«Бочкаревскими дурами» назвал Маяковский женщин-солдат, пытавшихся в октябре 1917 года защищать Зимний дворец. Пожалуй, клеймо дур – это все, что большинство знает о Марии Бочкаревой и ее женском батальоне смерти. А между тем, все было совсем не так просто. И Зимний защищал совсем не бочкаревский батальон.
В июле 1889 г. у Леонтия и Ольги Фролковых, жителей новгородской деревни, родился третий ребенок – дочь Мария. Через несколько лет, в надежде на лучшую долю, семья перебралась в Сибирь, под Омск. Но переселение не спасло от бедности, так что Маруся, помогая родителям, с малых лет была то нянькой, то домашней прислугой, то работницей бакалейной лавки. Повзрослев, освоила специальность укладчицы асфальта и доросла на этом поприще аж до бригадира. А в 15 лет вышла замуж за Афанасия Бочкарева. Брак не сложился: муж оказался горьким пьяницей, Марию он жестоко бил, заставляя пить вместе с ним. Она пыталась покончить с собой, потом сбежала, а после встретила мясника Янкеля Бука, которого полюбила без памяти. Правда, Бук был, в первую очередь, не мясником, а бандитом. Когда его арестовали, Бочкарева отправилась за ним в таежную ссылку. Но и Бук не оправдал ее надежд: страшно ревновал, избивал, тоже пил, а все деньги, заработанные женой, проигрывал в карты...
И тут грянула Первая мировая война. Неизвестно, что тогда двигало Марией – крайнее отчаяние или искренний патриотизм, но она решила идти сражаться за Отечество.
В ноябре 1914 г. она обратилась к командиру 25-го резервного батальона, расквартированного в Томске, с просьбой зачислить ее в батальон – и не сестрой милосердия, а именно солдатом. Командир предложил Бочкаревой отправить телеграмму Николаю II, испросив в ней разрешения поступить на военную службу, и даже сам помог составить текст. Никто не думал, что просьба настырной крестьянки будет удовлетворена. Но вскоре пришла телеграмма от императора, в которой тот дал «добро», и Марию зачислили рядовым «охотником», то есть добровольцем, в 25-й резервный батальон под именем Якова Бочкарева.
Товарищи, встретившие такое пополнение насмешками, вскоре искренне полюбили Яшку: она не только проявила себя дисциплинированным и расторопным солдатом, но и оказалась «своим парнем» – с удовольствием окунулась в солдатскую жизнь. Дошло до того, что накануне отправки на фронт она с друзьями-солдатами пошла… в публичный дом – что называется, «на слабо»! – где, шутки ради, даже принялась заигрывать одной тамошней девицей… Словом, анекдот про женщину-солдата в публичном доме еще долго гулял по Томску.
В феврале 1915-го Мария оказалась на фронте рядовым 28-го пехотного Полоцкого полка, одного из старейших и героических. В считанные дни слава о солдате Яшке разнеслась по всему полку, а потом и дальше: Бочкарева сотни раз ходила в разведку, участвовала в рукопашных схватках, вынесла на себе с поля боя множество раненых. Через два года она была уже командиром разведывательного взвода, старшим унтер-офицером, кавалером Георгиевского креста 4-й степени и двух Георгиевских медалей; пережила четыре ранения и даже успела побывать в немецком плену – правда, всего несколько часов.
Страшным ударом для Бочкаревой, как для патриотки, стала Февральская революция и последовавший развал армии. Она не была сторонницей монархии, но необходимость сражаться с немцами до победного конца понимала ясно и часто пыталась усовестить поддавшихся революционной демагогии солдат, за что несколько раз едва не была убита.
В начале мая 1917 г. в полк приехал председатель IV Государственной Думы М.В. Родзянко. После митинга председатель полкового комитета представил ему Бочкареву. Думец заинтересовался храбрым унтером и предложил Марии приехать в Петроград. Вскоре Родзянко пригласил ее на заседание солдатских депутатов в Таврическом дворце, где Бочкареву вдруг осенила мысль о создании специальной женской воинской части. 14 мая она уже докладывала о своей идее Верховному Главнокомандующему генералу от кавалерии А.А. Брусилову. Тот, лебезивший перед новой властью, инициативу поддержал, а вскоре Мария побывала на аудиенции у военного министра А.Ф. Керенского. Тот так же быстро согласился на формирование новой воинской части, поручив это дело автору идеи.
