Прежде чем говорить об инстинктах, я опишу ситуацию, знакомую практически любому. Собака вместе с хозяином гуляет на берегу пруда. В пруду плавает утка с утятами. Завидев хищника, утка-мать начинает кричать, а собака бросается в воду. Птица, изображая подранка, оттопыривает крыло и медленно плывет в сторону от утят – отвлекает собаку. Та плывет за ней, но догнать не может. Хозяин бегает по берегу, крича: «Ко мне!» Все это продолжается минут сорок, пока человеку не удается подманить питомца к берегу. Другие гуляющие, качая головой, комментируют безобразие: «Нда, вот что значит – инстинкт».
Действительно, это пример типичной работы инстинктов. Одно из определений понятия «инстинкт» – «совокупность врожденных потребностей и врожденных же программ их удовлетворения, состоящих из пускового сигнала и программы действия». Программу действия Конрад Лоренц, один из самых знаменитых этологов, назвал «фиксированным комплексом действия» – ФКД.
В нашем примере пусковым сигналом для утки является наличие утят и появление хищника. У нее запускается ФКД – прикидываясь ослабленной, отплывать в сторону от утят. Для собаки пусковой сигнал – утиный крик, а ФКД – преследование потенциальной добычи.
Инстинктивное поведение этой конкретной собаки не имеет биологического смысла. Она домашний питомец диванно-сторожевой породы, и не то что убивать для пропитания – даже кусать не умеет. Но прервать ФКД преследования «раненой» утки не могут никакие команды хозяина, которого обычно она слушается.
Поведение утки тоже небиологично: разумнее было бы взлететь и увести собаку подальше в лес. Но ее ФКД состоит только из плавания и не включает полет.
Ни собака, ни утка не могут ничего изменить – работают инстинкты, так как пусковые стимулы постоянно присутствуют. Эта поведенческая программа неизменна, несмотря на жизненный опыт, то есть описанный эпизод может повторяться из года в год. (Почему хозяин и на четвертый год не придерживает собаку, идя мимо утиного гнездовья, – вопрос, выходящий за пределы нашей темы.)
Так вот, исходя из определения инстинкта, которое мы только что рассмотрели, мы должны согласиться, что инстинктов у человека… нет.
Точнее, обнаружен только один инстинкт. Его нашел ученик Лоренца Ирениус Эйбл-Эйбесфельдт. Встречая симпатичного нам человека, мы не только улыбаемся, раздвигая губы, – еще у нас непроизвольно приподнимаются брови. Это движение, которое длится 1/6 секунды, Эйбл-Эйбесфельдт зафиксировал на кинопленку у людей разных рас. Самую большую часть своих исследований он провел в диких уголках планеты, среди племен, которые не знают не только телевизора, но и радио, и с соседями имеют контакты редкие и поверхностные. Таким образом, поднимание бровей не могло сформироваться в результате имитационного обучения. Главным же аргументом явилось поведение детей, слепых от рождения. У них тоже голос симпатичного им человека вызывает подъем бровей, и на те же 150 миллисекунд.
Других инстинктов у человека нет. Поэтому выражения типа «инстинкт самосохранения» некорректно. У человека есть врожденная потребность самосохранения, но нет соответствующего ФКД, то есть врожденной программы двигательной активности, которая удовлетворяла бы эту потребность. Уколовшись или обжегшись, мы отдергиваем руку – но это не инстинкт, а всего лишь рефлекс на болевое раздражение. Все прочие угрозы целостности организма вызывают реакции, которые мы приобретаем в процессе обучения.
Так же некорректны применительно к человеку выражения «материнский инстинкт», «половой инстинкт» и т. п. У нас есть соответствующие потребности, но нет врожденной программы их удовлетворения. Именно потребности и составляют основу поведения человека и животных. Наше поведение – это движение, которое имеет цель их удовлетворить.
Потребности разделяют на витальные («жизненные») и социальные. К витальным относится не только потребность в самосохранении, которую можно разделить на потребность в пище, в избегании боли и т. п. Жизненно важны для нас потребности в сенсорном притоке (раздражении органов чувств), в эмоциях, в получении информации и удовольствия.
К социальным относят все те потребности, удовлетворяя которые, мы общаемся с другими людьми. Общение надо понимать в широком смысле, это не только беседа с глазу на глаз или переписка в соцсетях. Человек может быть занят чем-то в одиночестве, но он, скажем, моет посуду не потому, что нет чистой, а для того, чтобы порадовать жену.
