Молюсь, значит существую

Они совершают теракты, называя это святой войной. Одевают женщин в паранджу, заявляя, что те «слишком невинны», чтобы ходить без платка. Они молятся по пять раз на дню. Кто такие мусульмане и так ли они страшны, как их малюют?

 

В первую очередь, это люди. Другие, непохожие. Они были такими всегда. До ислама. Не пытайтесь сравнивать их с собой. Они не хуже и не лучше. Просто не такие, как мы.

Есть и другое мнение. Теория о том, что каждая культура проходит одни и те же стадии развития. И кто-то на этом пути продвинулся дальше, кто-то остался в точке отправления. С ней можно соглашаться, можно спорить. Правда, придется тогда признать, что и современные традиционные общества, проводящие шаманские обряды, тоже «просто другие», а вовсе не примитивные. А еще не пытаться анализировать, что и все мы изначально были «другими», а не продвинулись в своем развитии. Ведь и у нас когда-то были в чести языческие ритуалы, к примеру. Впрочем, даже приверженцы вышеназванной теории в один голос твердят: назвать какое-то общество более примитивным-таки нельзя. Каков критерий? В Японии тоже сильны древние традиции, но технологический прогресс от этого, кажется, только выиграл. Вопрос, возможно, в том, воспринимается ли традиция, как некая условность, «игра» (скажем, совершенно языческое празднование Хеллоуина в Европе) или предусматривает абсолютную буквальность.

В чем сила, брат?

Для Востока — это не «мама, папа, я», а весь клан, род, племя. Есть даже специальное слово - «хамула». Так арабы именуют родственников по мужской линии. Ни один член хамулы никогда не пойдет против нее, все чего он добивается в жизни — становится ее достоянием.

Для араба нет большей власти, чем власть старейшины хамулы или отца. Никакая власть правителя не сравниться с нею. Традиционно арабы (а именно их можно считать «исконными» мусульманами) плохо уживались с государственной властью, считая ее чем-то чуждым, навязанным, не своим. Поэтому «брат» для араба больше, чем брат, родители (как и старшие) — больше, чем родители, «братья-мусульмане» — больше, чем единоверцы.

То же отношение к закону. Истинный мусульманин будет уважать, по сути, лишь законы Корана и его семьи, законы земных правителей для него второстепенны и важны только, если приносят ему пользу. Что естественно. Чтобы выжить — кочевнику куда важнее заветы отцов, чем «временные» постулаты абстрактных правителей. Индивидуализм, пренебрежение общественным мнением, протест — все это совершенно чуждо восточному человеку. Он считает это излишним.

Свой-чужой

Оевропеенные мусульмане, конечно, похожи на самих европейцев. Но не во всем. И чем южнее, тем сильнее традиция. Западный человек привык, что если что-то его — это его и точка. Понятие собственности здесь свято. Чтобы «мое» стало «твоим» - нужна моя добрая воля: дарение или продажа. Арабы мыслят иначе. Вещь может считаться «твоею» только, если ты готов ее защищать. Не хочешь защищать — будь добр, отдай ее тому, кто хочет, то есть мне.

Если вы оставили дом открытым — значит, я могу зайти туда и взять, что хочу. И это не воровство (которое Коран запрещает). Я взял потому, что было открыто, и теперь эта вещь — моя. Но если вы придете и заберете ее (скажем, силой) — она опять станет вашей.

Ген торговли

Арабский Восток — это пустыня. Сухая, безжизненная, суровая. Как выжить? Только торговать. «Страсть к торговле заставляет араба искать и организовывать ее повсюду, где бы он ни оказался, превращая любые отношения в отношения торговые», - пишет в своей статье «Особенности психологии мусульман» известный общественник, специалист по Востоку, Михаил Никомаров.

Никакой страсти к изобретению, земледелию и промышленности у восточных людей не было отродясь. В пустыне эти знания без надобности. А вот хитрость и осмотрительность вырабатывались веками: сегодня нужно подстроиться под нравы идущего мимо каравана венецианцев, завтра — египтян, послезавтра — персов. И главное — побольше продать, и подороже.

Впрочем, с появлением ислама — возникли и науки. На эту пору приходится расцвет Востока. Ибо сказано в Коране: «Это дуа научись от меня, и это дуа сделай своим занятием – всегда говори, о Аллах, расширь мои познания». Мусульмане уверены, что их Книга призывает к познанию мира и наукам.

