Полковник Зислис был напуган. Он сам себе в этом не признавался, но он был смертельно напуган. Позволь он признаться себе в этом, и черный, неконтролируемый страх вырвался бы наружу, и тогда бы это был уже не полковник Зислис, а затравленный зверь, готовый к последней схватке. Хуже всего было то, что он и сам не мог объяснить, что именно его так испугало. Возможно, это был один из тех приступов необъяснимого страха, какие испытывают дикие животные перед землетрясением. Когда забываешь обо всем на свете, и тебя охватывает только одно паническое желание: спасаться бегством.
Шнайдер заявился к нему в кабинет час назад. Без всякого вызова и приглашения, по собственному, так сказать, почину. Человек он был самоуверенный и бесцеремонный, а тут показался полковнику и вовсе высокомерно-пренебрежительным, даже брезгливым. Не только по отношению к нему, полковнику Зислису, лично, но и по отношению, так сказать, ко всему человечеству.
Он, опять же без приглашения, уселся на жалобно пискнувший под ним стул для посетителей, откинул полу белого своего хирургического халата, запустил в оттопыренный карман брюк толстые пальцы и вынул мятую пачку сигарет. Зислис, с неприязнью наблюдавший за его действиями, в сотый уже, наверное, раз подумал: не понимаю, как он этими толстыми своими пальцами умудряется копаться в человеческих мозгах. И не мозгАх даже, а мОзгах, именно так... Шнайдер был нейрохирург фантастический. Он бы давно Нобелевскую премию получил, если бы все его работы не были строго засекречены. В этом Зислис был твердо уверен.
Закурив и выпустив толстые струи дыма из волосатых ноздрей, фантастический нейрохирург Шнайдер сначала сделал гримасу: растянул до упора толстые свои губы, выкатил белесоватые глаза, словно хотел выскочить из собственного лица, а потом, вернув лицо в нормальное состояние, заговорил, размеренно и увесисто. И начал он с того, что сразу, ни за что ни про что (это и показалось Зислису самым обидным), принялся его, Зислиса, оскорблять.
– Видели вы, Савл Игоревич (он всегда как-нибудь искажал его имя, это, по-видимому, казалось ему чрезвычайно остроумным), видели вы, как бегает по лабиринту подопытная крыса? Ей кажется, она занята жизненно важным делом: поиском выхода. А в действительности другие крысы, только побольше и в белых халатах, изучают на ней поведенческие реакции. Или думают, что изучают. Вот так же и вы, Савл Игоревич, хочу сказать вам, как та несчастная крыса...
Зислис с трудом удержался от резкости.
– Вы пришли ко мне только за этим?
– Нет, – спокойно возразил Шнайдер, – не только за этим. Я принес результаты лоботомии и... некоторых моих экспериментов. Весьма любопытные.
– Ну так давайте их! – нетерпеливо протянул руку Зислис.
И опять Шнайдер сделал гримасу, как будто сейчас выскочит из своего лица.
– Они здесь, – сообщил он и постучал себя толстым согнутым пальцем по обширному лбу.
Увидев, как дернулось у Зислиса веко, Шнайдер расхохотался. Зислис смотрел на него с ненавистью. Насладившись его бессильной злобой, Шнайдер приступил:
– Я исследовал его центральную и периферийную нервную систему. В ней я заметил некоторые отклонения от нормы, то есть, разумеется, от того, что мы считаем нормой...
– Поясните, пожалуйста, – попросил Зислис.
Как только перешли к делу, он сразу перестал испытывать к Шнайдеру какую бы то ни было неприязнь. Перед ним сидел эксперт и умница, и не раздражаться на него надо, а внимать каждому его слову и пытаться понять как можно точнее.
– Я хочу сказать, что его нервная система отличается некоторыми особенностями, которые могут напоминать те или иные известные нам отклонения, но которые собственно отклонениями не являются.
– Не понимаю, – признался Зислис. – Он что, был болен?
– Наоборот! То есть, с точки зрения нашей нормы, его нужно было бы признать больным.
