АН: Первые серьезные собаки у меня появились лет 13 назад, тогда я приобрел двух немецких овчарок для охраны дома. На тот момент я думал, что «немцы» – самые дисциплинированные и самые обучаемые собаки. Одна из них уже совсем старенькая, еле ходит, а вторая отравилась чем-то на улице, и мы не смогли ее спасти. Я целый месяц ежедневно возил ее на капельницы в пять утра, но это не помогло.
Ну а когда немецкие овчарки стали стареть, мы взяли сначала одного тибетского мастифа, а через пару лет второго. И эти собаки понравились всем!
Есть у нас еще шпиц, я называю его чебурашкой. Но это серьезный пес, и в хозяйстве он тоже нужен, как ни странно. Это же звонок! Если кто-нибудь чужой приходит, то он обязательно начнет лаять. Ну, а кроме того, у него еще одна важная функция – это живая игрушка, с которой все играют, включая дочь, жену, бабушку, дедушку.
Я на самом деле боюсь касаться того, что происходит сейчас с собаками. Сейчас все, что связано с ними, потихоньку превращается в реальный бизнес. А везде, где подключаются деньги, сразу начинаются проблемы. Вот даже 13 лет назад, когда мы брали немецких овчарок, простейший маркетинг привел к тому, что нет хороших щенков и нет хорошей школы немецких овчарок, они вымирают понемногу.
Потому что приоритеты выведения раньше были другие: нужны были собаки для службы, для охоты, для розыска, пастушьи, сторожевые… а сейчас они нужны для денег. И этот приоритет влияет на породы, которые мы выводим, потому что основной упор делается на внешность – красивый, с ровными зубами, определенными ушами, шерстью по выбору. Никто не формирует реально нужных задатков – охранников, пастухов, поводырей. Главное – продать! Там, куда вмешиваются деньги, все начинает идти вкривь и вкось. Поэтому породы слабеют и вымирают.
Вы занимались дрессировкой своих собак?
АН: Немецких овчарок мы долго дрессировали. До этого я никогда не занимался с собаками, а тут пришлось вникнуть в тонкости дрессировки и на каком-то этапе даже пришлось ее остановить. Мы довели собак до определенного предела тренировки, когда дальше нужно было воспитывать в них уже агрессию, потому что немецкие овчарки изначально не агрессивны. И вот одно дело – послушание, когда они слушаются, ходят без поводка и так далее. А другое дело – когда встал вопрос защиты и охраны территории или хозяина. Как выяснилось, это необязательно есть в генах, и даже если есть предрасположенность, то ее надо «толкнуть». Мы их учили даже лаять! Ну и злили специально, чтобы они начали кусаться.
Мы решили проверить, как собаки усвоили дрессировку, поэтому ночью приехал кинолог в специальной толстой одежде и вошел во двор. Я наблюдал с балкона. Кинолог открыл калитку и пошел к дому, одна из собак его увидела, насторожилась и стоит, смотрит. В это время с другой стороны подбежала другая, и они одновременно, с двух сторон набрасываются на человека, сбивают с ног и начинают рвать в разные стороны. Мы с охранником побежали на помощь, потому что казалось, что они раздерут кинолога на части. Вот на этом я сказал – все, хватит баловаться, потому что собаки могут быть достаточно серьезным оружием. Если реально сюда залезет человек, и собаки порвут его на части, то это будет бо́льший грех и бо́льшая проблема, чем если он что-то украдет. Поэтому я решил не доводить ситуацию до предела. В общем-то, собака должна служить устрашающим инструментом, а не быть убийцей. И мы перестали их дальше дрессировать на агрессивность.
А что касается тибетских мастифов, то их дрессировали только на послушание. С этой точки зрения они не хуже овчарок все понимают, но они другие по характеру. Например, немецкие овчарки больше предрасположены к охране человека, а мастифы ближе к территории. Понятно, что если придет совсем неизвестный человек, то они могут проявить характер и агрессивно себя повести. А если человек уже им знаком, они подойдут, понюхают и все. Хотя были нюансы. Есть один человек, который ходит ко мне часто, но вот не нравится он Леве, и все тут! Знакомил я их, знакомил, а человек не нравится. Почему – непонятно. Они, конечно, не набрасываются на него, но предупреждают и ведут себя настороженно. Но это частный случай.
Они везде ходят вместе, куда Бутя, туда Рони. Фото: Н. Андреев
Когда гуляете с собаками за воротами, поводок надеваете? Нет риска, что они на кого-то набросятся?
АН: Я гуляю с собаками очень рано, в пять утра, когда людей на улице практически нет. А риск есть всегда, пусть минимальный, но от этого никуда не денешься. Собаки – это в любом случае звери. Я отношусь к ним без фанатизма и понимаю, что от них можно ожидать чего угодно. Их управляемость я знаю, но если выхожу на большую проезжую часть или вижу, что идет много людей, беру на поводок. Понятно, что я их и придерживаю, и притормаживаю, и веду себя корректно. Поэтому могу с ними гулять без проблем.
