Что такое качественное образование? Представляете, как по-разному ответили бы на этот вопрос древний египтянин и житель средневековой Европы? Нас не удивляет, что разные эпохи вкладывали в это понятие свое содержание.
Текст: Анна Маляева
Образование должно изменяться. Конечно, эволюционный путь, предполагающий постепенную подстройку под запросы времени, во многом предпочтительнее. Однако
иногда для прорыва нужен качественный скачок, и российская история богата колоритными примерами «революций» в образовании. Каждый раз такой прорыв
совершался волевым усилием государства. Достаточно вспомнить времена Петра Великого с его навигацкими и приказными школами, когда в стране головокружительными темпами была создана принципиально новая система профессионального образования. А чего стоит всеобщий послереволюционный ликбез, усадивший за парты миллионы не знавших грамоты людей? Благодатной почвой для усилий российских реформаторов последнего поколения стала советская система образования.
Эта система была продуктом отечественной культуры, «эволюционным достижением» государства, которое не только прописало право своих граждан на бесплатное образование в конституции, но и добросовестно его обеспечивало. И что бы там ни говорили о взятках при поступлении в престижные вузы, таланты пробивались сквозь ряды «детей уважаемых родителей» и двигали отечественную науку на впечатляющие для большинства развитых стран высоты.
Успешность советской системы образования подтверждают не только запатентованные изобретения, но и так называемая «утечка мозгов», когда ученых, получивших образование в СССР, пытались заполучить конкурирующие державы. Кстати, «утечка» продолжается и сейчас: ежегодно страну покидает до 15 процентов выпускников вузов.
Неоспоримое преимущество советской школы и вуза в том, что они давали человеку, желающему учиться, объективную картину мира. Люди, получившие образование в Союзе, не спрашивают, в отличие от американцев, как правильно произносить – «Иран» или «Ирак». И то, что не все они стали для страны «платонами и невтонами», говорит лишь о том, что даже самая лучшая образовательная система не гарантирует отличных знаний для всех. Образование – процесс двусторонний, его мало дать, его нужно еще и получить.
В 1991 году, когда Союз перестал существовать, ЮНЕСКО ставила советское высшее образование на третье место в мире. Необходимость реформ российские чиновники объясняли тем, что с распадом СССР коренным образом изменились общественные отношения. Появилась частная собственность, многопартийность, компьютеры, открылись границы. Все эти реалии требовали скорее изменения образовательных
программ. Но менять начали всю образовательную систему – новой России советский подход был попросту не по карману. Как результат, к 2007 году Российская Федерация опустилась в рейтинге ЮНЕСКО на 27-е место.
Обнищавшее и обветшавшее в «шальные девяностые» российское образование в начале XXI века было просто не в состоянии противиться реформам. Страна терпеливо принимала все, лишь бы в отрасль пришли хоть какие-то деньги.
В приоритетных нацпроектах, идея которых особенно активно использовалась в рамках большой предвыборной пиар-кампании 2008 года, авторы не указали точные суммы расходов, сроки реализации и конкретные ожидаемые результаты.
Главным, что СМИ сумели донести в массы, была готовность страны потратиться на все злободневные российские проблемы. И впервые с начала реформ в образовании правительство решилось настоль масштабное вливание средств в эту сферу. Цифры впечатляли: на статьи с витиеватыми названиями в проекте прописывались расходы в десятки миллиардов рублей ежегодно. Среди статей при этом были и неожиданные:
например, в 2009 году в нацпроекте «Образование» по статье «Создание современной системы непрерывного образования, подготовки и переподготовки профессиональных кадров» планировалось выделение суммы в 3,99 миллиарда
рублей на строительство и реконструкцию объектов дворцово-паркового ансамбля «Михайловская дача» в Санкт-Петербурге…
Правда, рациональное и целевое использование средств нацпроекта «Образование» с самого начала вызывало сомнения: властям почему-то понадобилось дробить государственные ресурсы и финансировать сферу сразу по трем каналам – через бюджет, по Федеральной программе развития и по нацпроекту. Только бюджетные расходы строго контролируются Счетной палатой РФ, а остальные каналы финансирования выглядят куда менее прозрачными (хоть и используют деньги налогоплательщиков).