Под каблуком у Гульчатай

Основа основ здесь - «рожательная» функция. Тетя, сестра, приятельница — все это грани одной медали (хотя отношение к каждой из них у араба разное) — матери: будущей или настоящей. Если речь о доме — материнская роль расширяется до домоправительственной. Думаете, мусульманская женщина боится поднять очи долу и плачет на кухне? Как бы не так. Мужчина — только добытчик, «официальный» глава семьи. Неофициальный - жена. Причем, не одна, а со свитой матерей, сестер, теть, бабок и прабабок. Жена не работает, но весь бюджет в ее руках. Как и власть. Негласная, хитрая, из-под паранджи.

Все знакомые и незнакомые женщины для араба — это чьи-то настоящие или будущие жены. Их образ - «реклама» того дома, где они живут. Их тщательно оберегаемая «собственность». Которую, как мы помним, стоит запрятать подальше, чтоб не увели. Об унизительности подобного расклада здесь никто не думает: ни мужчины, ни сами женщины. Для них это естественно и, более того, удобно.

«Удачный брак сестры или дочери — это удача семьи, - пишет Михаил Никомаров. - Неудачный — пятно на семейной биографии. Безбрачие — позор. Недостойное или даже предосудительное поведение, неосмотрительность, недостаточная строгость в отношениях с мужчинами — все это вещи, которые грозят в будущем неудачным браком или безбрачием».

Уважение к той или иной женщине зависит от уважения к тому дому, семьи, роду, которому они принадлежат.  

Отношение к богу

Торговля — есть араб, араб — есть торговля. Неудивительно, что и взаимоотношения с богом для араба напоминают некую сделку. Условную, конечно. Михаил Никомаров: «Для них /мусульман/ Аллах установил правила, им по ним играть. Ради своего же блага».

Нельзя не отметить и некоторую психологическую инфантильность подобной черты. Как у ребенка: если я совершаю какой-то ритуал (переступаю трещины на асфальте) — я магически воздействую на мир (моя мама не умрет). Если я молюсь пять раз в день (или, скажем, ем кулич в один из весенних дней) — я угоден богу. Не нужно никакого внутреннего самосовершенствования, не нужно сложных вопросов — просто совершай ритуалы.

Агрессивность

Восток — дело не только тонкое, но и горячее. С чем связан бурный темперамент южан — до конца неясно. Многие исследователи полагают, что это естественное следствие среды: обилия солнца.

Помимо прочего, арабы склонны пренебрегать не только своей жизнью и здоровьем, но и жизнью и здоровьем близких и родных. Особенно детей. То ли из-за традиционной многодетности, то ли из-за установки на массовость и одинаковость, то ли из-за исламского подхода к жизни (для которого высшая ценность — не земная, а загробная жизнь). Известны случаи, когда матери террористов-смертников испытывали гордость за своих погибших сыновей. Никакой печали— только счастье за «мученика». Впрочем, те, кто воюют с неверными относятся к другой, меньшей, части исламского мира. О них поговорим дальше.

Не чествуют арабы и животных, забивая бродячих собак камнями. Вспомним: достоин жизни только то, кто может себя защитить. Дворовая ребятня отрабатывает этот принцип с детства. На беззащитных тузиках и мурках. Или как их там зовут по-арабски.

 

«В западной культуре, а также в других немусульманских культурах, таких, как в Азии, вы рассматриваете агрессию и внезапные вспышки гнева как нечто, о чем вы позже сожалеете, что-то, чего вы стыдитесь. И полностью наоборот — в мусульманской культуре. Если кто-то задевает вашу честь — которую я, как психолог, назвал бы «самоуверенностью» - от вас просто ожидают, что вы проявите агрессию и, зачастую, вербальную или физическую месть. Таким образом, агрессия понижает ваш статус в вашей культуре, но повышает статус в культуре мусульманской».

Из интервью датского психолога Николая Сеннельса, автора книги «Среди мусульман-преступников. Опыт психолога из Копенгагена»

 

Разные мусульмане

Нарисованный портрет вряд ли покажется симпатичным. По крайней мере, нам — европейцам. Но страшен ли он? Едва ли. Если только речь не идет о наводящем ужас слове. Джихад.

А ведь мусульмане бывают разные. Тихие и добродетельные, избравшие целью своей жизни молитвы по пять раз в день, пост по время Рамадана и паломничество в Мекку. И воинственные — готовые отдать жизнь за Аллаха в любую секунду, прихватив с собой жизни десятков, а лучше сотен неверных. В том числе, самих мусульман — тех, которые «тихие».

Первые отличаются от вторых также, как инквизитор в испанском замке в 1500- х годах, и скромный католик, молящийся за своих близких в современном костеле. Вторых разделяет время, первых — толкование Корана.

