Когда наука бессильна

Сравнивать мнения всегда интересно, а при обсуждении таких спорных тем, как гомеопатия, – особенно. В гостях у «ММ» Светлана Песонина, доктор медицинских наук, заведующая кафедрой традиционной медицины и гомеопатии Санкт-Петербургской государственной медицинской академии имени И. И. Мечникова. А также – виртуально – ее иностранные коллеги, взгляды которых на гомеопатию диаметрально противоположны.

Александр Новиков: …В обществе часто востребованы такие странные вещи, как, например, астрология. Во всех журналах печатают астрологические прогнозы, их с удовольствием читают, обсуждают… И хотя большинство людей понимают, что это ерунда, в то же время и верят, и сомневаются. Много таких вещей в мире, и гомеопатия, я думаю, из этой области. Тем не менее, гомеопатические препараты можно купить в аптеке, есть официальные гомеопатические поликлиники. Но с точки зрения науки она не признана. Как это объяснить?

Светлана Песонина: Гомеопатией занимаются врачи, которые получили фундаментальное медицинское образование. Только они прошли еще и дополнительное обучение гомеопатии. Зачем? Это уже другой разговор.

Несмотря на то что фармакология активно развивается и лекарств огромное количество, помочь некоторым пациентам бывает непросто. Поэтому врачи и ищут что-то новое. И чем они старше и опытнее, тем чаще обращаются в гомеопатию.
АН: А как обстоят дела с наукой?

СП: За последние 15 лет защищено более 150 диссертаций по гомеопатии, где изучается клиническая эффективность разных препаратов. Испытуемым дают и гомеопатические, и аллопатические препараты, а результаты сравнивают. И зачастую гомеопатические средства бывают не хуже. Может быть, не особенно лучше, но, учитывая противопоказания аллопатических лекарств, гомеопатия выигрывает. Такие исследования проводятся практически во всем мире.

АН: Тогда объясните, как действует гомеопатия?

СП: А это проблема, где наука пока бессильна. Что же действует, если нет даже молекулы вещества? И на что в организме? На сегодняшний день нет ни одной теории, которая бы на сто процентов смогла все это объяснить. И это не от врачей зависит, а, прежде всего, от фундаментальных дисциплин – биохимии, биофизики и других наук, которые, надеюсь, смогут ответить на все вопросы.

АН: Гомеопатические препараты готовят не только разбавлением, но и встряхиванием. Есть от него эффект или нет?
СП: Конечно, есть. Я на многих заводах была за рубежом – во Франции (компания Буарон), в Германии. И там действительно встряхивают. На первом этапе – ручная работа, затем – машинная.

АН: Зачем? Никто не знает…

СП: А объяснить пока никто не может. Возможно, это и энергия…
АН: Нет, это информация.
СП: Ну так энергия – это тоже информация.
АН: Информация, на мой взгляд, это все-таки не энергия…
СП: Ну, знаете, смотря какая. Конечно, есть электрическая энергия. А есть биологическая энергия – то, с чем экстрасенсы работают. Это объективный метод. Другой разговор, что шарлатанов везде хватает. Вот вы не врач, но можете хорошо изучить лекарственные препараты, и в свое время гомеопатией занимались не только врачи. Но только врач, наблюдая симптомы, может знать прогноз. Выучить 400–500 лекарств наизусть – вы это можете, а как их применить – другой разговор. Поэтому мы за то, чтобы только врачи занимались гомеопатией.

АН: И все-таки мне, как обычному человеку, приходящему к врачу со своей проблемой, хотелось бы, чтобы тот понимал, что он делает. А вот в гомеопатии получается, что это понимает далеко не каждый врач.
СП: В гомеопатии более четко, чем в академической медицине, описано, в каких случаях назначать тот или иной препарат. И надо увидеть в человеке ту совокупность симптомов. Это значительно сложнее, чем выписать аллопатические средства.
АН: Когда фармацевты делают лекарство, они изучают его воздействие на организм.
СП: Точно так же и в гомеопатии.
АН: Понимаете, тогда надо делать еще какие-то вещи. Ну, например, от боли в пояснице я использую настойку мухомора. Меня когда-то теща научила. Но это же не наука, это мой личный опыт. Никакого плохого воздействия на мою поясницу эта настойка не оказывает. Но это же не официальная медицина. Почему врач, ведущий прием в поликлинике, не может мне это выписать?
СП: Потому что проще выписать уколы или таблетки. И есть стандарты.
АН: Я думаю, причина еще и в том, что, советуя подобные снадобья, врач рискует. Поскольку такого метода официальной наукой не описано. Это же народная медицина, а она еще хуже гомеопатии.
СП: Народная медицина – это же народ. А гомеопатия – это практические врачи, которые лечат своих пациентов и видят эффект. Что еще надо?
АН: Есть положительный момент в гомеопатии, который мне импонирует. В растворе практически нет вещества, которое может нанести мне вред. Хотя я читал, что с гомеопатией нужно быть осторожным, она может иметь противопоказания. С другой стороны, я не понимаю: если там нет того, что может причинить вред, какие могут быть противопоказания?
СП: Противопоказания действительно есть, и мы говорим об этом. Никто не будет экспериментировать на онкологических больных, давая только гомеопатию и наблюдая, помогает она или нет. И вряд ли кто-то вот так смело пообещает их вылечить. Нет, конечно. Если нужна операция, значит, операция; если нужна химиотерапия, значит, химиотерапия. Там есть опыт наработанный. А гомеопатия еще настолько сегодня не признана, что рисковать самим методом тоже нельзя.

