Гранитный стол науки

Образ студента – вечно голодного интеллектуала, готового спорить ночь напролет о высоких материях, а потом вместо лекций пойти в пивную, – возник еще в Средние века, быстро распространился по всей Европе и успешно прижился в большинстве университетских городов.

А способствовали этому не только его «воплотители», но и единое образовательное пространство, о котором мечтают активисты Болонского процесса и которое зародилось в Европе уже в те далекие времена.

Например, после того как в Праге – столице Центральной Европы – весной 1348 года по воле короля Карла IV был основан университет, туда сразу начали приезжать из других стран Европы – германских земель, Скандинавии, Польши, Венгрии. Студентов не пугало даже то, что первая недвижимость в распоряжение университета поступила только через десять лет после основания, а до этого заниматься приходилось в пражских монастырях и костелах. Несмотря на национальную пестроту, все более или менее друг друга понимали, поскольку знали латынь – универсальный язык людей ученых или желающих таковыми стать. На латыни велись занятия, по книгам на латыни учащиеся готовились к ним, и на латыни же студенты за кружкой пива перемывали кости преподавателям, среди которых также встречались выходцы из самых разных стран и земель.
По устоявшейся веками традиции (а появились первые вузы на рубеже XI–XII веков) в университетах было четыре факультета: теологический, юридический, медицинский и подготовительный, или факультет свободных искусств, на который шло больше всего студентов – изучать грамматику, риторику, арифметику, геометрию, астрономию и музыку. При этом у каждого вуза формировалась определенная направленность: например, в старейшем в Европе Болонском университете наиболее престижным был юридический факультет, в Парижской Сорбонне главный упор делался на теологию, а в Пражском университете – на формирование философского мышления. 

Болонский и Парижский университеты вообще оказали определяющее влияние на дальнейшее развитие университета как явления. Их уставы стали образцовыми документами, регламентирующими внутреннюю жизнь университетов по всей Европе – от английских Оксфорда и Кембриджа, славившихся успешным сочетанием технических и гуманитарных дисциплин, до итальянской Салерны, ставшей одним из лучших центров по подготовке медиков. Несмотря на региональные различия, средневековые европейские университеты образовывали единую систему со схожими принципами организации внутренней жизни, унифицированными требованиями к качеству образования, схожими программами и общей иерархией степеней. Студент из Дании мог проучиться год-другой в Вюртемберге, потом отшлифовать знания в Милане, оттуда отправиться в Париж и, наконец, получить там степень. 

На факультете свободных искусств (еще его называли артистическим) обучение обычно длилось 5–7 лет, за которые студент становился сначала бакалавром, а затем магистром искусств (обычно эту степень не мог получить человек моложе 21 года), после чего можно было продолжить обучение на одном из высших факультетов. 

В ряде университетов было принято, чтобы каждый школяр прикреплялся к отдельному преподавателю, который становился его наставником и покровителем, представлял к испытаниям на ученую степень (в качестве современного научного руководителя), а в случае чего даже решал житейские проблемы, вроде трудностей взаимодействия с администрацией факультета. В Англии такая система называется «тьюторство» и успешно практикуется в Оксфорде по сей день.

Ректора и декана средневекового университета можно было узнать по шелковому берету (зимой – по горностаевому) и по алому плащу; профессоров – по элегантной черной мантии. Университетские преподаватели часто носили «фирменный» золотой перстень, – в ряде мест, например, в отдельных шведских университетах, эта традиция сохранилась до сих пор. Ну а студенты обычно ходили на занятия в длиннополых плащах-накидках, прикрепляя к поясам чернильницы. В Оксфорде студенты различных специальностей носили шерстяные шарфы с цветами своего колледжа (совсем как в Хогвартсе). Женская форма одежды нигде не описывается, поскольку до XIX века ее не было – как не было и самих студенток. Максимум, на что могли рассчитывать любознательные девы тех времен, – школы при монастырях или частные преподаватели. 

Длительная учеба, как правило, вдали от дома, предполагала немалые затраты. Для помощи небогатым учащимся существовали стипендии, но в целом материальное положение студентов, не имевших финансовой поддержки от родственников, было трудным. Безденежье и жалобы на жизнь – отнюдь не веяние пабликов а-ля «Подслушано в #названиевуза», это главные темы многих песен средневековых студентов. Вот перевод одной из них:

«Нет нужды описывать страдания мои –
В лес дрова носить и то бы больше толку…
Мы совсем не просим вас в подарок присылать
Золото, каменья, одежду дорогую.
Только чтобы голод наш могли мы утолять,
Высылайте-ка еду – нам все равно, какую». 

Однако толковый студент вполне мог неплохо зарабатывать. Практически любая специальность открывала возможность давать частные уроки, заниматься переводами, подрабатывать в какой-либо торговой конторе писарем или просто вести переписку у состоятельных господ, многие из которых не были обременены лишними для благородного человека познаниями вроде грамотности. А вот студенту для успешной учебы была жизненно необходима хорошая память. Книг в те времена было крайне мало, и собственных фолиантов у студента не могло быть в принципе по причине их редкости и невероятно высокой стоимости. Поэтому материалы изучались либо в университетской или монастырской библиотеке, либо по сделанным на занятиях записям.

