Тронные миры

Среди всех форм правления монархия – древнейшая, происходит прямиком из родовых общин. Только на заре цивилизаций у нее была не управленческая функция, а сакральная: монарх обладал священными полномочиями, был связным между подданными и таинственным потусторонним миром и отвечал за жизненно важные для общества ритуалы. Собственно, сегодня, удивляясь иным странностям королевских протоколов, мы наблюдаем отголоски древнейших церемоний: такие уставы появились когда-то, чтобы регламентировать взаимодействие монархов-жрецов и простых смертных.

ПЕРВАЯ КЛАССИФИКАЦИЯ ФОРМ государственного правления, предложенная еще Платоном, предусматривала дифференциацию по источнику власти: когда один человек – это тирания, когда богатенькая «группа товарищей» – олигархия, когда многочисленные граждане-бедняки – демократия, а когда честолюбивые вояки, жаждущие славы, – тимократия. Все эти неправильные (по его определению) варианты философ противопоставлял правильной форме правления – аристократии, справедливой власти мудрецов. Деление же на монархии и республики, привычное нам со школы, появилось только в эпоху Возрождения. Сегодня среди монархий по-прежнему есть абсолютные, где власть первого лица безраздельна, и конституционные, где его могущество ограничено рамками конституции, а также законодательной и исполнительной властью. Парламентарные монархии реально управляются не монархами, а главами правительства, которых выбирает парламент. Абсолютизм, несовместимый с конституциями, а иногда и с парламентами, сохранился главным образом в Азии. Не всегда это означает, что государство застряло в позапрошлом веке: эмиры и султаны Персидского залива, распоряжаясь нефтяными доходами, так модернизировали свои владения, что не стыдно появиться на мировом капиталистическом рынке. А вот для стран, которые пока развиваются (Иордания, Марокко, Кувейт), характерны дуалистические монархии: в руках лидера – исполнительная власть, а законодательная – у парламентов.

В ДЕМОКРАТИЧЕСКИХ государствах органы власти выбираются населением, однако республики тоже бывают разными. В президентской республике (например, в США и большинстве стран Южной Америки) президент и парламент избираются на отдельных выборах, при этом парламент и президент не могут сместить друг друга. Независимость ветвей власти не позволяет совмещать должности депутата парламента и члена правительства (которым руководит президент). А вот для Европы характерна парламентская республика: граждане выбирают парламент, тот назначает правительство и может его отозвать. Работать в правительстве и парламенте одновременно – можно. Глава правительства (премьер-министр или канцлер) фактически управляет страной, он может распускать парламент и назначать новые выборы. Президенту в такой республике остаются представительские функции. Даже если не углубляться в анализ, очевидно, что в современном мире деление на монархии и республики уже не так актуально, как прежде, – важнее принцип правления. И между парламентской республикой и парламентской монархией сегодня больше общих черт, чем различий. В Европейский союз входят восемь республик и семь парламентских монархий (Великобритания, Швеция, Дания, Бельгия, Нидерланды, Люксембург, Испания), подданные которых, если разобраться, мыслят по-республикански. Для чего же современным государствам устаревший институт власти, который не только не обладает этой властью на деле, но и давно принял антагонистические идеи социал-демократии?

ОКАЗЫВАЕТСЯ, даже «парадная» функция венценосных особ – представительская – для государства очень ценна: уровень представительства повышается, когда во главе делегации не министр иностранных дел, а монарх. Французский журналист Стефан Берн называет современных королей «элитными коммивояжерами»: «Они презентуют свою страну за рубежом. Сегодня, в разгар кризиса, они едут за границу, представляя собой очень престижный национальный бренд. И это стимулирует доверие к их стране, это дает толчок росту торговли». Долгое время монархи олицетворяли нравственное начало, были основными меценатами искусства и проводниками культуры (и просвещения, если повезет) в массы: царей-просветителей мы уважаем сегодня больше, чем царей-победителей, а значительную часть культурного фонда человечества составляют королевские дворцы с их богатым содержимым. Сегодня короли и королевы тоже в первую очередь ассоциируются с сохранением традиций и культуры. Однако нельзя сказать, что современные монархи совсем не участвуют в политической жизни. Государь сохраняет функции резервного контура управления, и его надзаконность, о которой говорил Пушкин, оказывается особо ценной в кризисные периоды. Например, Хуан Карлос I, который правил Испанией до 2014 года, в свое время предотвратил военный переворот: он обратился по телевидению к подданным, и вооруженные силы подчинились ему. Так что власть престолов сегодня видоизменена, но отнюдь не утеряна. Рассмотрим ее плюсы и минусы.