– А что, – осторожно спросил Зислис, – может быть другая точка зрения?
Но Шнайдер проигнорировал его вопрос. Вместо этого он сам спросил:
– Вам излагать только наблюдения или и мои интерпретации тоже?
– Интерпретации тоже, если можно, – попросил Зислис, а про себя подумал: «Какого черта пойму я в твоих наблюдениях!»
– Так вот, – проговорил Шнайдер важно, закуривая вторую сигарету. – У нашего... э-э-э... подопечного... мозговые полушария разделены. Не хирургическим способом, заметьте, как это иногда делают при эпилепсии, а, так сказать, самой природой-матушкой.
– И что же это означает? – спросил Зислис. Он попытался скрыть свое разочарование. Признаться, он ожидал услышать что-нибудь совсем уж необычное. Например, что у их «подопечного» имеется биолокатор, как у летучих мышей, или еще что-нибудь в этом же роде.
– Это означает, что у него два относительно автономных сознания. Две, так сказать, личности в одной черепной коробке. Науке известны случаи, когда нечто подобное возникало в результате хирургической операции, но чтобы это было от рождения...
– Так он что, генетический урод?
– Я бы не спешил с выводами. Я исследовал его таламус. Так вот, дорогой мой Павел Игоревич, у нашего подопечного он не связан с лобными долями.
– И это означает?..
– И это означает, что он не боится боли.
– Не чувствует ее? – уточнил Зислис. Это уже было интересно.
– Нет, он ее, разумеется, чувствует. Видите ли, восприятие боли включает в себя не только само ощущение боли, но и нашу эмоциональную реакцию на это ощущение. Люди, перенесшие фронтальную лоботомию, при которой связи между лобными долями и таламусом перерезаются, продолжают ощущать боль, но она их, как бы это сказать, больше не беспокоит...
– Значит, опять отклонение от нормы?
Шнайдер пожал плечами:
– Если отклонения от нормы встречаются так часто, то возникает естественный вопрос: а является ли это действительно нормой для данного объекта? Кстати, вы заметили, что мы невольно перешли в нашем разговоре с прошедшего времени на настоящее, как будто говорим не об этой конкретной... э-э-э... биологической особи, а о целом виде, пусть новом и пока не известном науке?
И тут, при словах о некоем «новом виде», Зислис впервые почувствовал холодок страха вдоль позвоночника. Но, слава Богу, это оказалась только шутка. Увидев побледневшие губы Зислиса, Шнайдер рассмеялся.
– Погодите, – пообещал он, – сейчас вы еще и не такое услышите. Вы еще не забыли школьный курс анатомии человека? Помните, что у человека есть центральная нервная система и периферийная, или вегетативная? Так вот, у нашего подопечного никакой периферийной системы нет. То есть, разумеется, все нейроны и рецепторы на месте, но они напрямую подчинены спинному и головному мозгу. Вы представляете?
– Не вполне, – признался Зислис.
– Вы водите машину? Разумеется. Ну, вот случалось вам когда-нибудь избегнуть верного столкновения? Помните, как вы еще не успели ни о чем подумать, а ваша нога уже сама нажала на тормоз? И только спустя минуту вас начинает трясти, сердце скачет и руки мокрые? Вот это и есть действие периферийной системы. Но у нас она действует через гормоны, которые переносятся с кровью, а у него – непосредственно через нервные импульсы.
– Вы хотите сказать, он может управлять потением... или там кровяным давлением?
– Больше! Температурой тела... уровнем глюкозы в крови... концентрацией солей... обменом веществ... регенерацией тканей, наконец!.. Впрочем, это уже мои догадки... А вот еще кое-что из области догадок. Слыхали о когнитивной психологии?.. Высшие интеллектуальные функции... Скажем, абстрактный математический или логический анализ... Для большинства особей того биологического вида, к которому мы с вами принадлежим, это нечто такое, от чего тянет на зевоту. Но есть несколько тысяч человек, которым процесс познания и мышления доставляет живейшее удовольствие... Так же, например, как вам доставляет удовольствие заловить кого-нибудь в свои ловко расставленные сети.