Социальных потребностей очень много, но главная из них – потребность в социальной самоидентификации, то есть потребность ощущать себя членом какого-либо сообщества.
Все наше поведение и душевные переживания строятся на основе идентификации с определенной группой: семьей, народом, трудовым коллективом, группой внутри этого коллектива.
Самоидентификация лежит в основе многих форм поведения, которые относят к «высшим». Например, потребность в религии определяется потребностью принадлежать к ограниченному сообществу, которое отличается от других рядом внешних признаков, что обеспечивается обрядностью.
Именно с самоидентификацией связан подростковый негативизм. Подросток недоволен своим положением субординанта в семье, поэтому стремится грубостью манер и демонстративным неподчинением повысить свой ранг лидерства. Кроме того, он стремится самоидентифицировать себя как члена другого сообщества (не семьи), в котором у него более высокий социальный ранг. Реализуя эти потребности, подросток может убежать из дома или создать метафизическое (например, виртуальное) сообщество. При этом все психологические стереотипы, нормы поведения его семьи заменяются на противоположные.
Наконец, в любви мы тоже видим удовлетворение той же потребности. Ранние браки обычно мотивированы, в первую очередь, именно ею: совсем молодые люди выходят из-под прессинга родителей, создавая новую социальную группу, причем традиционно уважаемую («мой муж» звучит значительно лучше, чем «мой любовник» или «мой парень»). Поэтому молодые супруги любят друг друга уже за то, что дают друг другу возможность удовлетворения важнейшей социальной потребности. Человек любит других членов своей группы за то, что они, несмотря на их недостатки, дают ему возможность ощущать себя частью группы. Мужчина любит свой автомобиль. Самурай любит свой меч. Старый одинокий человек любит свою кошку.
В современном российском обществе весьма распространена околокриминальная тема. Помню, в одном из писем, зачитанных ди-джеем по радио, была фраза: «Передайте для студентов 217 и 218 групп нашу любимую песню „Владимирский централ“». Получается, что студенты – целыми группами – сидят и думают: «Эх, скорее бы доучиться и – на нары!»
Такая тяга к криминалу обусловлена непредсказуемостью государства. Криминальная среда всегда представляла собой альтернативу гражданскому обществу. Если граждане при соприкосновении с государственными органами испытывают стресс непредсказуемости, они охотно идентифицируют себя с альтернативным, преступным сообществом. Это проявляется, например, в отношении к доносительству. Если законы не соблюдаются и решение конфликтов зависит от воли чиновника, то к нарушителю закона другие граждане часто относятся снисходительно – он воспринимается как борец за свои права. В тех же странах, где государство устанавливает ясные законы и само их соблюдает (не меняет произвольно, не придает им обратную силу), сообщить властям о нарушении порядка – норма жизни. В немецком языке нет слова «доносчик» с той оценочной окраской, какую оно имеет в русском языке.
На самоидентификации людей как членов сообществ основан и патриотизм. Здесь мы подходим к еще одной закономерности поведения всех социальных животных, сформулированной Конрадом Лоренцом: без враждебности к чужим не может быть привязанности к своим. Увы, патриотизм часто воспитывается на рассказах о героическом сопротивлении «наших» злобным проискам врагов.
После падения метеорита в феврале 2013 года Владимир Жириновский заявил: «Это не метеоры падают, это испытывается новое оружие американцами». Подобные заявления делаются для сплачивания народа вокруг правящей верхушки. Такая политика характерна и для развитых государств, в том числе и в современной либеральной демократической Европе.
Люди, неуютно чувствующие себя в многообразном мире, часто становятся членами экстремистских сообществ – национальных, религиозных, политических. Для них враждебность к «другим» становится формообразующим началом собственной самоидентификации. Для членов таких движений важно не «кто ты такой», а «против кого ты». Таковы и различные движения в защиту чьих-то прав: ЛГБТ-сообщество, феминистки, зоозащитники. Провоцируя своими акциями враждебные действия по отношению к себе, эти меньшинства сплачиваются, удовлетворяя потребность в социальной самоидентификации. Злоба, которую они демонстрируют в отношении инакомыслящих, порой дает психиатрам основание говорить о бреде манихейства.