БУДУЧИ ПОМЕЩЕННОЙ в тесные конституционные рамки, которые исключают злоупотребления, монархия остается институтом, который обеспечивает преемственность, и не только политическую: переплетенная с традициями и историей государства, она объединяет нацию. Трудно припомнить положительные примеры «приходящих» политиков, которые были способны на это в течение многих лет. По сравнению с демократическим лидером, избранным народной волей, порфироносец, который просто родился в нужной семье, вроде бы выглядит угнетателем и нахлебником, навязанным стране «исторически». Но на самом деле при прочих равных условиях монарх оказывается правителем более независимым и более заинтересованным в судьбе простого народа. Избранный глава государства, обязанный своей высочайшей должностью определенной группировке – силовой или финансовой, вынужден отстаивать во время правления интересы определенного слоя, а не всего народа. Замещение власти по рождению гарантирует, что у руля не окажется случайных людей: будущего монарха «учат на правителя», он воспитывается с учетом того, что когда-нибудь на его плечи ляжет ответственность за нацию, а значит, наследует трон человеком компетентным, уверенным в своей власти, не стремящимся пересажать неугодных и успеть до следующих выборов максимально обогатиться за государственный счет. Поскольку монарху не угрожают народные свободы, он еще и является гарантом оппозиции в стране (если, конечно, она не планирует смену строя) и даже может выступать с ней единым фронтом в дискуссии с правительством. Осуществлять долговременные, а также непопулярные, но необходимые преобразования при монархии оказывается проще. А замена демократических лидеров часто сопровождается политическими потрясениями и означает смену курса, что не всегда идет на пользу народному благосостоянию.

КОНЕЧНО, В СФЕРЕ государственного управления, как и в любой области, по-настоящему выдающиеся профессионалы редки. Никто не гарантирует, что следующий преемник короны окажется на своем месте – будет мудрым правителем, не устроит в стране тиранию, а в случае необходимости сможет повести за собой нацию. Широкие возможности, которыми будущий монарх располагает с рождения, избавленный от необходимости «пробиваться в люди», отдаляет его от простого люда, чьи горести могут быть ему просто непонятны. Еще один аргумент против монархии – экономический: содержать королевские династии приходится налогоплательщикам, а расходы «на корону» составляют огромную статью государственного бюджета, что особенно ощутимо для маленьких стран. (Правда, содержание республики на практике оказывается не дешевле – одни только выборы уже регулярно требуют огромных средств, а королевства неплохо зарабатывают на туристах и стремлении других стран к активным торговым отношениям.) Следующий минус – физиологический. О династических браках вы прочитаете в статье на стр. 40, но с монаршим здоровьем связана и другая проблема: короли правят пожизненно (исключения, когда монархи молодыми отрекаются от престола, можно пересчитать по пальцам), а значит, у власти на долгие годы оказывается пожилой человек – более консервативный, менее склонный к переменам.

ТРУДНО ПОСПОРИТЬ С ТЕМ, что монархия по определению нарушает принципы социального равенства. Отдельный вопрос – насколько вообще реальна эта категория («ММ» постарался ответить на него ровно два года назад в номере о справедливости). А что касается ограниченного плюрализма мнений – мы же все помним, что самые жестокие тирании расцвели именно под покровом формальных республик… Словом, несмотря на беспощадность, с которой мировая история обходилась с монархией в последние столетия, этот строй живее всех живых. Такое было бы невозможным, оставайся монарший институт только «нарядным анахронизмом». Конечно, пока реальная власть отвечает за обеспечение хлебом, королевский двор обеспечивает рабочему народу зрелища: все эти парады, церемонии, свадьбы преемников, рождения наследников, выходки принцев… Однако сегодняшняя монархия – уже не та, что двести лет назад: чтобы выжить, ей тоже приходится меняться. Даже в консервативных монарших семьях семейно-родовым традициям приходится потесниться, давая простор индивидуально-личностным ценностям. Современные высочайшие особы не жертвуют личным счастьем и комфортом ради чистоты крови, выбирая себе жен и мужей по сердцу, а не по политическим мотивам. (И даже в вопросе легализации однополых браков монархические Испания, Швеция и Великобритания опережают демократов.) На то, чтобы отвоевать это право, потребовался почти век: история с отречением короля Великобритании Эдуарда VIII довольно известна, но не все знают, что еще в 1900 году эрцгерцог австрийский Франц Фердинанд (тот самый, с убийства которого началась Первая мировая война) со скандалом женился на чешской графине: он был готов отречься от престола за себя и будущих наследников, и лишь его решительность и демократичность австрийцев позволили сохранить права на трон. Сегодня скандальные монаршие свадьбы нередки – королевские семьи поняли, что нужно быть ближе к народу. Это выражается и в том, как меняется их образ жизни. По мере того как все некогда элитарное делается доступным, монархические династии становятся все скромнее: королевская роскошь сегодня – моветон, принцы и принцессы ходят на работу, летают на обычных самолетах и экономят государственные деньги.

КСТАТИ, ЛУЧШИЕ СИСТЕМЫ социального обеспечения выстроены именно в монархических странах – это касается не только скандинавских государств, но и азиатских, и стран Персидского залива. Пример – абсолютная монархия Оман, в недавнем прошлом – совершенно средневековый султанат, который достиг процветания всего за пару десятилетий (располагая, к слову, куда меньшими нефтяными запасами, чем наша страна). Султан Кабус бен Саид – первый аравийский правитель, который ввел конституцию, однако он совмещает обязанности главы правительства, министра финансов, обороны и иностранных дел. Стабильность политической системы при таком абсолютизме не удивляет, однако даже страны, где монархия присутствует совсем номинально, – Австралия или Канада, например, – не стремятся ее упразднить. Когда политики не тратят время и силы на борьбу за верховную власть, они работают в интересах нации – а это весьма способствует равновесию в обществе. Вспомним, как провели ХХ век Россия, США или Германия, – и что происходило в это время в Великобритании. Отсутствие серьезных кризисов заставляет рассматривать британскую корону – и корону вообще – не как эффектное дополнение к стабильности, а как рабочий инструмент и дополнительный ресурс в преодолении экономических и политических неурядиц.