– Ясон Константинович, как началась ваша жизнь в стае?
– Я некоторое время собирал информацию об одной волчьей семье, обитавшей в Боржомском ущелье. Ее должны были истребить. Тогда за волков премию выдавали 50 рублей – это был своего рода заработок. Мне очень долго пришлось убеждать егерей не соваться в этот район.
Выяснить волчьи тропы было нетрудно, на это ушло около недели. А вот приучить зверей к моему присутствию было сложнее, потребовалось примерно четыре месяца. Для начала я взял старые пеленки, поносил их на себе, чтобы они моим запахом пропитались, и после стал куски тряпок оставлять на тропах. У волков сильно развита неофобия – боязнь всего нового, но, с другой стороны, им необходимо это исследовать. Потому они первое время пеленки стороной обходили, постепенно расстояние сокращалось и сокращалось, в итоге они стали рвать тряпки. Я тогда начал в пеленки вкладывать кусочки мяса, и когда заметил, что звери его съедают, понял, это знак – они ко мне привыкли.
Настала, наконец, пора и лично познакомиться. Зная, что Нико и Манана (я всем членам стаи имена дал) – пара матерых (волки, достигшие полной зрелости – прим. авт.) – прошли по тропе к логову, я стал поджидать их обратно. И когда они возвращались, мы первый раз встретились. Самка просто издалека на меня взглянула, а самец подошел метров на пять, долго-долго смотрел мне в глаза, потом предупреждающе рявкнул, развернулся и спокойно ушел. Конечно, этот момент, пока он на меня смотрел, был жутко напряженный. Я же без оружия был. Вооруженный человек наглеет, подсознательно надеется на оружие, волки таких за версту чуют, ни о каком взаимном доверии в этом случае и речи быть не может.
– А пути отступления какие-нибудь продумывали?
– Куда? Не бежать же! Все равно догонит. Ну, один физически хорошо развитый человек сможет справиться с одним волком. Если, конечно, не перепугается и в панику не впадет. А убегать бессмысленно. Бегство от зверя всегда провоцирует преследование.
– Кроме Нико и Мананы, кто еще был в стае?
– Еще трое переярков (выросшие щенки прошлых лет – прим. авт.) – Гурам, Рухи, Ворчун. Сначала я думал, что волков пять, оказалось, шесть. Шестой – старик Нестор, он в охоте уже не участвовал. Поразительно, что остальные подкармливали немощного старика! Они ему или куски мяса приносили, или отрыгивали пищу (волки могут регулировать секрецию желудка; если мясо предназначается для другой взрослой особи, то оно не переваривается, а просто обволакивается бактерицидной слизью – прим. авт.). Этот факт развенчивал миф о том, что волки убивают слабых членов семьи. С Ворчуном мне, к сожалению, так и не удалось наладить внутреннего контакта, он никак не реагировал на мое присутствие. Он был довольно агрессивным, поэтому его потом вовсе изгнали из стаи.
Получается, старик вскоре умер, второго выгнали. Вообще эта группа была сравнительно малочисленная. В семье обычно семь – восемь особей. Раз в четыре года стая разделяется, потому что увеличивается количество членов группы за счет нового поколения. А, как оказалось, животные могут выносить определенное количество социальных контактов. Если число контактов превышает некий уровень, то в группе начинаются конфликты, в результате увеличивается социальная дистанция между индивидуумами. В конце концов низкоранговых особей выгоняют: в их число входят молодые, которые еще не способны к самостоятельной охоте на крупного зверя, и старики, которые уже не могут с этим справиться.
– Как же такая стая выживает?
– Это уже серьезная проблема. В большинстве своем погибают. Некоторые выходят к человеку, какая-то часть может присоединиться к другой семье, если там численность животных низка, то есть они не могут удовлетворить потребность в определенном количестве социальных контактов.
– А к вам в группу никто не приходил?
– Нет, потому что, видимо, в других стаях численность семей тоже не была высокой, волки же и в капканы попадали, и просто их отстреливали охотники. Проблема организации численности группы, хоть это и неправильно, решалась искусственно, потому не могли развиться естественные процессы.
– Почему же волки разрешили вам присоединиться к ним, ведь могли просто не нападать, но держаться в стороне, игнорировать?
– Дело в том, что, пока я был рядом, я оберегал их от егерей. Но, конечно, мне было трудно, очень трудно. Я был в постоянном напряжении, я жил среди волков, не знал, чего от них ждать, а из оружия при мне были только перочинный нож и топорик. Понимаешь, цель же моя была не в том, чтобы их приручить и просто сидеть смотреть. Важно было с ними ходить, узнать, как устроена их социальная система, как они охотятся, как они координируют свои действия во время охоты. В течение нескольких месяцев напряжение не спадало, но потом что-то случилось. Проснулась способность чувствовать присутствие другого, наподобие «третьего глаза». С этого момента стало легче, потому что не надо было постоянно контролировать, кто где находится. Сыграло не последнюю роль и то, что волчица была беременной, за несколько недель до родов и какое-то время после она не участвовала в охоте. Жизнь стаи, таким образом, сильно осложнилась. Пришлось мне отсутствие Мананы компенсировать. Во время охоты, когда волки начинали загонять оленя, я перекрывал тропинку, блокируя ему пути отступления. Я делал то, что делают звери, не привносил в охоту ничего человеческого. Получается, что мое присутствие стало для волков просто выгодным.
– Вам удалось занять свое место в стае?
– Нельзя было входить в их социальную систему. Они привыкли к моему присутствию рядом, а не к присутствию в стае, потому что в социальной системе необходимо обязательно иметь какой-то ранг, а он приобретается за счет агрессивных взаимодействий. Я решил быть наблюдателем со стороны на определенной дистанции. Дистанция была от пяти метров. Никакого физического контакта между нами никогда не было. Как-то, правда, матерый, пока я спал, меня пометил, значит, признал за своего.