глубже и глубже, черт бы побрал этих людей. Скоро стало невозможно не обращать на них внимания. Это так нервирует, так достает!

            – Спокойнее, деточка, – сказал руководитель собрания. – Соберись с мыслями, не переживай так, мы обязательно поможем.

            Уж кто-кто, а Учитель побывал в обстоятельствах и похлеще. Это сейчас, когда прошла уже не одна тысяча лет, он научился контролировать свои эмоции и даже помогать людям с их страхами перед ним. В начале собрания в его сгустке можно было видеть гробы. Теперь они сменились панорамой кладбища Пер-Лашез: на надгробные плиты плавно опускаются пожелтевшие листья, сорванные с деревьев порывом ветра, неподалеку виднеются свежевырытые могилы, а рядом, на пожухлой траве, собрались люди, среди которых безутешно рыдает одетая во все черное вдова.

Танатофобия появился на свет, когда люди обезьянами еще скакали с ветки на ветку и не помышляли о спуске на равнины. Все его естество в одночасье взорвалось от наплыва страха этих странных существ. Они боялись его постоянно. Боялись днем, когда могли стать чьим-то обедом, и боялись ночью, когда на землю опускалась тьма. Юного Танатофобию это страшно нервировало и раздражало, но ничего поделать он не мог. Где бы он ни пытался спрятаться: в горах, под водой или даже на околоземной орбите, – он каждую секунду ощущал волны страха, исходящие от волосатых созданий. Эмоции распирали его, он бесился, метался по планете в поисках помощи, но никого так и не встретил. Дни проходили однообразной чередой, заставляя Танатофобию мучиться, пока однажды волею случая он не послужил причиной смерти хвостатого существа.

            Носящийся по планете, появляясь то в одном месте, то в другом, он вдруг переместился на ночную сторону Земли на ветви высокого дерева. Там среди дрожащих от ветра листьев одна обезьяна никак не могла заснуть, вслушиваясь в раздающиеся в темноте звуки и боясь открыть глаза. Ужас смерти тогда ярко ощутил исходящий от обезьяны страх, словно увидел перед собой картинку.

            Предок человека жутко боялся его, до замирания сердца. Смерть казалась чем-то ужасным. И все, чего он желал, – пережить сегодняшнюю ночь, ведь при ярком солнечном свете ему почти нечего опасаться за свою жизнь.

            Танатофобия, обуреваемый эмоциями и не в силах избавиться от потока чужого мерзкого страха в голове, накрыл собой обезьяну. Через мгновение он понял, что может проникнуть в ее сознание, чем не преминул воспользоваться. Там он, припомнив все мучения, что пережил, все те ощущаемые им страхи, что так раздражали его, рассвирепел, дав волю эмоциям. Обезьяна никогда еще не была так напугана. Она даже не успела раскрыть глаза, впрочем, как и ощутить то, что ее сердце разорвалось от страха.

            Ужасу смерти не стало легче. На планете все еще осталось множество этих странных созданий, что так боятся умереть. И тогда он, обуянный ненавистью, принялся убивать их одного за другим, но это не приносило долгожданного облегчения. Тогда со временем Танатофобия в отчаянии остановился, повиснув над зеленой травой. И всю свою ярость он направил на то, чтобы совладать с собой. Отчасти ему это удалось.

            Шли тысячелетия. Танатофобия набирался опыта, наблюдая за людьми и пытаясь понять их сущность. Он научился не обращать внимания на страхи, источаемые ими, сумел подчинить себе негативные эмоции и не давать воли своему раздражению. Он стал ощущать умиротворение, помогая людям избавляться от боязни смерти, приняв мир как он есть. А когда Танатофобия начал встречать другие сгустки, то и вовсе достиг полной гармонии, решив помогать и им.

            – Мы рады видеть тебя среди нас, Террофобия, – сказал Учитель ласково. – Устраивайся удобнее.

            Пещера была довольно мрачной, снаружи слышалось завывание ветра. Соберись здесь обычные люди, и они бы не смогли различить друг друга, что не являлось проблемой для любой из фобий. Они повисли перед руководителем собрания полукругом, Террофобия встала с краю.

            – Теперь, пожалуйста, представься ты, – обратился Танатофобия ко второму сгустку.

            Все деньги внутри него превратились в евро, а кредитные карточки выстроились домиком. Сам же сгусток успокоился, перестав вибрировать, и неуверенно произнес:

            – Деньги, кредиты… боятся… меня зовут Кредитофобия.

            – Здравствуй, Кредитофобия, – раздался в ответ хор голосов.

            – Тю, разве это страшно? – удивилась Террофобия, отчего вместо аэропорта на ней появилась легковая машина, направляющаяся в толпу людей возле рынка. – Кто же это боится банковских кредитов? Ты, наверное, и не нервничаешь почти.

            – Ты что себе позволяешь! – вспылила Арахнофобия, которая и так сдерживалась из последних сил – нервы у «фобии-старушки» были ни к черту.


