Индия inside: колонизация наоборот

Фестиваль Холи в Индии означает наступление весны. Фото: Poras Chaudhary. www.acmetravels.com

Мунир долго потешался над моими «индийскими» штанами-алладинами, купленными на базаре в Гоа: «Ты выглядишь как хиппи! У тебя есть нормальная одежда? Найди что-нибудь, сегодня мы пойдем на вечеринку. А еще тебе нужно отрастить волосы!» Я «незаметно» меняю тему: «Завтра ведь начинается Холи? Русских туристов ваш праздник так впечатлил, что в Петербурге тоже теперь устраивают Фестиваль красок». – «Серьезно? – мой друг опять заливается смехом. – Зачем?!» Ох, а зачем мы покупаем индийскую одежду, которую ни один индиец не наденет, «открываем чакры» и занимаемся йогой? И почему на улице любого российского города хоть раз да раздавалось жизнерадостное «Харе Кришна»? Давайте вспоминать.

Часть 1. Так говорил Гуру

Кузов-«коробок» на трехколесном мотоцикле и наглая, но обаятельная морда внутри – индийский моторикша, он же тук-тук, за сходную цену готов увезти белого человека куда угодно. Но в городке Вриндаване, что в трех часах пути от Нью-Дели, любой тук-тук знает, куда везти «бледнолицых», о чем и заявляет призывно: «Исккооон темпл!»

Ну, понятно, что «темпл» – храм значит. Мы же во Вриндаване, «городе 5000 храмов», месте, где Кришна провел солидную часть своей земной жизни, занимаясь чем-то сакральным с целым гаремом пастушек гопи. Но среди всех местных святилищ одно выделяется своей прозападной ориентацией – это храм ISKCON (International Society for Krishna Consciousness), Международного общества сознания Кришны. Даже если вы впервые слышите это название, с представителями ISKCON вы наверняка знакомы. Ребята в оранжевых балахонах, предлагающие конфетки из риса и меда где-нибудь на улицах Тюмени, – из этой «конторы».

«Сознание Кришны» перечеркнуло древнюю аксиому «индуист = индиец» благодаря основателю Общества – Бхактиведанте Свами Прабхупаде. В 1959 году бывший представитель фармацевтической фирмы принял обет отречения – санньясу, удалился от материальной жизни и, следуя наставлению своего духовного учителя, стал проповедовать кришнаизм на английском. В 1965 году он, прихватив несколько оранжевых балахонов и 40 рупий (примерно 7 долларов), сел на грузовой корабль компании «Скиндия Стимшип» маршрутом Калькутта–Нью-Йорк. Ему было, обратите внимание, 69 лет – не самый лучший возраст для «крестовых походов». 

Свами прибыл вовремя. В США хиппи уже вовсю искали способы расширить сознание, но от ЛСД стали уставать. Так что, когда настоящий индийский садху (аскет) открыл в нижнем Ист-Сайде первый кришнаитский храм под вывеской бывшего антикварного магазинчика «Бесценные дары», народ начал приходить к нему в шесть утра, чтобы распевать «Харе Кришна» и сливаться с божественным сознанием. Спустя год, в 1966-м, было создано «Международное Общество сознания Кришны», давшее ответ на вопрос, заданный веком ранее одним из проповедников кришнаизма Бхактивинода Тхакуром: «О, когда же придет день, когда удачливые англичане, французы, русские, немцы и американцы начнут киртану на своих улицах и в городах!»

В Москве Свами побывал в 1971 году, с тех пор кришнаизм стал расползаться по братским республикам. Белорус Серега приехал во Вриндаван на полгода в 2012-м, да так тут и остался. Понятно, в Беларуси, как и в России, кришнаиты – то ли секта, то ли бесплатный цирк. А здесь ты свой среди своих, хоть и индийцев. Теперь Серега зарабатывает тем, что возит туристов на экскурсии по священным местам.

И не ждите разоблачений, мол, «Общество сознания Кришны» – не настоящие кришнаиты, а какая-нибудь «попса» для белых. На родине деятельность Прабхупады одобрили, ведь индуисты и раньше пытались распространять свое учение за пределы полуострова, но увы. А тут такой успех! 

