Разность потенциалов

В эпоху великих географических открытий такие люди осваивали Австралию и Южную Америку, Сибирь и Дальний Восток, сейчас они заняты монотонным физическим трудом, с которым справятся и машины. Можно ли использовать потенциал заключенных с большей пользой для общества, перенаправив нерастраченную энергию на решение более сложных и актуальных задач? И что вообще ждет армию осужденных в ближайшем будущем? С этими вопросами мы обратились к экспертам, изучающим эволюцию пенитенциарной (то есть уголовно-исполнительной) системы в разных плоскостях.

Как считает Вадим Карастелев, кандидат политических наук и координатор проектов Московской Хельсинкской группы, главная проблема системы отбывания наказаний в том, что тюремное заключение в существующей форме редко приводит к исправлению осужденного. При этом затраты на содержание тюрем, особенно в развитых странах, стремительно растут, превышая расходы на образование в расчете на одного человека. Вечно так продолжаться не может. Какие же изменения нас ждут? В компьютерных играх и фильмах зрителю показывают тюрьмы будущего, удаленные от мирных граждан (на уединенный остров, в пустыню, в космос) и оснащенные дорогостоящими средствами безопасности. Но все это касается антиутопий, на практике такие схемы вряд ли осуществятся. Что же до реального мира, то эксперт выделяет целый ряд изменений, которые с высокой вероятностью ждут нас в краткосрочной перспективе.

Первое – архитектура. Проезжая мимо современной западной тюрьмы, вы не догадаетесь, что за здание перед вами. Например, Justizzentrum Leoben (Австрия) выглядит как стандартный офис: обилие света, зеленая трава, широкие окна. В помещениях, где заключенные проводят большую часть дня, разрешается держать птиц (мужская тюрьма города Роттердам в Голландии), а в камерах – кроликов и кошек (Германия). Местные сообщества могут эксплуатировать часть тюремного пространства и проводить совместные мероприятия. Отсутствие решеток, лязгающих запоров и разумная приватность помогают создать комфортные условия для общения с близкими, а это одно из ключевых средств профилактики депрессивного и асоциального поведения.

Второе – формы собственности. Бюрократическая машина плохо справляется с новыми вызовами, так что со временем отказ от госмонополии в этой области неизбежен. Уже сегодня в разных странах, например в Австралии, появляются частные тюрьмы. Идея снять с государства заботу о местах заключения, оставив за ним выделение средств, утверждение правил содержания и контроль через правоохранительные органы, выглядит вполне жизнеспособной.

В-третьих, экономика. По мнению Вадима Карастелева, стоимость содержания заключенных скоро станет одним из главных факторов, на которые будут ориентироваться при утверждении бюджетов системы исполнения наказаний. В ход пойдут схемы совместного финансирования в разных комбинациях, порой довольно экзотических. В Боливии, например, заключенные сами оплачивают свое содержание, что стимулирует их активнее работать на территории тюрьмы. Заработал – можешь потратить на улучшение условий содержания.

Четвертое – размеры исправительных учреждений. Социологические исследования показывают, что оптимальное количество заключенных в тюрьме – 100–200 человек с одноместным размещением. Не исключено, впрочем, что распространение получат и семейные камеры, в которых вместе с отдельными категориями заключенных могут жить их семьи. Этот вариант уже реализован в тюрьме Aranjuez (Испания).

И, наконец, пятое возможное направление реформ связано с одной из самых затратных статей тюремных расходов: контролем за перемещением заключенных и соблюдением режима. Упростить процедуру и значительно сократить расходы позволяет использование смарт-карт, как в Израиле, или браслетов, как в Голландии.

Однако сделать условия содержания менее травматичными и понизить опасность рецидивов – это только полдела. Остается вопрос, куда перенаправить накопившуюся энергию, и как сделать это наиболее эффективно. Кандидат экономических наук Елена Радченко, сотрудник Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ, связывает грядущие изменения в пенитенциарной системе прежде всего с реализацией проекта государственно-частного партнерства. То есть с созданием колоний-поселений, временных городов и поселков для размещения осужденных, занятых на государственных объектах, в сельском хозяйстве и на благоустройстве территории. Начать следует с тщательного отбора контингента еще на этапе следственного изолятора. Для этого на каждый СИЗО необходимо два-три высококлассных специалиста психологического плана, после беседы с которыми подследственные делятся на три группы. В первую входят рецидивисты и закоренелые уголовники, в две другие – заключенные, более или менее склонные к совместному труду. Группы помещаются в три отдельных сектора, и охранять их должны разные категории сотрудников. Человек, впервые попавший в заключение, испытывает колоссальный психологический гнет, и если есть надежда, что он сумеет сохранить свои лучшие качества, надо помочь ему и по возможности оградить от давления системы.

