я могу творить
Не теряй времени, его и так осталось мало.
Сергей Шклюдов
Все записи
текст

Их пример другим наукам

С колокольни современности заблуждения двухвековой давности могут казаться абсурдными, смешными или страшными, но наше дело – относиться к ученым прошлого с благодарностью. И помнить, что от гадания по форме подбородка совсем недолог путь до сегрегации, стерилизации и концлагерей.
Их пример другим наукам
     Когда доктор Ватсон позволил себе восхититься мисс Морстен, пришедшей на Бейкер-стрит 221-б за помощью, то Шерлок Холмс сначала цинично осадил друга, а потом сказал: «Самая очаровательная женщина, какую я когда-либо видел, была повешена за убийство своих троих детей. Она отравила их, чтобы получить деньги по страховому полису. А самую отталкивающую наружность среди моих знакомых имел один филантроп, истративший почти четверть миллиона на лондонских бедняков». Мистера Холмса можно было бы назвать противником физиогномики, но к моменту издания «Знака четырех» (1890 г.) эта «наука» о связи внешности человека с его душевными качествами уже отжила свой академический период, а физиогномист превратился в разновидность уличной гадалки.

Если же говорить об истории физиогномики, то мы увидим, наверное, самую древнюю отрасль знаний: искусство распознавать намерения другого по его облику. Физиогномика (от греч. phýsis – природа и gnomonikós – сведущий) – по сути, наука о проницательности. Первые упоминания о ней относятся ко временам «греческого чуда». А первую попытку систематизировать такие знания предпринял Аристотель. В «Первой аналитике», трактате «О частях животных» и псевдоаристотелевской «Физиогномике» есть обширные рассуждения о связи внешности и характера: «у кого конец носа толстый – те тупые», «у кого волосатая голень – похотлив», «у кого под глазами как бы свисающие мешки – пьяницы». Впрочем, в последнем утверждении все же есть доля истины.
В современном виде физиогномика возникает в конце XVIII века. Швейцарский ученый, поэт и священник Иоганн Каспар Лафатер в 1772–1778 годах выпустил четырехтомник «Физиогномические фрагменты», где попытался систематизировать античный и современный опыт «чтения лиц». Дитя Просвещения, Лафатер основывал свои выводы на широком фактическом материале: он зарисовал тысячи лиц и привел в систему около 600 таблиц. Лафатер говорил, что «лица настолько же доступны чтению, насколько это присуще книгам, разница лишь в том, что они прочитываются в короткое время и меньше обманывают нас». Современники отмечали, что сам он превосходно «читал лица» и редко ошибался. Был ли это результат научного метода, или же просто ученый обладал феноменальным чутьем – определить невозможно, но маньяки и неверные жены швейцарского гения боялись. А вот его учеников и последователей – уже не особо. После смерти Лафатера в 1801 году физиогномика превратилась в развлечение, перестала развиваться, накапливать и анализировать данные. Ею «заболела» Америка, которая всегда щедро платила за модные европейские увлечения. До сего дня дожили курсы по НЛП и «Искусству заводить друзей», где скучающих дам и мнительных мужчин-бизнесменов за энную сумму учат читать лица врагов и конкурентов, мужей и соперниц.

Последний всплеск интереса к науке, утверждающей, что «рыжие волосы означают сердитого и лукавого человека», приходится на период деятельности итальянского криминалиста и психиатра Чезаре Ломброзо (1835–1909). На основе антропологического массива данных он составил портрет «типичного уголовника» и предложил сажать всех, кто выглядит соответствующе. Ломброзо считал, что признаки душевного вырождения всегда проявляются во внешности, и определить «преступную личность» не составляет труда: ее выдают сплющенный нос, низкий лоб, острые скулы и взгляд исподлобья. Вплоть до 1930-х годов некоторые судьи требовали, чтобы подозреваемые проходили антропологический анализ по методу Ломброзо – на его результаты суд опирался в обвинительном заключении.