Но насколько тот, кто рожден западнее Аравийского моря, действительно становится здесь своим, это еще вопрос. В других из «4999» вриндаванских храмах уже намного меньше белых лиц, а кое-куда иностранцев и вовсе не пускают. Здесь кришнаиты не носят оранжевого (вообще-то этот цвет называется шафрановым) и белого и не продают духовной литературы. Они просто приходят в храм, совершают свой киртан (у мужчин один круг для пения и танца, у женщин другой) и расходятся по своим делам. Для большинства индийцев кришнаизм – не более чем традиция. А для обращенных европейцев – центр существования. До того хочется найти истину, что они тащатся сюда через полмира. Это, впрочем, не только про кришнаитов. Как-то при мне две российские гражданки затянули шиваитскую мантру «Ом намах Шивая» прямо в такси. Не знаю, что должен был думать наш водитель. Представьте, на Пасху вы встречаете пару индийцев, которые истово со всеми христосуются и катают по земле крашеные яйца. Это хотя бы смешно.
Любой будет счастлив отправиться на три буквы, если эти буквы – Гоа. Пляжи, пальмы, фруктовый салат с мороженым, дешевый ром… Самый крохотный индийский штат с населением всего 1,4 млн человек в конце XV – начале XVI века, после прибытия португальцев, стал первой европейской колонией на полуострове. В каком-то смысле, ничего не изменилось: каждый, кто хоть немного путешествовал по Индостану, знает, что Гоа – это не Индия. Первое, что удивляет, – никто не сигналит на дороге, как сумасшедший, никто не бежит за тобой с криком: «Chai-chai-chai! Masala chai!» Здесь можно расхаживать в коротких шортах и майке и не выглядеть голым. Местные, которых в сезон тут меньше, чем туристов, давно привыкли к повадкам европейцев и американцев. 

В скоротечных южных сумерках я карабкаюсь по каменистой тропе, уводящей с пляжа практически в джунгли: в свете фонарика видно, как неопознанный кустарник сменяется деревьями. Мы с друзьями изображаем ночных лазутчиков не случайно: где-то выше, за оврагами, в деревне Арамболь под священным баньяном нас ждет Баба (ударение на второй слог). Баба – вроде как мудрец, и все к нему за советом ходят: кто про будущее, кто про прошлое, кто так, за жизнь. Но народная тропа, петляющая среди арамбольской растительности, не зарастает не только поэтому. Говорят, что чуть ли ни первыми по ней ходили легендарные «Битлы» всем составом. Ливерпульская четверка действительно увлекалась медитацией и даже наведывалась в Индию в 1968 году. Но местом их дислокации был ашрам учителя Махариши Махеш Йоги неподалеку от города Ришикеш на севере Индии. Арамболь в то время был рыбацкой деревенькой на отшибе, и если какой Баба тут и сидел, то об этом никто не знал. 

Мы доползаем до верха в полной темноте. Забираемся на утоптанную площадку, посреди которой в очаге горит огонь. «Намасте», – говорим. («Здравствуйте» на хинди.) «Май нэйм из…» И тут знакомство с мудрецом прерывает забористое: «Да ** твою мать! Кто все сигареты опять скурил? Говорил же, оставьте деду!» Можно оставить Россию, но Россия не оставит тебя нигде… А между тем урок хорошего поведения продолжается: «От очага не прикуривать! Я эту ***ню каждый день вручную коровьим дерьмом мажу!»

Героя, чьи откровения заинтересовали меня больше, чем мудрость Бабы, зовут Паша. Он приехал на Гоа два года назад из Свердловской области. Компания йогов не сбила ему «культурный код», и разговаривает Паша до сих пор на дворовом сленге. В «свите» Бабы он уже месяца три и должен бы выглядеть здесь комично, но «свита» полностью состоит из таких пацанов. Так что как-то «не в тему» выглядит сам Баба – плотно сбитый и не в меру веселый старик, вызывающий уверенность, что курят под баньяном не только сигареты. На вопрос о причинах своей эмиграции из России Паша отвечает четко: «А чо там делать?» И в этом ответе сформулированы все проблемы российской провинции за последние лет 20. Ну, правда, если выбирать, где делать «ничего», то под баньяном, пожалуй, лучше… 

Может быть, поэтому среди европейцев, «колонизировавших» Гоа повторно, много русских. Одни едут за мудростью, другие – за банальным комфортом: тепло, дешево – что еще надо? Те, что за мудростью приехали, комплексуют. Как-то на пляже, глядя на закат неподалеку от группы абсолютно счастливых индийцев, один русский товарищ спросил другого: 
В Интернете можно найти тысячу историй о том, как русские приезжали в Индию в поисках пресловутой «духовности» и уезжали ни с чем. На самом деле, мало кто из них доезжал до мест, где живет настоящая индийская культура. В отличие от йоги, аюрведы и безразмерных штанов, ее экспортируют не слишком активно. 