Отношения между осужденными и служащими в таком поселении должны быть на уровне обычных офисных. В этом случае любое производство, созданное в колонии, даже самое сложное и высокотехнологичное, станет прибыльным, привлекательным для инвесторов. Прежде всего, с точки зрения эффективности: не будет прогулов, работы с похмелья, отлучек на свадьбу брата или день рождения тещи. В то же время работники будут заинтересованы в том, чтобы даже в неволе сохранить достойный уровень жизни и выйти на свободу, покрыв все затраты на свое содержание и с приличной суммой на счете, которую никто не отнимет на «общак».

Одним из инструментов, которые помогут реализовать эту схему, Елена Радченко называет аутстаффинг, систему «заемного труда». В ее рамках частные организации смогут заключать гражданско-правовые договоры с осужденными на основе добровольного найма и гарантировать заключенным получение дохода за работу, которая оценивается выше минимального размера оплаты труда.

Великобритания стала первой европейской страной, где частный бизнес привлек к труду осужденных: они не только заняты на производстве, но и участвуют в хозяйственном обслуживании городских территорий, благоустройстве, уборке помещений. В некоторых штатах США 100 % всего военного снаряжения, 98 % монтажных инструментов, 36 % бытовой техники, 30 % радиотоваров, 21 % офисной мебели, а также авиационных и медицинских товаров производится именно в тюрьмах.

Самую широкую палитру вариантов развития пенитенциарной системы, как водится, предлагает жанровая литература. На ее опыт ссылается Даниэль Клугер, журналист, исследователь истории детективного жанра, автор научно-популярных, детективных и фантастических книг.

«Сразу скажу: я уже давно являюсь последовательным противником смертной казни. Причем как по моральным соображениям, так и по чисто прагматическим, – признается писатель. – Перечислять здесь все эти соображения, наверное, нет резона – их перебирали многократно, и аргументов за и против приводили множество.

Речь идет вовсе не о смертной казни и не об общем смягчении отношения к преступникам. В конце концов, даже в странах, где смертная казнь применяется, список преступлений, за которые могут к ней приговорить, численно ничтожен, а сами приговоры исчисляются единицами в год. Поэтому вопрос: “Что с ними делать?” – относится не только и не столько к условным “смертникам”, сколько вообще к наличию преступников, отбывающих наказание. И вот это уже проблема, которая обществом не решена. Может быть, поэтому к теме “Преступление и наказание” столь часто обращается фантастика, рассказывающая о будущем.

Как мне кажется, применение смертной казни в фантастике указывает на то, что мы имеем дело с антиутопией, как правило, изображением тоталитарного общества. В утопии, то есть произведении об идеальном обществе, преступлений нет вообще. Исключение составляют романы Холма ван Зайчика, но и в них преступления инспирированы извне, в самом обществе они невозможны.

Между этими двумя крайними состояниями располагаются прочие случаи и рецепты, предлагаемые литературой. Рассказ Уильяма Тенна “Срок авансом” и роман Альфреда Бестера “Человек Без Лица” – два варианта решения проблемы наказания в будущем обществе. Тенн предлагает фактически разрешить любое преступление, если только человек согласен заранее за него ответить. Например, отсидеть авансом половину срока, полагающегося за преступление, которое он только задумал осуществить. Автор полагает, что так можно достичь существенного снижения числа правонарушений: если человек столкнется с реальностью наказания, испытает на своей шкуре тюремную жизнь (а в мире будущего это жизнь на планетах с чудовищными условиями), он откажется от замысла.

В романе Бестера преступника подвергают психологической перестройке – по сути, мягкому варианту той самой пресловутой “высшей меры”. Ведь разрушение индивидуальности и замена ее другой личностью практически ничем не отличается от смертной казни.

Можно сказать, что все прочие рецепты фантастов так или иначе располагаются между этими двумя полюсами: либо государственная профилактика преступлений по Тенну, либо государственная же борьба с личностью преступника по Бестеру.

У меня рецепта нет. Я знаю, что использовать преступников, тем более социопатов в качестве трудового ресурса абсурдно в силу непроизводительности рабского труда – а труд заключенных, как бы мы это ни маскировали, рабский труд. Изоляция без попытки социальной адаптации бессмысленна, если государство ставит перед собой задачу профилактики преступлений, а не просто мести за уже совершенное преступление. Месть – это удел конкретного человека, но не общества. У них разные задачи.

Пока мы не поймем причину преступления, проблема наказания не может быть решенной. А ответ на вопрос, почему тот или иной человек совершает преступление (неважно, какое именно – кражу пачки сигарет или убийство), до сих пор не получен».