– У вас превратное представление о моей работе.
– Ну, да Бог с вами. Я ведь не о том. Вы, разумеется, знаете об экспериментах по электростимуляции так называемых «центров удовольствия». Это участки гипоталамуса, которые в основном совпадают с путями передачи возбуждения от дофаминэргических нейронов черной субстанции и адренэргических нейронов голубого пятна. Вот смотрите, – он схватил несколько чистых листков и принялся чертить. – Электростимуляция усиливает синтез дофамина и норадреналина, что и вызывает ощущение удовольствия. А теперь представьте себе, что у нашего подопечного эти участки гипоталамуса непосредственно связаны с теми областями коры, которые ответственны за высшие интеллектуальные функции. Представьте только, какой взрыв удовольствия должна вызвать у него новая научная теория или решение сложной математической задачи!
Шнайдер был в восторге.
И тут Зислис вновь почувствовал приближение страха. Но на этот раз страх не ушел, а так и остался торчать ледяным штырем в позвоночнике. Зислис глядел на Шнайдера с недоумением. Как он не понимает? Как он не понимает, что то, о чем он говорит, чудовищно?
– ...и при этом, вы не поверите, у него крайне мала верхняя кора... Я бы даже сказал, что он должен был вести этакий растительный образ жизни, только вместо питательных соков он всасывал в себя человеческие знания...
Шнайдер продолжал болтать, а Зислис, с трудом подавляя внутреннюю дрожь, все ждал, когда же он наконец сделает свой окончательный, недвусмысленный и единственно возможный вывод. Вывод, который все разом поставит на свои места. Для себя он такой вывод – вывод об инопланетном происхождении гражданина N. – давно уже сделал. Вот тогда-то его и охватил панический страх...
При встрече двух цивилизаций столкновение интересов неизбежно. Это ясно. Так было всегда и везде, и нет никаких оснований думать, что может быть иначе. И неважно, что эти две цивилизации стоят на разных ступенях развития. Человек и крысы тоже стоят на разных ступенях развития, а вражда между ними, то затихая, то вспыхивая с новой силой, не прекращается ни на минуту уже на протяжении столетий. Вторжение неизбежно... Американцы, чтобы спасти одного-единственного соотечественника в чужой стране, ничтоже сумняшеся начинают полномасштабную войсковую операцию. Так неужели же «инопланетчики», чья техническая и энергетическая мощь неизмеримо больше технической и энергетической мощи всех земных государств, могут спокойно смотреть, как какие-то недоразвитые чужаки мучают и убивают их сородича?..
И вдруг Шнайдер замолчал. Все это время он трещал без умолку и вдруг заткнулся – как будто кто-то с размаху залепил ему рот ладонью. Он сидел на стуле с разинутым ртом и не отрываясь смотрел в окно.
Медленно, медленно Зислис повернулся к окну, – шея у него как будто окостенела, – и то, что он там увидел, заставило его забыть обо всем.
5.
Гигантский инопланетный космический корабль нависал черным брюхом над Управлением. В этом черном брюхе было великое множество лючков. Они разом открылись, выпустив наружу ослепительное сияние. Из каждого лючка вырвался тончайший зеленый луч – их было сотни две. Они не двигались, не шарили бестолково по воздуху, как лучи прожекторов, выискивающих в ночном небе вражеские самолеты. Они попадали точно в цель. Один луч уперся в лоб Зислиса, еще один в лоб Шнайдера, остальные, – Зислис не сомневался в этом, – тоже нашли свои цели. Двести с лишним зеленых лучей – по одному на каждого находящегося в Управлении сотрудника.
Вторжение началось.
Не было ни выстрелов, ни взрывов, ни высадки матерящегося на чужом языке десанта. Только нависший над Управлением гигантский космический корабль инопланетян, ослепительное сияние из лючков – и тонкие зеленые лучи.