Проблемы нацпроекта, именуемого властью «катализатором системных изменений в отрасли», выходят далеко за пределы расходования государственных средств. Пример тому – переход на подушевое финансирование, когда учебное заведение получает от государства некую фиксированную сумму на организацию учебного
процесса для каждого учащегося. Больше детей – больше денег. Цель благая: конкуренция за ученика. Пусть он выбирает лучшие школы и вузы, а государство их поддержит. Но сработавшая в больших городах инициатива произвела неожиданный эффект за их пределами: она ударила по российской деревне, в которой продолжает
жить больше четверти населения страны. Лозунги власти о «выравнивании условий» привели к закрытию множества сельских школ.
Расчет прост: обучение ребенка в школе, рассчитанной на 50 мест, обходится государству значительно дороже, чем в школе на 500 мест. Деревенских детей на учебу теперь возят за многие километры от дома школьные автобусы. Там, где это невозможно, для них организованы интернаты. Отрываясь от дома, дети уже не хотят связывать свою жизнь с деревней. Уезжают оттуда и молодые семьи, не желающие такого будущего для своих детей. Нет школы – значит, и деревня для жизни не годится.
Еще одной составляющей нацпроекта стала «раздача слонов». Конкурсы и гранты, положенные в основу поддержки учителей, талантливых учеников, а также школ и вузов, внедряющих инновационные образовательные программы, за несколько лет превратили педагогов в шоуменов. Они усвоили правила игры: чем ярче представлен конкурсный проект, тем больше шансов получить грант. Теперь в «свободное от работы время» учителя готовят сценарии и презентации, потом заполняют горы бумаг для отчета, а в урочные часы продолжают «сеять разумное, доброе, вечное» вопреки неожиданным идеям реформаторов.
Чего стоит, например, идея министра А. Фурсенко о том, что Россия должна усвоить новую идеологию высшего образования: «Необходимо, прежде всего, прививать культуру использования уже имеющихся наработок, следования имеющимся стандартам». Такое «новшество» он предлагает внедрять в противовес оставшейся с советских времен установке вузов готовить «творцов», которые «не всегда и не везде нужны». И эта «идея» высказана человеком, 20 лет отдавшим работе в знаменитом ленинградском Физтехе им. Иоффе АН СССР. Едва ли это тот самый случай, когда человек заслуживает прощения, «ибо не ведает, что творит». Зато более понятными становятся другие государственные инициативы, продвигаемые тем же министром.
Тяжело учиться в эпоху перемен...
Идея единого для всех экзамена для беспристрастной оценки знаний и поступления
в любой вуз сама по себе кажется прекрасной. Но сейчас, когда ЕГЭ стал нормой для российского школьника, обнаружилась вторая сторона медали. И дело не только в фальсификации результатов, выкладывании заданий в Интернет накануне экзамена и подставных лицах, сдающих экзамены за выпускников.
Проект сдачи ЕГЭ вводился в ряде областей страны как пилотный. Регионы соглашались на эксперимент, потому что получали от центра дополнительное финансирование, которое в пору полного безденежья было просто манной небесной. Эксперимент показал, что дети могут научиться заполнять бланки с тестами, а созданные для проверки результатов комиссии – их оперативно проверять. Забыли проверить самое главное – соответствие результатов тестирования реальным знаниям выпускника. А если это не является главным, то по правильным ли критериям ведется отбор в вузы?
Критикующие ЕГЭ педагоги говорят, что нацеливание ученика на сдачу тестов как результат обучения сильно обедняет сам процесс образования. Учить человека анализировать исторические события и литературные произведения, подводить его к пониманию сложности биологических и химических процессов, развивать в нем стремление находить нестандартные решения задач, а потом давать оценку знаниям на основе примитивных тестов – бессмысленно. Чтобы старшеклассник хорошо сдал тесты, его нужно просто натаскать на сдачу тестов. Что сейчас и делается в большинстве российских школ. Все это происходит в то время, когда средний
возраст работающих в науке россиян превысил 60 лет. Если учесть, что наиболее активный период работы ученого приходится на 30–40 лет, то творческий потенциал науки в стране почти на нуле. При этом проводимые в вузах среди первокурсников «срезы знаний» показывают ежегодное снижение уровня школьной подготовки. Вырастить «творцов» из абитуриентов с такой базой вуз скоро будет
не в силах. Придется прислушаться к совету министра образования и начинать выпускать специалистов по «использованию уже имеющихся наработок», иными словами – потребителей. Кстати, по поводу специалистов…
Как известно, раньше отечественные вузы за 5–6 лет превращали абитуриента в специалиста – инженера, учителя, архитектора. В Союзе его еще и трудоустраивали – работал социальный заказ. Сегодня трудоустройство специалистов – дело рук самих специалистов. По данным статистики менее половины из них начинают карьеру по специальности, которой учились, что не удивительно. С одной стороны, в период с 1990 по 2003 год количество научных и проектных организаций в стране сократилось в 7,8 раза, конструкторских бюро – в 3,6 раза, научно-технических подразделений на промышленных предприятиях – в 1,8 раза. С другой стороны, если в СССР на 10 тысяч
населения приходилось около 200 студентов, то сейчас – 500.
