Если немного упростить

– Мы заходим в типичную коммунальную квартиру, одну из тех, что воспеты в произведениях Булгакова, Зощенко, а также Ильфа и Петрова! – разливался соловьем Кирилл, пропуская в квартиру очередную группу экскурсантов. – Перед нами общий коридор, пространство которого поделено между собственниками комнат. Попытка захватить хотя бы сантиметр чужой территории может привести к нешуточному конфликту. А сейчас осторожно, чтобы никого не потревожить, пройдем на коммунальную кухню. Сегодня нам повезло: некоторые из здешних обитателей сейчас дома.

Словно в ответ на его слова дверь одной из комнат приоткрылась, и наружу выглянул небритый мужик в растянутой вылинявшей майке. Широко улыбнувшись и помахав мощной лапищей, он снова закрыл дверь.

– Ходют и ходют! – раздалось из-за соседней двери. – Покоя никакого нет!

Экскурсанты как зачарованные таращились по сторонам, разглядывая развешанные до самого потолка тазы и велосипеды, женщину в коротком халатике и еле прикрытых капроновой косынкой бигудях, продефилировавшую мимо с кастрюлей какого-то варева, толстого серого кота, точившего когти об антикварный буфет с резными совами.

А Кирилл, уводя своих слушателей дальше по коридору, продолжал вдохновенно вещать о богатом купце, которому когда-то принадлежал этот дом, знаменитых поэтах и бардах, захаживающих сюда на огонек, и леденящей душу любовной истории. Пройдя мимо опечатанной комнаты у самой кухни, он, перейдя на трагический шепот, поведал слушателям об изобретателе, бесследно исчезнувшем в разгар творческого процесса. А также о призраке, отпугивающем всех, желающих сюда вселиться.

. . .

Вопреки, казалось бы, очевидному, смерть Анатолия Безешкина была признана не насильственной. Словно в классическом детективе, «полоумному хмырю» все без исключения от души желали свернуть себе шею, упасть на ровном месте и далее по возрастающей. Но факты, как говорится, упрямая вещь. Акустическая атака Катерины Дремовой, ставшая причиной трагического финала, к разряду уголовно наказуемых действий не относилась.

– И очень даже зря! – заявила баба Дуся, когда служители закона удалились. – Это они ейных децибелов не слышали.

– А чего он опять по чужим кладовкам шастал? – непривычным шепотом оправдывалась Дремова. – Сколько раз по-хорошему просили, а он все свое. Ради научной работы по чужим кастрюлям лазить, так ему и поверили!

– Ни одну дверь спокойно не мог видеть: приоткроет, заглянет, закроет, потом еще раз и еще, – захлебываясь от возмущения, подхватила Евгения – старая дева со стажем и хранительница всеобщей нравственности. – А может быть, у меня в этот момент происходит что-то личное!

…Неприватизированная комната, которую по старинке именовали «кухаркиной», отошла государству. Сестра Анатолия, ни разу сюда и носа не казавшая, как положено, вступила в наследство, но из всей обстановки взяла только «семейные ценности» – хрустальную вазу и картину, изображающую полноватую деву на фоне древнеримских развалин.

– С остальным что хотите, то и делайте! – заявила она уже в дверях.

Соседи принялись хозяйственно растаскивать выморочное имущество. Последним, под угрозой семейного скандала, в опустевшую комнату пришел Федор и мрачно сгреб листы бумаги, выброшенные из уже отсутствующего секретера. Машинально просмотрев записи, бывший рационализатор, не упускающий случая вспомнить о своей рабочей диссертации, не отрывался от них до самого вечера. Устроившись в коридоре за выставленным еще прежними жильцами посудным столиком, он не реагировал ни на уговоры жены, ни на громогласные замечания дежурившей в тот день Дремовой.

– Тут какое дело получается! – объявил он, заходя на следующий день в кухню. – Думал, бумага на даче на растопку пригодится, а там расчеты, графики и прочее научное обоснование. Если в двух словах: наш дом не просто так на этом месте выстроен. Он здесь вроде заглушки на воздушный тоннель в соседнее измерение. А значит, согласно стандартным нормативам, должен быть и служебный вход, на всякий пожарный. Его-то наш сосед и разыскивал. А мы!.. Не ценили, полоумным называли.