Все вокруг подернулось светящейся зеленоватой дымкой, а когда дымка рассеялась, кабинет исчез вместе с Управлением – Зислис стоял на высоком холме, поросшем удивительно мягкой голубой травой, рядом с ним лежало небольшое летающее блюдце, а на горизонте причудливыми призраками вставали неземные города. Это была одна из обитаемых планет Космического Содружества Крртханов, могучей цивилизации людей-симбиотов. Сейчас Зислис тоже был крртханом, и его сознание было включено в Единую Сеть сознаний крртханов, причем не только живых, но и мертвых. Он знал, что происходит с каждым из его сородичей во всех уголках Вселенной, где бы они ни находились. Но в данный момент его больше всего интересовало то, что происходило на удаленной планете невзрачной желтой звезды, где совсем недавно погиб один из раб-крртханов. Вот он лежит в морозильной камере служебного морга на подземном этаже Управления, один из семнадцати раб-крртханов, рассеянных по Земле и Солнечной системе. Раб-крртханы не обладают собственным разумом, являясь автономными рецепторами крртхана-хозяина. Находясь за орбитой Плутона, он при помощи раб-крртханов изучает цивилизацию землян, получая от этого едва ли не физиологическое удовольствие (многократно усиленное инъекциями в кровь чистой воды). И он просто в восторге. Еще бы, пережить такое! Нападение со стороны живых разумных существ, гибель от их рук. Столько новых небывалых впечатлений! Столько поводов для размышлений! Каким неожиданно интересным миром оказалась эта не сулившая ничего особенного планетка. А сколько открытий еще впереди! Жаль, что сейчас он должен улетать. Отпуск закончился, его ждет работа на родине. Но через сорок земных лет он обязательно вернется и продолжит общение с этими забавными существами. Но сначала нужно кое-что закончить. Собрать всех раб-крртханов, живых и мертвых. Уничтожить материальные следы пребывания в звездной системе. Помахать на прощание крылышками звездолета новым друзьям – полковнику Зислису, нейрохирургу Шнайдеру, капитану милиции Дубинину, паталогоанатому Бамбурову, чернорубашечникам Боцману и Кирику и всем-всем-всем. Прощайте, друзья! До новых встреч!
...Все кончилось так же внезапно, как началось. Зислис очнулся как от долгого глубокого сна, провел рукой по лбу... Рядом ошеломленный Шнайдер страшно двигал лицом, пытаясь выскочить из самого себя. Зислис со злорадством отметил, что его былую самоуверенность как рукой сняло.
За окном стемнело. Не было там никакого инопланетного корабля. Да и был ли он вообще – или это только привиделось? Кругом царила глухая тишина. Но она длилась недолго – секунду или две, не больше. Потом по всему Управлению захлопали двери, в коридорах послышался топот множества ног. Управление ожило, как встревоженный муравейник после минутного оцепенения. На столе затрещал телефон. Зислис усмехнулся. Ну вот, началось. Сейчас посыплются вопросы, запросы, уведомления из Министерства... Какова цель инопланетного вторжения? Численность и техническая оснащенность десанта? Почему не было оказано должного сопротивления?.. И все – под грифом «Секретно», «Сверхсекретно», «Сверхсверхсекретно», «Только для чтения. По прочтении съесть»... Обычная человеческая реакция, к сожалению, слишком уж обычная для таких необычных событий...
И как объяснить им, этим высокопоставленным чиновникам, не испытавшим на себе, каково это – прикоснуться к объединенному сознанию крртханов, – что никакое это было не вторжение, а обыкновенная операция по спасению тела. Самая, кстати, быстрая, действенная и бескровная спецоперация, в какой Зислису довелось участвовать, пусть даже в роли стороннего наблюдателя.
Полковник снял продолжавшую назойливо трезвонить трубку и не отвечая положил ее на стол. А сам быстренько собрал какие-то бумаги в папку, кивнул Шнайдеру и пошел к начальству – объясняться.
«И все-таки это здорово, – думал он, шагая по длинным коридорам Управления, – просто здорово, что, несмотря на все анатомические и психологические различия, в нас много общего. И мы, и они не бросаем своих погибших товарищей».