Молодые специалисты остаются не у дел. Более 20 процентов из них поступают на должности, вообще не требующие вузовской подготовки. Современные предприниматели стремятся заполучить работников с высшим образованием потому, что они инициативны, быстро включаются в работу, умеют рационально применять знания и работать в команде, легко повышают профессиональный уровень. А как
работодатель отнесется к приходу в отдел кадров не специалиста, а бакалавра?
Бакалавриат и магистратура – две ступени высшего образования, которые будут теперь пересаживаться на российскую почву в соответствии с Болонской конвенцией. Дело в том, что еще в сентябре 2003 года Россия присоединилась к Болонскому процессу по высшему образованию. Его цель – унификация качества образования и формирование единого образовательного пространства Европы.
Унификация качества достигается установлением двухступенчатой системы получения дипломов: бакалавриат (3–4-летнее обучение) и магистратура (дополнительно к бакалавриату не менее 2 лет обучения). Дипломы будут признаваться всеми странами – участницами процесса, на сегодня их 47. Подразумевается, что бакалавр, «специалист» широкого профиля, сможет работать в индустрии, а магистр получает более узкую специализацию, что нацеливает его на работу в наукоемких областях.
Новой для России станет и кредитная система: студенты получат возможность самостоятельно выбирать до 70 процентов предметов по своему усмотрению и не изучать дисциплины, к которым не лежит душа, если они не вошли в «обязательный пакет».
За организацию единого образовательного пространства отвечает другое условие Болонского соглашения. Оно требует, чтобы студент хотя бы один семестр провел вне стен родного вуза, в университете любой страны, участвующей в договоре. Он превращается в мобильного гражданина Европы, готового приступить к работе там, где найдет более достойные условия для применения своего образования.
Противники присоединения к Болонскому соглашению предрекают «массовый исход» молодых талантливых ученых из России в Европу. Сторонники утверждают, что никто никуда не поедет, а получит возможность трудоустройства в международных корпорациях. Положить конец их спорам сможет лишь возрождение отечественной науки. Если Россия позволит талантливым молодым людям стать полезными родной стране и при этом обеспечит им достойный уровень жизни, большинство из них вряд ли захотят стать «мобильными гражданами Европы» – от добра добра не ищут…
Непродуманные реформы способны погубить образовательную систему, но разрушит
ее и отказ от реформ – ведь она должна меняться вместе с обществом. У самой успешной образовательной системы есть недостатки, и задача реформы – «отделять зерна от плевел», совершенствовать, оттачивать. Главным недостатком российской образовательной системы был и остается авторитарный подход к учебному процессу: единые требования программы для сильных и слабых, усидчивых и гиперактивных учеников, учеба под страхом «двойки». Разросшийся от дополнительных предметов учебный план увеличил количество уроков и объемы домашних заданий. Перегрузки вызывают у детей болезни, стресс, отбивают желание учиться.
В конце ХХ века в обществе заговорили о необходимости гуманизации и гуманитаризации образования. Гуманизация предполагает, что главная ценность и мерило всего – это человек, гуманитаризация видит цель образования в формировании гармоничной всесторонне развитой личности. Всестороннее развитие при этом рассматривается не как отказ от естественно-научных дисциплин в пользу гуманитарных (как это иногда подают реформаторы, урезающие списки обязательных предметов). Для овладения большим объемом знаний в области точных и гуманитарных наук должны использоваться новые методики, основанные как на современных технологиях, так и на диалоге между учителем и учеником. В сумме стремление к гуманизации и гуманитаризации складывается в понятную установку: дать человеку полноценное образование, не навредив ему. И тогда этот человек сам сможет решать, что ему делать в жизни: использовать имеющиеся достижения цивилизации или творить. Это его право.
Это новость от журнала ММ «Машины и механизмы». Не знаете такого? Приглашаем прямо сейчас познакомиться с этим удивительным журналом.