Несмотря на скорый академический закат, физиогномика на протяжении всего XIX века существовала, преимущественно в Англии и США, на сумрачной границе науки и шарлатанства. Во многом она была реакцией на промышленную революцию и рационализацию жизни, когда анализу и структурированию подвергалось все и вся, даже если опыт опровергал манящие своей простотой выводы.



Законной дочкой физиогномики считается еще одна популярная в «длинном XIX веке» наука – френология, буквально «наука об уме». В принципе, она и занималась тем же самым, только зона ее приложения была более узкой: френологи работали с черепом. Создатель френологии, австрийский врач Франц Йозеф Галль (1758–1828), вполне верно установил, что центр нашей психической деятельности – не абстрактная душа, а мозг. Но исследовать мозг он предлагал по бугоркам и впадинам на голове, полагая, что форма крышки черепа повторяет форму того, что находится в черепной коробке. Он разделил мозг и «отражающую его строение» крышку черепа на 26 (иногда 27) участков, и каждый из них «назначил» ответственным за ту или иную эмоцию или склонность. Если человек развивает в себе определенное свойство характера, данный участок мозга начинает расти, что отражается на черепной поверхности появлением бугорка. Соответственно, если другую черту не культивируют, то ее участок ссыхается и на черепе образуется впадина. Так появился знаменитый «череп френологии» – модель черепа человека, на которой можно увидеть бугорки скупости, храбрости, честолюбия, шишки материнской любви или таланта к живописи, «холмик» веры в бога.

Популярность нового учения вызвала озабоченность властей и духовенства. В 1801 году лекции Галля были запрещены, а самому ученому пришлось покинуть Австрийскую империю. После изгнания он стал желанным гостем во всех германских университетах, о нем писали британские и французские научные журналы. В итоге Галль обосновался во Франции, но из-за «маленькой черепной коробки Наполеона» постоянно терпел притеснения от властей. В 1828 году Галль скончался, пополнив своим черепом свою же огромную коллекцию. Ученому повезло с учениками. Главный из них – Иоганн Шпруцхайм, который переименовал учение из «краниологии» («науки о черепах») во френологию и несколько его подкорректировал: число «зон» увеличилось до 37, были удалены «участки», ответственные за склонность к убийству и воровству, зато появились «зоны» щедрости, супружеской верности и самоуважения. Талантливый популяризатор, Шпруцхайм сделал френологию более приемлемой для массового восприятия, но это сыграло с ней злую шутку. Учение стало капитализироваться, упрощаться и, как физиогномика, превратилось в «гадание по руке», точнее, по черепу. Деградировав в поп-науку, френология быстро завоевала множество поклонников по обе стороны Атлантического океана. В США братья Орсон и Лоренцо Фаулеры создали Френологическую корпорацию, которая приносила огромные прибыли. Позже нейрофизиология опровергла весьма наивное мнение о связи строения мозга со строением черепной коробки, и к 60-м годам XIX века френология почти сошла на нет, оставшись машиной по выколачиванию денег из простодушных граждан.

В историческом смысле она интересна своим политическим аспектом, теми идеологическими выводами, что следовали из измерения черепов циркулем. Френология лежала в основе всех расовых теорий прошлого века. Как все науки, порожденные Просвещением, она строилась на принципе рациональности: все нравственные способности человека являются врожденными, но данное природой можно развить и натренировать. Галль считал, что человек рождается с «чистым черепом», потом общество и культура делают его личностью, а потом он сам начинает менять общество и развивать культуру. Так что по форме черепа отдельно взятого индивидуума можно сделать вывод о его обществе, его народе и его расе.