Ученые констатируют: у Корана есть два типа читателей — патриархальные, с племенным сознанием, которые так и остались в VII веке, и все остальные — по счастью, большинство.

Агрессивность ислама - миф

- Агрессивен ли ислам? Не являясь специалистом в области религиоведения, или даже социологии религии, постараюсь ответь на вопрос, как обыватель, профессионально занимающийся изучением социальных процессов, - Павел Горюнов, социолог, начальник сектора анализа молодежных субкультур СПб ГБУ ГЦСП «КОНТАКТ». - Моя позиция проста: ислам не менее и не более агрессивен, чем другие авраамические религии.
Агрессивность определенного религиозного течения – это категория крайне относительная, зависящая от того, на каком этапе времени и в каком месте дается оценка. На сегодняшний день, если говорить о ситуации в мире в целом, ислам, относительно других религий, безусловно, находится на подъеме, что закономерно вызывает беспокойство в неисламском мире.
Таким образом, это оценка сегодняшней ситуации, а не общеисторической. При этом, оценка европейского мира, который обеспокоен численным ростом и активностью представителей ислама. Прагматика нынешней ситуации такова, что идея об «агрессивности ислама» идет не снизу (от населения), а создается и культивируется в СМИ, формируя социальный заказ и определяя вектор рассуждений и оценок. Я вижу сложившуюся ситуацию как «миф», так как религия не может быть агрессивной или пассивной, агрессивными могут быть ее последователи, но это совсем другой вопрос.

Ислам на службе политики

- Герменевтика говорит нам, что значение текста зависит от интерпретации и от того контекста, в который он помещается, - говорит известный петербургский психоаналитик Дмитрий Ольшанский. - При желании в любом, даже самом нейтральном тексте можно найти элементы агрессии, нетерпимости и жестокости. Покажите нашим депутатам телефонный справочник – и они тут же надут в нем пропаганду чего-нибудь вредного для несовершеннолетних и тут же запретят его. Все зависит от того, в чьи руки попадает текст и с каким намерением человек подходит к его толкованию.
Про ислам можно сказать то же самое: если какие-то силы хотят сделать ислам религией войны и террора – у них это, увы, неплохо получается. История России показывает, что уже много веков русские христиане и татары мусульмане живут в одном государстве, без каких бы то ни было серьезных религиозных трений. То же самое было, например, в Гранадском эмирате, которое можно назвать одним из наиболее веротерпимых государств в истории: христиане, евреи и мусульмане жили там в мире и согласии более 450 лет. Эти факты свидетельствуют, что в самом исламе и тексте Корана содержится не больше агрессии, чем в священных текстах других религий.
Экстремистские движения в исламе появились сравнительно недавно, первые группировки исламских радикалов появились лишь в 1920-х годах, то есть меньше века назад, и были вдохновлены, главным образом, борьбой с европейскими колонизаторами, то есть политическими, а не религиозными мотивами. Впрочем, как и сегодня, главным врагом исламистов является не какая-то конкретная религия, в западный мир в целом. Поэтому теракты происходят даже в тех странах, где большинство населения исповедует тот же ислам.
Ярким примером является ИГИЛ, к которому присоединяются молодые люди со всего мира, изначально исповедавшие самые разные религии. И опять же, причина такой популярности этой террористической организации кроется не в религии, а в политике сопротивления. Именно ИГИЛ наиболее ярко выражает сегодня левую идею, столь необходимую для молодежи. Именно оно предлагает всем недовольным наиболее ясный и радикальный метод борьбы с либерализмом и европейскими ценностями.
Но неверно было бы упрекать весь исламский мир за деятельность отдельных террористических организаций. Парадоксально, но все военные конфликты в Европе за последние 20 лет происходят между странами, исповедующими православие. Это касается и конфликтов в бывшей Югославии, и сегодня — в России и Украине, и самопровозглашенных республик ДНР и ЛНР, преимущественно, православных государств. Можно ли на этом основании заключить, что самой агрессивной религией сегодня является православие? Нет, это было бы логической ошибкой.
Точно так же нельзя частные случаи исламистского радикализма переносить на весь ислам и утверждать, что магометанство в принципе агрессивная религия. Стоящий перед нами вопрос заключается в том, как разделить политическую борьбу с европейскими и американскими колонизаторами, с одной стороны, и религиозную идеологию, с другой. Нужно ясно понимать, что ИГИЛ и Аль-Каида – это, прежде всего, политические организации, которые использую религию для достижения политических целей. Ислам используется ими лишь как средство, на месте которого могла быть любая другая религия.