Штат Керала на юго-западе страны – что-то вроде индийского Петербурга, в том смысле, что считается оплотом культуры и культурности. Здесь даже на улице не курят, это законодательно запрещено. Городок Черутурути находится в самом центре штата и популярностью у туристов не пользуется – моря нет. Зато здесь расположен Университет традиционных искусств Керала Каламандалам – одна из немногих школ в Индии, взявшихся восстанавливать исторические формы индийского танца и театра после нескольких веков колониального забвения.

Вот как вы представляете индийский танец? Вероятно, как и я полгода назад, в стиле фильма «Зита и Гита»: глазками по сторонам зырк-зырк, ручкой кокетливо закрылась и давай убегать от заинтригованного поклонника! В этом, как ни странно, есть доля правды. Классический индийский танец существует в огромном числе разновидностей, но это всегда не только движения тела, а еще и язык жестов – мудры, и направление взгляда. Хороший индийский танцор в каждый момент времени знает не только где должны стоять его ноги, но и как должны быть сложены его пальцы и куда устремлены глаза – отсюда этот эффект чрезмерно выразительной мимики. Потому Каламандалам – университет не в привычном европейском смысле. Это школа, где древним искусствам обучают с детства и по всем фронтам: девочки и мальчики, кроме танца или актерского мастерства, учатся изготовлению костюмов и нанесению грима для выступлений, игре на традиционных инструментах. Впрочем, попасть в мир индийского искусства можно и позже. Здесь мы встретили Иру, приехавшую из Беларуси по международной стипендии. Если не считать переговоров по «Скайпу» с родителями, от нас она впервые за последний год услышала русскую речь. Иностранцев, кроме Иры, в Каламандалам все-таки немного: три испанца, парочка британцев… «Учиться, если по-серьезному, нужно долго, – рассказывает она. – Люди приезжают познакомиться и понимают, что не потянут. Индия – специфическая страна. И климат, и еда, и люди. Я сначала сильно похудела, а теперь ничего, ем острый рис руками, и мне даже кажется, что так вкусней. Обычно я провожу в университете весь день. Здесь нет традиционных для нас занятий по расписанию. Ты можешь прийти с утра, и только часа через три преподаватель тебя позовет заниматься, а до этого просто смотришь, что делают другие». 

А посмотреть есть на что. Репетиции и занятия проходят открыто. Вот репетирует группа студенток, еще достаточно юных, явно не выпускниц. А можно заглянуть в мастерскую, где учатся наносить грим для театра катакали. Эти представления с традиционными сюжетами из индийского эпоса могут длиться часами, и пару часов перед этим артистам накладывают грим демонов и богов, надевают на них громоздкие костюмы, в которых каждая деталь что-то значит. Например, зеленая основа на лице выделяет героев благородных и великодушных, красная – злодеев, золотисто-оранжевая – женщин, второстепенных персонажей. Все роли в катакали, кстати, исполняют мужчины.
…А еще в Интернете можно найти тысячу историй, как люди, однажды приехав в Индию, так и не смогли с ней расстаться. Эта страна в ее пестром разнообразии, если отбросить шелуху в виде шума и вечных приставал, способна влюбить в себя. Потому что сочетает дикую чуждость и теплое дружелюбие. Тот редкий случай, когда неизвестное не пугает, а заставляет вглядеться. Мой друг, с которым мы в этот раз проделали путь от Дели до самого юга, сказал: «Приехав в Индию впервые, я изо всех сил пытался понять индийцев, как они мыслят, как видят мир. Вряд ли у меня это получилось. Зато я понял другую важную вещь – я на самом деле и русских-то не знаю. Потому что обычно невнимательно смотрю».