Френологи выделяли три ступени развития рас. Иерархия начинается с американских индейцев, пребывающих в стадии дикости (этот вывод был сделан из-за развитой у них затылочной части черепа, якобы говорящей о том, что индейцы живут инстинктами). На второй ступени стоят негритянские и азиатские народы, у которых развиты височные и теменные области черепа, а в поведении преобладают чувства. Верхняя ступень принадлежит европейцам с их развитой лобной частью, центром разума. Эта иерархия воспроизводит развитие человека от рождения, когда наиболее развита затылочная часть черепа, до возмужания, когда развивается лобная часть. Отсюда берет свое начало дискурс о расах-детях, которые нуждаются в заботе белого человека. Более развитым расам френологи предписывали воспитание менее развитых рас, но никак не их уничтожение. Многие из них высказывались о том, что наше естественное будущее – смешение всех рас в одну. Расы могут совершенствоваться за счет спаривания с более развитыми расами, а потомки таких контактов будут обладать плюсами обеих рас – так воспитание и гибридизация станут двигателями прогресса…

Эту позитивную сторону френологии, направленную на подтягивание «низших» к «высшим», в ХХ веке отмели ученые-евгеники, которые сосредоточились на выведении сверхчеловека.

Евгеника (от греч. породистый) во многом является порождением физиогномики и френологии, умноженным на принцип сверхрациональности и желание ускорить прогресс. А еще ее можно назвать «незаконнорожденной дочкой» дарвинизма. Во многом переняв установки учения Чарльза Дарвина, его двоюродный брат и основатель евгеники, врач и антрополог Фрэнсис Гальтон (1822–1911) заменил тезис о естественном отборе проповедью о том, что во имя ускорения прогресса необходимо прибегнуть к отбору искусственному. Основной труд Гальтона «Наследственный гений, его законы и следствия» увидел свет в 1869 году и встретил много восторженных откликов, в том числе и со стороны знаменитого кузена. Термин «евгеника» Гальтон ввел в более раннем докладе «Наследственный талант и характер» в 1865 году.

Основной тезис работы Гальтона состоит в том, что люди не равны от рождения. Он выделил 14 степеней природной одаренности и пришел к выводу, что между англосаксонской расой и негроидной лежат аж три ступени развития. И если одну из них еще можно преодолеть, улучшив «туземное образование», то две другие – чистая наследственность, с которой ничего не сделаешь. Вывод ученого очевиден: задача евгеники и прогресса – способствовать размножению наиболее даровитых рас. Оказывать помощь слабым расам бессмысленно: они все равно не смогут перешагнуть через то, что заложено в них природой.

К 1904 году Гальтон определил евгенику как «науку, которая занимается всеми факторами, улучшающими врожденные качества расы». Улучшать качество он предлагал путем запрета на размножение для «испорченного человеческого материала». Необходимость искусственного отбора Гальтон мотивировал тем, что развитие цивилизации снизило накал отбора естественного, отсутствие которого ведет к деградации.

В начале XX века евгеника, оставаясь научным предметом, по которому пишутся книги, читаются лекции и защищаются диссертации, как и ее предшественницы физиогномика и френология, стала превращаться в поп-науку. Брошюрками по теории усовершенствования человеческой расы зачитывался и молодой Адольф Гитлер.

Когда евгеника стала проникать в государственную идеологию, было принято разделить ее на негативную и позитивную. Позитивная призвана стимулировать рождение «лучших людей» (фактически это была политика создания тепличных условий для тех, кого позже стали называть вульгарным термином «арийцы»). Негативная же евгеника имела объектом своих действий преступников, алкоголиков, инвалидов, сумасшедших и тунеядцев, к которым должны применяться методы принудительной сегрегации, депортации и стерилизации.

Вплоть до 1945 года евгеника пользовалась в Европе и в Америке огромной популярностью и считалась вполне академической наукой со вполне доказанными постулатами – несмотря на статистику, по которой 95 % гениев имели вполне посредственных родителей со средним и низким коэффициентом развития. Если бы законы евгеники повсеместно применялись на практике, человечество лишилось бы практически всех выдающихся людей (они бы просто не родились), что привело бы не к процветанию вида, а к его полнейшей деградации…

После Второй мировой войны евгеника была окончательно дискредитирована, и ее место заняла соответствующая всем нормам научной этики медицинская генетика. Но не будем забывать об основном парадоксе науки: то, что сегодня считается строгой научной истиной, завтра может оказаться на одной полке с лженаукой и заблуждениями.


Наука

Машины и Механизмы
Всего 0 комментариев
Комментарии

Рекомендуем

OK OK OK OK OK OK OK