Обучение в средневековом университете строилось по знакомой нам схеме. Как и сегодня, в ее основе находилась лекция (лат. Lectio – «чтение») – систематическое изложение учебного предмета в определенные часы. Нередко лекционных курсов как таковых не было: студенты просто слушали определенную книгу с комментариями лектора. Лекции делились на ординарные (важные, обязательные) и экстраординарные (дополнительные). Первые читались утром, когда голова варит лучше, вторые – после обеда и по праздникам. Обстановка на ординарных лекциях была строгой, как на церковной службе, во многих университетах запрещалось прерывать лектора вопросами. За опоздание или прогул взимался денежный штраф, так что ходить на занятия было в прямых материальных интересах студента. За две недели пропусков без уважительной причины лентяя могли не допустить к экзамену. Так что средневековым прогульщикам и любителям «закосить» жилось не легче, чем их нынешним «коллегам».

Многие старые записи свидетельствуют о том, что средневековые студенты были народом бесстрашным и всегда готовым к подвигам. Их страсти к попойкам и дебошам с последующими потасовками не могли помешать никакие запреты. В глазах средневекового парижского хроникера студенты представляли собой пеструю толпу распутников, обманщиков, шутов и шарлатанов: «…университетские студенты – основные виновники дебошей и пьянства в Латинском квартале». Неудивительно, что только четыре студента из десяти оканчивали обучение в полном объеме, а ученую степень получал только каждый десятый! 

О более или менее систематической подаче учебного материала в средневековом университете говорить не приходится. Богословские науки состояли в основном из мертвого груза бессвязных фактов и отдельных положений. При этом подчинение всех наук богословию сильно тормозило научный прогресс – собственное мнение преподавателя, новые идеи мало кого интересовали, а толкование, отличное от общепринятого, могло сойти за опасную ересь со всеми вытекающими последствиями. История в те времена представляла собой скопище легенд либо (чем она нередко грешит и сейчас) сухой перечень выдающихся имен и знаменательных дат. Физика и анатомия излагались умозрительно, без лабораторных опытов и наглядных демонстраций. Известно, что первый учебный скелет был приобретен Гейдельбергским университетом только в 1559 году – и то как великая редкость.

Аналогом нынешних семинаров и практических занятий служили репетиции (лат. Repetitio – «повторение»), на которых происходило подробное объяснение отдельного изучаемого текста или пособия с разных сторон, с учетом всех возможных сомнений и возражений. Их дополняли диспуты (лат. Disputatio – «обсуждение»), из названия которых понятно, что их суть сводилась к живому обсуждению какой-либо темы или даже спору. 

Однако рано или поздно любая учеба заканчивается, и дело подходит к выпускным экзаменам. Процедура присуждения степени бакалавра в древности – как, впрочем, и сейчас – отличалась театрализованностью; ее детали определялись университетским уставом. Допущенному к защите кандидату в бакалавры предлагался сюжет для толкования авторитетного текста, при этом отвечать по сделанным ранее записям запрещалось. Если студент успешно демонстрировал свои знания, слово давалось его наставнику, который произносил речь, давая оценку личным и профессиональным качествам соискателя. Наконец, бывший студент, в заключительной речи поблагодарив своего «научника» и принеся присягу на верность факультету, получал разрешение сесть в ту часть аудитории, где сидели бакалавры. 

С этого момента бакалавр получал право носить длинный сборчатый плащ и берет «университетского» цвета – к примеру, в Пражском университете это был белый, а в Сорбонне – темно-серый. Если выпускник не собирался продолжать образование и получать степени магистра или доктора, ему предстояло, проявив себя, занять достойное место под солнцем в «большой жизни». Правда, и в Средние века немало «молодых специалистов» вместе с их познаниями в различных сферах оказывались не особенно нужны за пределами альма-матер и в итоге шли преподавать – либо в монастырских школах розгами вбивали в юные умы тексты священного писания, либо находили себя на поприще частной педагогики.
В одном из общежитий Пражского университета в свое время работал очень строгий старик-привратник, который методично отлавливал студентов, сбегающих по ночам развлекаться через окно. Сколько народу пересидело из-за него в грязном вонючем карцере, прозванном курятником, подсчету не поддается. Но и студенческому терпению приходит конец. Как-то вечером в каморку к старику прибежал один из обитателей общежития, с виду очень напуганный, и сообщил, что в подвал здания забрался грабитель. Привратник поспешил за ним, но, едва спустившись по лестнице, был схвачен и связан. Посреди подвала в свете факелов старик увидел плаху, вбитый в нее топор, а возле – палача в маске. Другие люди, тоже в масках, зачитали привратнику смертный приговор, вынесенный обитателями общежития. После этого старика схватили, несмотря на мольбы о пощаде, положили головой на плаху и резко коснулись его шеи туго натянутой полотняной салфеткой, имитирующей лезвие топора. Старик вскрикнул и… упал замертво: от волнения его хватил удар. Утаить произошедшее было невозможно, и разразился грандиозный скандал. За горе-шутников, оказавшихся под следствием, ходатайствовали из городского совета, греша на избыток юношеской энергии. В конце концов совет преподавателей и члены городского магистрата сжалились, и студенты избежали суровой кары за свою проделку. Но по университету пополз слух о том, что в общежитии по ночам бродит призрак бедного привратника, не находящего себе покоя. Суеверные студенты на какое-то время притихли, но шло время, призрака никто не встречал, а радоваться жизни по ночам по-прежнему хотелось. Наконец кто-то посмекалистей догадался, что байку о привидении придумали господа преподаватели, желая отвадить студентов от ночных похождений, и вскоре все вновь пошло как встарь. 

Это новость от журнала ММ «Машины и механизмы». Не знаете такого? Приглашаем прямо сейчас познакомиться с этим удивительным журналом.

Наш журнал ММ