Зачем Бочкарева создавала столь экзотическое формирование? Ее целью было, как говорила она сама, пристыдить солдат-мужчин, не желающих воевать. 21 мая 1917 г. в Мариинском театре, на благотворительном вечере в пользу увечных русских воинов она со сцены обратилась к присутствующим с призывом вступать в Первый женский батальон смерти. Тут же откликнулось около полутора тысяч женщин, и уже на следующий день формирование подразделения шло полным ходом. Для расквартирования выделили здание Коломенского женского института на Торговой улице (современный адрес – ул. Союза Печатников, д. 16).
Бочкарева лично отбирала каждого бойца, безжалостно изгоняя «морально неустойчивых» – проституток, экзальтированных барышень и искательниц приключений. Почти половину батальона составили курсистки и женщины со средним образованием. В числе доброволиц была грузинская княжна Татуева, а адъютантом, то есть начальником штаба батальона, стала Надежда Скрыдлова, дочь адмирала.
От поступивших в батальон требовалось беспрекословное подчинение и жесточайшая дисциплина: Бочкарева даже не разрешала разговаривать во время еды, а нерадивому «солдату» запросто могла влепить затрещину. А рука у старого фронтовика Яшки была тяжелой… Одним из факторов проверки личного состава «на прочность» стал категорический приказ Бочкаревой всем девушкам-новобранцам остричься наголо. Не обошлось без слез, но подчинились все.
Первоначально в батальоне было около двух тысяч женщин, несколько офицеров и сорок унтер-офицеров в качестве инструкторов. Служба была нелегкой: подъем в 5 утра, приведение себя в порядок, молитва, и до 22.00 (с короткими перерывами на еду) – занятия: строевая подготовка, изучение оружия, устава и т. д.
Помимо жесткой дисциплины, Бочкарева поставила еще одно условие: в батальоне не будет места никаким комитетам и агитаторам. Керенский и тогдашний командующий Петроградским военным округом генерал Половцев пытались надавить на нее, чтобы сформировать в батальоне солдатский комитет. Бочкарева не просто отвечала категорическим отказом, но и не стеснялась кричать на Керенского, а во время последнего скандала на «комитетскую» тему публично сорвала с себя офицерские погоны и бросила их в лицо «министру-председателю». Тот струсил и оставил Яшку в покое. Пожалуй, после Февральской революции из всех частей русской армии только под ее началом не было пресловутых «солдатских комитетов» – источников развала и дезертирства. Но на почве неприятия Бочкаревой этой «революционной демократии» в части возник раскол. Большая часть доброволиц обвинила Бочкареву в «старорежимных замашках» и «ограничении свободы» и отказалась подчиняться. Мария Леонтьевна «демократок» из батальона беспощадно выгнала. Из двух тысяч с ней осталось всего триста человек.
23 июня батальон ушел на фронт. С цветами, музыкой и транспарантами его провожал весь Петроград, в том числе и представители Петроградского гарнизона. 25 тысяч здоровых вооруженных мужиков радостно отправляли на смерть триста женщин, обуреваемые одним желанием – самим не попасть на фронт!
Вечером 8 июля был первый бой – в районе Сморгони, у города Крево. Вообще-то он должен был начаться еще в три часа утра, но солдаты-мужчины на митингах все не могли решить – атаковать или не атаковать. К Бочкаревой присоединились только 75 офицеров с винтовками и около 300 солдат, которых Яшка повела в атаку… Батальон действовал исключительно геройски, а часть пристыженных солдат в конце концов поддержала его, но это не изменило ситуации: немцы перешли в контратаку. Батальон попал под губительный огонь с фронта и флангов и начал отходить. Потери составили более 50 человек. Тяжело ранена, уже в пятый раз, была и Бочкарева – ее отправили в один из госпиталей Петрограда. Батальон остался на фронте, но в боях больше не участвовал. Впрочем, для женщин-воинов страшнее немцев оказались свои же, русские солдаты, большинство которых ненавидело их за стремление воевать до победного конца.