АН: Ну, так она никогда не разовьется. Если вы не рискуете на сложных больных, тогда у меня мало к вам доверия как к врачам.
СП: Нет, вы неправильно говорите… Вот, например, рассеянный склероз, ревматоидный артрит – тяжелые системные заболевания. Они действительно трудно лечатся и аллопатией, и гомеопатией. Видимо, какие-то серьезные механизмы запущены, которые остановить практически невозможно. И тут уже надо все использовать, чтобы добиться какой-то ремиссии. Здесь ни один врач не возьмется лечить только гомеопатией.
АН: Это правильно. Но все-таки я думаю, что, пока наука не разберется в механизмах действия гомеопатических средств, трудно будет противостоять оппонентам.

СП: В академической медицине много направлений сегодня. А гомеопатия – часть этой медицины. И все. Почему мы всегда так консервативны? Потому что испытанные препараты мы любим больше, чем что-то новое, всегда осторожничаем.
АН: А как вы относитесь к тому, что гомеопатию относят к психотерапевтическому воздействию на организм по принципу плацебо?
СП: Вы знаете, это вещи, которые мы сегодня пока не можем объяснить. Чем дальше мы углубляемся, тем больше упираемся в тупик. В любой дисциплине, а в медицине тем более. И мы знаем, что наш организм умный, надо только научить каждого пациента использовать это.

АН: А как действует принцип плацебо? Как организм лечит сам себя?

СП: Ну, мы же с вами знаем, что наша мысль материальна.

АН: Наша мысль никак не материальна. Наша мысль – электрический импульс.
СП: Ну, вы сейчас скажете – энергия… или еще что-то. Я эти слова стараюсь из своего лексикона убирать, потому что я занимаюсь лечением. Что, я буду пациенту объяснять про какую-то энергию? Это пусть физики объясняют. У меня другие есть слова, чтобы ему помочь. Улыбка, взгляд. Так же и плацебо действует.

АН: Все равно, что такое плацебо? Например, у человека болит голова, ему дают таблетку и говорят, что боль пройдет. А на самом деле вместо лекарства используют пустышку, но человек об этом не знает. Он выпил эту таблетку и почувствовал себя лучше. Но давайте смотреть глубже. Боль – это некий сигнал неблагополучия. И вот мы ему даем пустышку…
СП: Запускаются механизмы, которых мы не знаем.
АН: Почему? Какие механизмы? Одно дело – головная боль, мигрень – я еще могу понять, это психологическое…
СП: Нет, как раз мигрень не пройдет, это другая боль может пройти. Если мы возьмем десять человек с головной болью, всем дадим пустышку, поможет одному-двум. Максимум, трем. Так же как и любой аллопатический препарат: если мы один препарат дадим десяти человекам, кому-то он поможет, а кому-то нет. А у кого-то вызовет побочные действия. И точно так же гомеопатия. Она, кстати, большей части поможет, чем аллопатия.

АН: Почему?

СП: Потому что очень тщательно подбирается препарат. Это определенный уровень знаний, который накопился за двести лет и который мы используем в практической работе каждый день. Вы знаете, все очень серьезные люди, которых заставляли критиковать гомеопатию, если вникали в нее, становились ее сторонниками.

АН: Так я пытаюсь вникнуть, Светлана Петровна.

СП: На словах вы не вникнете, это точно. Потому что много есть вопросов, на которые нет ответа в принципе, – так же, как и в любой другой дисциплине.

Но в гомеопатии мы видим эффект уже много лет, и как отказываться от этого? Тем более здесь врачебная работа очень серьезная. Гомеопатические препараты исследуют на здоровых людях (чаще всего это студенты или молодые врачи), назначают им лекарство в дозе, не вредной для организма. В ходе эксперимента они тщательно описывают свои ощущения. А дальше выясняется, кто более чувствителен к препарату. Влияет все – даже цвет глаз и цвет волос.

А аллопатические средства исследуют, в основном, на больных людях.

Уже есть определенный ассортимент гомеопатических препаратов, 400–500. В аллопатии же столько нет. Названий много, а формул-то химических, извините, не больше.

АН: Во всяком случае, я уже давно не пью никаких аллопатических лекарств. Пил всю жизнь таблетки, но на каком-то этапе пришло осознание, что пить их дальше нет смысла. И в моей жизни ничего не изменилось. Болит ли у меня голова, желудок – я нашел лекарства, которые меня лечат. Да, от поясницы меня лечат мухоморы. От желудка у меня есть настойка калгана на спирту.

Тем не менее, гомеопатические препараты я признаю и принимаю. И только проверенных фирм, о которых я точно знаю, что это гомеопатия. Помогает ли это в буквальном смысле или нет, трудно сказать. Очень хочется верить, что это на мой организм воздействует положительно. Но, прежде чем принять первый гомеопатический препарат, я определил для себя, как это работает.