На собрании поднялся небольшой галдеж. Раззадорился Эниссофобия, осыпая новичка отборными словечками. Внутри него плавали крупные красные буквы, набранные двенадцатым кеглем: КГ/АМ. Безуспешно пытался вставить слово Кредитофобия, с интересом смотрел на присутствующих Учитель, и только Боязнь Всего, Что Может Произойти – Панофобия – молчал, будто ничего рядом с ним не происходило. Уж он-то прекрасно знал, до чего глупые фобии бывают у людей.

            – Минутку внимания, – послышался голос Танатофобии, и все разом смолкли. – Думаю, не стоило так нападать на Террофобию – она у нас все-таки новичок. Уверен, и так поняла, что…

            – До меня все отлично дошло, – перебила Террофобия, чего Учитель никак не ожидал: Парижское кладбище в нем исчезло, словно смытое потоком воды, а взамен показалось пламя крематория.

            В Дентофобии так зажужжала бормашина, что новичок по соседству вздрогнул, и взрывчатка оставила от автомобиля лишь дымящийся остов. Руководитель собрания, чтобы как-то отвлечь всех, попросил Кредитофобию поведать, почему он решил сюда прийти.

            – Ну, это… – замялся сгусток после случившейся перепалки, и внутри сразу появились монеты. – Проблема у меня та же, что и у остальных. Правда, пока не такая серьезная, но я подумал, что не стоит ее запускать. В нашем случае, чем раньше, тем лучше.

            – Ты совершенно прав, – сказал Танатофобия.

            Кредитофобия под насмехающимся взглядом Террофобии проследовал в другой конец полукруга и расположился там. Все сгустки приготовились слушать Учителя: Акрофобия сменила вид с верхушки дерева на панораму с крыши многоэтажки, а у Эниссофобии перестали переключаться между собой форумы, где критики на конкурсах придирались к произведениям авторов.

            – На прошлом собрании мы все вместе научили Клаустрофобию лучше сдерживать эмоции, с чем она превосходно справилась, – напомнил Танатофобия, и Акрофобия позавидовала подружке. – Также показали Панофобии, как нужно правильно, проникнув в сознание людей, успокаивать их.

            Все одобрительно закивали. Только Панофобия, у которого сейчас красовалось кровавое ДТП, отреагировал на слова Учителя сдержанно.

            – Итак, – призвал Ужас смерти к вниманию присутствующих фобий, и сгустки замерли, – сегодня мы проведем сразу два практических занятия. Первое занятие я проведу с Арахнофобией. И, пожалуй, фобия боязни собственного отражения в зеркале подойдет – он и так сдерживается из последних сил – его зеркала все собрание дрожат…

           

            – Я, между прочим, тоже хочу научиться залазить людишкам в головы! Чтобы уменьшать их страхи, а то они меня уже достали! – не выдержала Террофобия.        

            – Юная леди, – произнес руководитель собрания, – вам и так есть чему поучиться. Сидите и слушайте.

            Взрывчатка в поясах шахида одновременно взорвалась, но сама фобия терроризма промолчала.

*** 

            Лампочка моргнула пару раз и погасла. Одновременно вырубился телевизор. Задрожав, впал в кому холодильник. Лена чертыхнулась, нащупала в темноте мобилку и набрала мужа.

            – Котик, когда ты приедешь? Ну, котик. Ну, малыш. Пошли ты своих чертовых клиентов и мчись к любимой заиньке. У нас тут свет погас…

            Лена спустила с тахты босые ноги и, не отрывая трубку от уха, медленно пошла в сторону кладовки.

            – Котик, какой фонарь? Какой генератор? Приедь да сделай. Десятый час за окном. Ты меня не любишь.

            Она надула губы и топнула пяткой. На мужа ее жесты не произвели никакого эффекта. Даже если бы он их видел.

            – Я не полезу в кладовку. И тем более в подвал. Ты с ума сошел. Буду сидеть без света, пока ты не приедешь. Вот так. Я обиделась. Разговор окончен.

            Экран мобильного телефона погас. Комната погрузилась в темноту. Очертания мебели еле-еле проступали в серой черноте. Лена выставила перед собой руки, потом догадалась снова включить телефон – его подсветки хватит для сражения с тьмой. Надо ж, раньше не додумалась. От собственной глупости плохое настроение развеялось, и фонарь она доставала с полки, улыбаясь во все двадцать восемь зубов и один имплант.

            Как любой опытный человек, Лена, прежде чем включить фонарь, потрясла его над ухом. Только затем включила. Батарейки не подвели, луч света откромсал у тьмы изрядный кусок. Лена натянула на босые ступни мужнины кеды – они первые попались под горячую ногу – накинула на плечи летнюю куртку и остановилась. Еще один звонок мужу, уж очень Лене не хотелось лезть в прохладный подвал, бороться с дизель-генератором в одиночестве. Дорогой и любимый не отвечал.