После выздоровления Бочкарева побывала в Ставке, встретилась с Верховным Главнокомандующим генералом Корниловым, съездила в Москву – проинспектировать Московский женский батальон – и чуть не погибла от рук «революционных солдат»… Разочарованная и измученная, она вернулась на фронт, далее – вновь Москва, Петроград, встречи с Корниловым, Родзянко, Керенским, безуспешные попытки убедить «министра-председателя» навести в армии порядок.
К октябрю 1917 г. в русской армии существовало четыре женских батальона смерти: Бочкаревский, 1-й Петроградский, 2-й Московский и 3-й Кубанский (в Екатеринодаре). Но после большевистского переворота Бочкарева – к тому времени уже поручик – распустила свое подразделение. Роспуск происходил втайне, на лесной поляне: из-за того, что солдаты готовы были растерзать их на месте, «ударницам» пришлось буквально в течение получаса скрытно покинуть окопы, а потом, переодетым в гражданскую одежду и форму сестер милосердия, с поддельными документами, поодиночке разойтись в неизвестность.
После этого Бочкарева вновь отправилась в Петроград, где, задержанная как офицер, была доставлена в Смольный и даже встретилась с Лениным и Троцким. Пролетарским вождям она сразу заявила, что в гражданской войне ни на чьей стороне воевать не будет – с тем ее и отпустили, правда, отобрав револьвер и шашку. А по дороге домой сбросили с поезда, и она едва не погибла…
В январе 1918 г. Бочкарева по вызову некоего «генерала Х.» вновь приехала в Петроград, где получила задание пробраться на Дон, к Корнилову, под видом сестры милосердия. А Корнилов поручил ей… отправиться с агитационной поездкой за границу – просить помощи у союзников в борьбе против большевиков. По «липовым» документам, со многими злоключениями добравшись до Владивостока, Бочкарева в апреле отплыла в США. Там она пробыла несколько месяцев, выступая с сообщениями о положении в захваченной большевиками России, встречалась с госсекретарем Р. Лансингом, министром обороны Н. Беккером, президентом В. Вильсоном; ее горячо приветствовали американские феминистки. А вечерами, в гостинице, она диктовала свои воспоминания русскому эмигранту Исааку Дон Левину. Сама Мария Леонтьевна едва умела писать… А над мемуарами работала для того, чтобы передать гонорар от издания книги на лечение бывших подчиненных-ударниц, раненых вместе с ней на фронте. Впервые воспоминания Марии, которые она назвала «Яшка», были опубликованы на английском языке, в 1919 г., в Нью-Йорке (в 2001 г. вышло издание на русском).
В августе 1918 г. Бочкарева приехала в Лондон, где, как и в США, была встречена с большим интересом – ее принял даже король Георг V, а после этого безуспешно попыталась вновь создать женские подразделения в Архангельске. Осенью 1919 г. состоялась ее встреча с адмиралом Колчаком, который предложил ей сформировать женский военно-санитарный отряд. Но этого Мария Леонтьевна уже не успела – дни Сибирской белой армии были сочтены… По занятии большевиками Томска Бочкарева сама явилась к коменданту города, сдала оружие и предложила свое сотрудничество. С нее взяли подписку о невыезде, а в ночь на Рождество 1920 г. арестовали и отправили в Красноярск, в Особый отдел 5-й армии. После нескольких допросов, в ходе которых реальных доказательств контрреволюционной деятельности Бочкаревой не нашли, ее решено было отправить в Особый отдел ВЧК в Москву. Но в Красноярск как раз прибыл заместитель начальника этого самого отдела Павлуновский, имевший чрезвычайные полномочия от Дзержинского. Долго разбираться он не стал, и на постановлении об отправке Бочкаревой в Москву написал: «Бочкареву Марию Леонтьевну – расстрелять». 16 мая 1920 г. приговор был приведен в исполнение.
9 января 1992 г. решением прокуратуры Омской области М.Л. Бочкарева была полностью реабилитирована.
Это новость от журнала ММ «Машины и механизмы». Не знаете такого? Приглашаем прямо сейчас познакомиться с этим удивительным журналом.