В то же время можно манипулировать поведением людей, апеллируя к их потребности в социальной самоидентификации, но не увеличивая враждебности к альтернативной группе. Например, приходит по вызову водопроводчик. Он не нашел никаких нарушений в работе сливного бачка и заявляет: «Все работает! Надо только так нажать и тут придержать». А хозяин квартиры отвечает: «Вы совершенно правы, но тут, кроме меня, живут еще глупые женщины. Вот им никак не уловить эту закономерность». После этого водопроводчик провозился еще полчаса, счистил всю ржавчину с механизма, и бачок заработал без всяких затей. Во фразе, которую произнес хозяин, было не только указание на то, что они с водопроводчиком принадлежат одному сообществу – мужчинам, но и противопоставление мужчин женщинам, и, более того, прямое утверждение превосходства мужчин над женщинами. Вот так сексизм может приносить реальную пользу в обыденной жизни, а знание законов этологии помогает использовать эти законы себе во благо, не доставляя никому неприятностей.
В чем еще мы испытываем потребность? В доминировании, в подчинении, в дружеских отношениях, в самооценке и т. д. Поведение всегда направлено на удовлетворение сразу нескольких потребностей. Например, зачем студенты посещают занятия? Формально – чтобы получить образование и иметь высокооплачиваемую работу. Но получение знаний и практических навыков – далеко не главная потребность, которую они удовлетворяют, приходя в свой вуз. Единственная ситуация, в которой поведение человека определяется одной-единственной потребностью, – когда он торопится в туалет. При этом он удовлетворяет социальную потребность уединяться при эвакуации содержимого мочевого пузыря и кишечника.
Каждый человек (и животное) появляется на свет со своим индивидуальным спектром врожденных потребностей, так что одним из отличий этологии от других наук о поведении является положение о врожденном разнообразии людей. Эта мысль противоречит современной западной тенденции, называемой либерализмом. Российские либералы плохо знают английский язык, поэтому термин equality понимают как равенство, и именно так его и используют. Между тем первое значение этого слова – одинаковость. Равенство прав отнюдь не требует одинаковости всех членов сообщества. Но поборники равенства людей разных рас, равенства прав мужчин и женщин упорно стоят на врожденной одинаковости, демонстрируя свое незнание основ современной биологии.
Впрочем, игнорирование врожденных потребностей, индивидуального характера их спектра характерно и для бихевиористов, например. В их среде бытует афоризм: «Законы гравитации могут не действовать, но законы обучения справедливы всегда». Это ложное утверждение, так как для каждого человека оптимальна своя система обучения; предельно упрощая: одному нужен кнут, другому – пряник.
Конечно же, потребности возникают в нашем организме не сами по себе – это результат взаимодействия нейронов головного мозга. Наличие индивидуального спектра врожденных потребностей указывает на то, что многие другие индивидуальные особенности также являются врожденными свойствами, а не продуктом воспитания и обучения. Например, хорошо известно, что поведение женщины более пластично, а мужчины лучше решают задачи, требующие пространственного воображения. Изучение поведения животных выявило такое различие в способностях и при сравнении самцов и самок.
Знание врожденных особенностей поведения помогает обычному человеку, прежде всего, правильно вести себя, общаясь с животными. Например, на улице нельзя разглядывать собаку: прямой взгляд – выражение агрессивных намерений. Но и поведение человека подчиняется тем же закономерностям. Еще пророк Мухаммад советовал при встрече с незнакомцем опускать взор. Вообще, язык наших телодвижений весьма выразителен и внимательному человеку может сказать многое о намерениях собеседника, его отношении к нам и даже внутреннем мире.
Хорошим примером может послужить поведение американских президентов при их миротворческой активности. Этологи хорошо знают, что двух собак легко поссорить, если гладить их одновременно, – они кинутся драться, конкурируя за благосклонность хозяина. На протяжении последних десятков лет американские президенты регулярно устраивают встречи израильских и арабских лидеров. Демонстрация равного расположения к представителям исторически враждующих народов только усиливает взаимную неприязнь израильтян и арабов. Не будем здесь обсуждать, является ли такое поведение намеренным, или же американские лидеры добросовестно заблуждаются. Но поведение их давно описано этологами как поведение доминанта, разжигающего конфликт между двумя субдоминантными членами сообщества.
Этология – это наука о поведении животных и человека, которая опирается на объективные показатели, прежде всего, на двигательную активность, и которая интересуется в первую очередь врожденными формами поведения, в частности, их индивидуальными особенностями. Знание этологических закономерностей позволяет нам лучше понимать не только животных, но и поведение других людей.
Это новость от журнала ММ «Машины и механизмы». Не знаете такого? Приглашаем прямо сейчас познакомиться с этим удивительным журналом.