            – Подлая какашка. Говорила мне мама…

            Лена вздохнула. Подвал и генератор ждали.

             Кто придумал рыть под домом яму, мог бы быть самым выдающимся человеком в истории. Ведь это благодаря ему каждая нация могла самовыразиться. Русские доверяли подвалам соления и варения. Американцы прятались от ядерных боеголовок. Французы боролись с алкоголизмом, пряча с глаз подальше вина. Немцы организовывали в подвалах порностудии. Турки устраивали из подпола уютную сырую темницу, японцы – гаражи, евреи переоборудовали подвалы в золотохранилища.

            Лена и ее муж не успели самоопределиться. Их подпол был забит до самого верха строительным мусором, книгами и старой одеждой. Возможно, сказались татарские и украинские корни. Единственной полезной вещью был генератор. Свет в загородном доме вырубали часто. Собственная электростанция в подвале нужна была как воздух. Кому охота сидеть в темноте?

            Вот только Лена в подвал не спускалась ни разу. Как-то не пришлось, но что делать с генератором, она знала. Ее ненаглядный Колюня объяснял ей на всякий случай принципы работы домашней электростанции:

            – Проще пареной репы. Дергаешь за рубильник. Нажимаешь эту пипочку и наслаждаешься цивилизацией.

            – А можно наоборот? Вначале пипочка, потом рубильник? – спросила Лена, смеясь.

            – Нельзя, – строго отвечал муж. – Пипочка бесполезна, если ткнуть в нее сразу.

            – Ох, вы, мужики. И здесь ваши пипочки бесполезны, пока где-то что-то не подергаешь.

            Даже в куртке Лена сразу озябла. Фонарик разгонял тьму, по стенам плясали жуткие тени. То ли от холода, то ли от страха по коже девушки побежали мурашки. Кеды на ногах болтались. Шагнув на следующую ступеньку, Лена оступилась и полетела вниз. Больно ударившись о пыльную коробку, она вскрикнула.

            Фонарик отлетел в сторону. Луч света ударил по глазам, ослепив Лену. Ее сердечко билось с удвоенной скоростью. К горлу подступила тошнота. Лена не считала себя трусихой, но почему-то перед глазами вставали кадры из фильмов-страшилок. При дневном свете ужастики казались глупыми и совсем не пугали. Здесь и сейчас ей было страшно на самом деле. Болело колено от удара оземь. Хорошо фонарь не разбился. Лена протянула к нему руку и заметила, как дрожат пальцы.

            – Что ж это я? – произнесла она вслух, стараясь успокоиться. Ее же голос в одиночестве подвала показался девушке таким испуганным, что легкий страх перерос в панику. Лена подняла фонарь и попыталась улыбнуться. Должно было помочь. Ну, не может же не помочь улыбка? Не помогла. Какие еще есть способы справиться с нервяком?

            Она закрыла глаза, глубоко вдохнула несколько раз, затем снова открыла глаза. И тут же закричала, отшвырнув фонарь в сторону. На рукоятке сидел небольшой паучок. Восемь глаз мохнолапа сверкали в искусственном свете, и, казалось, их взгляд был устремлен на девушку.

            Лена отступила на шаг, ее спина коснулась стены. На голову посыпалась известка, левая рука попала в паутину. Девушка медленно-медленно повернула голову. По шелковой сетке бежал еще один паук. Черный и волосатый, только красная капелька – пятно на спинке. Словно пританцовывая, он перескочил на ладонь и заполз в рукав. Лена завопила. Лена затрясла руками. Лена попыталась сорвать с себя куртку одним движением. Не тут-то было. Махать руками в подвале противопоказано – нехватка места и башни мусора не рекомендовали такие действия. Рукав куртки треснул, в унисон ему скрипнул стеллаж. На девушку посыпалась гора грязных рабочих шмоток. Лена повалилась. Пыль, поднятая от падения хлама, слепила глаза. Пару сантиметров левее от ее головы располагался стол. Еще немного, и голова девушки впечаталась бы в угол. Повезло. Хоть в чем-то. Лена лежала не дыша. Ее глаза широко раскрылись.

            – И здесь, – прошептала она. Низ живота потяжелел и пульсировал от ужаса. – И здесь они, – повторила Лена.

            Под столешницей – пересекая все пространство от ножки до ножки – сверкала толстая паутина. Посреди нее сидел паук. Нет, не паук – паучище – громадный и ужасающий. Лена смотрела в безжизненные черные глаза. Потом паук раздвинул жвалы, щелкнул ими, протянул Лене одну из передних лап и произнес:

            – Не бойся, милая девушка. Мы, пауки, совсем не страшные.

            Лена хрюкнула и вырубилась.

 

Продолжение следует.


Общество

Машины и Механизмы
Всего 0 комментариев
Комментарии

Рекомендуем

OK OK OK OK OK OK OK