Довольно часто мы сталкиваемся со сворой бродячих собак, и они достаточно агрессивные – огрызаются, окружают, догоняют, пытаются укусить. Страшновато, но однажды я понял, что они все равно трусят, и надо научиться их не бояться. Тогда я взял камень, пошел им навстречу и бросил в одну из собак, с тех пор они больше не подходят к нам. Потому что собаки чувствуют и страх, и силу.
Но незнакомых собак я всегда опасаюсь. Если я захожу на ее территорию, то буду вести себя с опаской и корректно. Потому что собака имеет определенные функции – может быть игрушкой, охранником, убийцей, и под что она «заточена», неизвестно. А с бродячими собаками только один выход – не надо их плодить, надо, чтобы все собаки были домашние. Если бродячие проявили хотя бы какую-то агрессивность, их надо отлавливать. А если нет, пусть бегают. Ну, живут же лисы, ежики на участке. Их тоже уничтожать? В Индии по улицам обезьяны бегают.
У нас с заведением собак в стране как-то очень просто. Захотел собаку – и заводишь. Во многих странах, например, собак бойцовых пород нельзя завести без специального разрешения.
АН: Этот вопрос меня очень часто выводит из себя. Знаешь, почему? Да потому что у нас как-то популярно в последнее время – все отнять и запретить. И наказать. Не надо запрещать, не надо отнимать, надо создавать условия, чтобы не происходили ситуации, которых мы боимся. А если они происходят, то наказание обязательно. Вот в этом основная проблема.
У нас работал инженер-строитель, которого сильно покусали собаки, и мы судились с этими хозяевами достаточно долго. Вопрос был в том, чтобы хозяева и сами собаки были наказаны. Собаки не должны кусать людей, особенно в свободном выгуле. Если собака один раз укусила человека, то, как бы мы хорошо к ней ни относились, она должна быть усыплена, чтобы не попасть в генофонд дальнейшего развития. Но мы не добились правды – и полиция, и суд встали на сторону этих хозяев, которые разводили боксеров. Если бы мы выиграли, то они бы получили большие неприятности с точки зрения своего бизнеса. В очевидной ситуации, где человек получил серьезную травму, отрицательного решения в пользу этих людей не произошло. И собак не усыпили. И вот в этом проблема. Мы сегодня формируем генофонд собак, которые будут расти дальше. Но, тем не менее, за деньги на все закрываются глаза.
Поэтому надо бороться не с животными, а с людьми. Хочешь завести животное – заводи, только ты должен нести за него полную ответственность.
Вот я лично, гуляя за забором с собакой без намордника и поводка, понимаю ответственность. Если что-то произойдет, то это будет полностью моя вина. И меня надо будет наказать. И если моя собака порвет человека в парке, я лично ее усыплю и не буду жалеть. Потому что собака не должна трогать людей без команды. А если она тронула – то виноват человек. Если он защищает собаку, то он пусть идет под суд.
Ваши собаки всех членов семьи слушаются одинаково? Или кто-то главный?
АН: Я прагматично смотрю на животных и думаю, что они признают вожака стаи, чувствуют его и под него подстраиваются. Мои собаки вменяемые, членов семьи не трогают. Младшая дочь с детства по ним ползает, может с ними бороться, толкать их, сесть сверху, и они ничего ей не сделают. Больше того, они даже кошек своих не трогают. Хотя начиналось все не так гладко.
Когда я понял, что надо в дом завести кошку, немецкие овчарки к тому времени уже подросли, и они были достаточно агрессивные, на моих глазах несколько кошек они порвали. И встал вопрос – что же делать, как завести кошку? А в вольере стояла высокая будка, овчарки на нее залезть тогда не могли. Только лапы могли положить сверху. И вот я взял на стройке маленького котенка, еще слепого, положил его в картонную коробку, рядом блюдечко с молоком и поставил все это на крышу будки. Назвал котенка Бутербродом и сказал: «Ну ладно, сожрут так сожрут. Что теперь делать? Как-то надо кошку заводить».
Будка достаточно большая, так как собаки тоже не маленькие. Так вот, котенок так и вырос на ней, его оттуда никто не снимал. Сначала он боялся и из коробки не выходил. Потом стал выходить. И все жалели его: вот, сожрут. Ничего подобного! Котенок обнаглел, он четко определил полосу опасности и вполне спокойно мог подойти к самому краю, в нескольких сантиметрах от собачьих морд, и спокойно сидеть умываться. Собаки с ума сходили и заливались лаем, а он просто не обращал на них внимания, сидел и никак на это не реагировал. Потом мы ему сделали выход так, чтобы собаки не доставали, – проложили тропинку из доски. Только котенок оказался кошкой, и ее переименовали в Бутю. Так вот эта Бутя жива до сих пор, и более того, они живут вдвоем, в одном вольере, со старой немецкой овчаркой Рони, чьим бутербродом она должна была стать. И если Рони за кого-то может проявить агрессию, то только за эту кошку. Они везде ходят вместе, куда Бутя, туда Рони, и он всегда за ней присматривает. Бутя спит возле его пуза, и живут они как одна семья. Такой вот бутерброд.