СП: Ну, и как? Скажите теперь вы мне.

АН: Я воспринимаю человеческий организм как некую машину, которая имеет в основе своей некий гибридный двигатель. И если наш организм – машина, значит, и принцип у него должен быть аналогичный. Если в машину заливать плохой бензин, то она сломается. Соответственно, если организм кормить плохой едой, он тоже сломается… Но дело даже не в этом. Дело в том, что в моем понятии в нашем организме существует достаточно механизмов, способных запустить процесс восстановления. Наша биологическая машина более совершенна, она может починить себя сама.

Мы научились лечить людей от многих вирусных болезней, которые еще сто лет назад были неизлечимы. Мы взяли вирус в малой дозе и ввели его в организм. Что получилось – известно.

Так же и в гомеопатии. Когда любого человека могли запросто отравить, то часто использовалась схема употребления ядов в малых дозах. Тогда у человека появлялся шанс выжить при отравлении. Значит, при определенных условиях в нашем организме есть ресурсы, способные вырабатывать вещества для его защиты.

СП: Но куда мы денем интеллект, который в гомеопатии учитывается? Интеллект, психика человека, его восприятие, его ощущения? Мы в первую очередь обращаем на это внимание.

АН: На мой взгляд, интеллект – это компьютер, который в течение своего развития записывает много различных программ. Наше воспитание, наше общение с умными людьми. Опыт, который нас окружает. И в дальнейшем мы воспринимаем мир через призму этих программ.

СП: Аналогичную теорию про компьютер рассказал мне один биолог, доктор наук. Компьютер без программы – это кусок железа, работать не будет. Бывает, что сломалась программа, вирус поймала… Так же и с организмом человека, только это компьютер более сложный. И если человек заболел, то в его компьютере тоже сломалась какая-то программа, и надо найти препарат, который позволит заново ее запустить.

Говоря о человеке, о его интеллекте – чем, например, отличается интеллект мертвого человека от живого? 

АН: Мое мнение – души нет у него.

СП: Вот Ганеман это назвал «жизненная сила». То есть «энергия», «душа» – как угодно… Вокруг нас вот столько всяких теорий. И то, что вы сейчас рассказали, – одна из них, возможно.

Сейчас часто встречаются психосоматические заболевания. Одно время говорили, что 30 процентов всех болезней являются психосоматическими, потом эта цифра увеличилась до 70 процентов. Потому что мы живые люди, мы реагируем на все. Взгляд, улыбка, грубое слово или ласковое. Это механизмы, которые не запустят железную машину. А вот человека они запустят либо на выздоровление, либо на болезнь.

АН: А в вашей гомеопатической практике не было каких-нибудь побочных действий?

СП: Не было. Бывает так называемое лекарственное обострение. Если препарат подобрали правильно, то на очень короткое время он усиливает симптомы болезни. И это хороший прогностический признак, потому что мы попали в точку. 

АН: А какие болезни, в основном, вы предлагаете лечить?

СП: К нам приходят с разными заболеваниями. За исключением тех, когда операции нужны. 

АН: А вы сами употребляете гомеопатические препараты?

СП: Ну а как же. 

АН: А обычные лекарства?

СП: Тоже. Вы знаете, мне 67 лет, у меня уже высокое давление бывает. Я, конечно, минимумом таблеток обхожусь, но иногда все-таки принимаю. Много работаю, по 10–12 часов в день. И если у меня высокое давление, я не могу себе позволить лечь и отдохнуть.

АН: Так вы бы лекарство гомеопатическое себе подобрали. Свои привычки же лучше всех знаете.

СП: Подбираю. Под себя еще сложнее. Мы себя неправильно воспринимаем. Поэтому себя лечить невозможно. Какие-то общие принципы, конечно, используем, про которые уже знаешь наверняка – поможет. 

АН: Светлана Петровна, а какие взаимоотношения с официальной медициной у вас?

СП: Обычные, хорошие. В гомеопатии я работаю уже практически 34 года и привыкла себя считать терапевтом. Я не буду говорить, что лечу все, потому что любая консультация врача, в том числе и гомеопата, в первую очередь заключается в том, что нужно разобраться в пациенте, поставить диагноз. Поэтому я считаю, что все-таки мы должны делиться по специализации: педиатры, терапевты, неврологи. Наверное, в отличие от многих других врачей-гомеопатов, я считаю, что не могу лечить все.

Кстати, Константина Геринга (отца гомеопатии в США. – Ред.) послали в Америку, чтобы он разрушил гомеопатию как врач. А он увлекся ею, написал колоссальные труды, многие препараты изучил впервые после Ганемана… Пирогов использовал гомеопатические лекарства даже на поле боя. Многие противники гомеопатии, когда реально сталкиваются с ней и начинают изучать ее, становятся сторонниками.

Это новость от журнала ММ «Машины и механизмы». Не знаете такого? Приглашаем прямо сейчас познакомиться с этим удивительным журналом.

Наш журнал ММ