«Собака бывает кусачей только от жизни собачьей»?
АН: Собака должна быть собакой. Все проблемы от того, что мы из собак пытаемся сделать людей. Если мы завели собаку, мы должны понимать, какие функции она должна выполнять, и создавать необходимые условия. Дрессировать, воспитывать, кормить, выгуливать. Мы не должны кормить ее с ложечки, одевать ее в пуховичок, сюсюкаться с ней, потому что она это не воспринимает. То, что хорошо людям, совершенно не обязательно хорошо собакам. Собака может погрызть ваш любимый диван, или ободрать обои, или обглодать ваши тапочки. Но не надо ее за это наказывать, так как это собака, а не человек, она не будет лежать на диване, смотреть телевизор, есть с ложечки и ходить в унитаз.
У нее должна быть своя, собачья работа: охранять территорию, пасти овец, искать запрещенные вещества, а в квартире такой работы нет. В результате собака тупо грызет диван, а потом ее берут и усыпляют.
И когда маленькие дети просят вас о собаке, надо десять раз подумать, какую собаку взять и какие функции она будет выполнять. Потому что любое домашнее животное раздражает и усиливает наши эмоции. Если животное нам нравится, то оно может вызывать колоссальные положительные эмоции. Но когда это животное умирает, возникает такая буря отрицательных эмоций, которые иногда перекрывают утрату близкого родственника. Поэтому я собак не люблю. Не надо любить собак, не надо любить кошек, не надо привыкать и садиться на крючок этой любви. Там нет любви, это привязанность к генерированию положительных эмоций, как к наркотику.
Есть показательная история, которая произошла в моей семье с черной кошкой. Ни я, ни моя жена Лена не испытываем какой-то особой симпатии к кошкам. И вот однажды я приезжаю домой, во дворе стоит моя жена и держит в руках маленького черного котеночка. Котеночек сам пришел в наш двор и стал тереться у ног, жена взяла его на руки и не смогла отпустить.
Ну, хорошо, взяли его себе. Оказалось, кошка! Черная, с отливом, помесь с сиамской. Причем очень агрессивная. А мы с ней прямо расстаться не могли, всегда брали с собой – и на дачу, и в гости, везде. Прожила она у нас год и пропала. Прихожу вечером домой, а жена сидит на лавочке и плачет, говорит, что кошка домой не пришла. Я говорю – ну, придет еще, загуляла. Это ж кошка! А у самого сердце тоже неспокойно.
Дня три-четыре спустя проснулся я часов в шесть утра и думаю: ну где ж эта зараза, пойду поищу ее. И пошел в сторону железной дороги, и нашел ее: лежит наша кошка, разрезанная пополам – две лапки сюда, две лапки сюда. Она была с ошейником, поэтому я ее узнал. Закопал я ее, а жене не стал рассказывать, чтобы не расстраивать. А она при этом каждый вечер плачет. Но самое парадоксальное то, что я, взрослый дядька, плакал две недели. И вот мозгами понимаю: ну кошка и кошка, год прожила, а как подумаю – все, слезы градом, сижу и рыдаю. И не могу остановиться. Это вопрос привязанности и подсадки на положительные эмоции. Поэтому сейчас я всем говорю: не надо ловиться на крючок.
Вы предостерегаете людей от проявления больших эмоций, а зачем?
АН: Я рассказываю свою точку зрения. Да, если кто-то хочет, пожалуйста. Но вот наркоманов мы почему-то пытаемся лечить. Хотя если он хочет, тебе-то какое дело? Пусть он будет наркоманом, ему же хорошо. Так и здесь. Не садитесь на крючок, потому что слезать больно.
Конечно, если бабушке 80 лет, и она завела собачку, то ей очень надо влюбиться в эту собачку, потому что она будет получать положительные эмоции, и они проживут еще лет 10 вместе. Но старушка может и умереть – оттого, что собачка умерла.
Мы часто путаем любовь и свои эмоции от взаимодействия с животным. И у них к нам любви никакой нет. Если встанет вопрос еды, то в 99 процентах случаев в этом животном проявятся главные инстинкты, и оно за свою еду с тобой будет биться.
Бывают случаи, когда собаки умирают за хозяина, но я думаю, что это дрессировка. Эти случаи очень редкие, и из них сразу же делают культ. В 99 процентах случаев за человека собака умирать не будет.
Собаки же тоже по характеру бывают разные, говорят, что они похожи на своих хозяев, и это правда. Собаки со временем запоминают нужные нам эмоции, поэтому становятся похожими на нас. Главное – не делать из животных людей, и все будет отлично!