– Ну да, как же! – ехидно возразила баба Дуся. – Научная, значит, работа? Чего же он тогда как слепой щенок тыкался?

– Так ведь вход не круглые сутки на виду, функционирует по своему графику. А тыкался наш сосед оттого, что по части практики у него жидковато было, – с достоинством парировал Федор. – Нет, чтобы посоветоваться со знающим человеком, у которого руки из нужного места растут…

– Раз такой умный, возьми и сам все найди.

– Найду, можете не сомневаться.

. . .

О разговоре постепенно забыли, но не Федор. Все свободное время он теперь просиживал в коридоре за тем же посудным столиком. Так как единственный в семье ноутбук был постоянно занят – то женой, обожающей женские форумы, то сыном, проводящим целые вечера за компьютерными баталиями, – работать пришлось, как в лучшие годы жизни: авторучка, рулон старых обоев, арифмометр. Посмотрев на это вопиющее безобразие, Евгения пожертвовала упрямому соседу стопку школьных тетрадей своего племянника, исписанных только до половины.

– Здесь он, предположим, загнул, – вполголоса бормотал Федор. – А вот здесь можно рационализировать, сразу в трех местах. Ишь, накрутил-то…

Некоторое время спустя к тетушке заглянул Кирилл – бывший хозяин тетрадок, а ныне студент одного из питерских бизнес-институтов.

– Тоже мне, доктор Кто, – презрительно фыркнул он, но, заглянув через плечо Федора, будто прилип к месту.

Теперь вход в соседнее измерение искали уже вдвоем. Вооружившись результатами расчетов, а также раздобытыми Кириллом архитектурным планом и распечатками с исторических сайтов, они облазили все здание от чердака до подвала, опросив и выслушав всех, кто мог рассказать хоть что-то заслуживающее внимания.

Возможно, все бы так и закончилось, если бы на черной лестнице они не столкнулись с известной всему дому Валентиной.

– Вхожу я в темные храмы, свершаю бедный обряд, – с чувством продекламировала та, одновременно маня слушателей за собой и пантомимой изображая, будто открывает бутылку, наполняет воображаемый стакан и залпом проглатывает.

Получив требуемый гонорар, Валентина отвела исследователей к себе. Точнее, в «разнесчастную квартиру» – головную боль правления и всех риелторов округи. Дойдя почти до конца коридора и резко свернув в сторону, она остановилась, многозначительно указывая на заложенный кирпичами дверной проем.

– Где стол был яств, там гроб стоит.

– Природой здесь нам суждено в Европу прорубить окно? – деловито поинтересовался Кирилл.

– О бедность, бедность! Как унижает сердце нам она!

– Понял, не дурак.

Весь следующий день из «разнесчастной квартиры» слышались звуки строительных инструментов, а затем начались экскурсии. Группы то ли иностранцев, то ли не пойми кого появлялись из обиталища Валентины, проходили по парадной лестнице, любуясь темно-зелеными стенами, лепниной под потолком, остатками витража на четвертом этаже, фотографировались рядом с какой-нибудь из дверей, украшенной множеством звонков и табличек.

Иногда они выглядели будто персонажи исторического фильма. Особенно поразили любопытных кумушек джентльмен в инвалидной коляске с паровым двигателем и его спутница в кожаном платье с турнюром и шляпе, снабженной крохотным вентилятором. В другой раз, по словам тех же наблюдательниц, это были вылитые инопланетяне. Высокие, худощавые, все в одинаковых костюмах, они украдкой притрагивались к подоконникам и почтовым ящикам – бережно, словно невесть к какой музейной редкости.

Экскурсии продолжались в «ремейке вороньей слободки», как когда-то назвал квартиру Федора один из кратковременных квартирантов. Обитатели с удовольствием участвовали в аттракционе для туристов, отыгрывая классические коммунальные типажи – добродушного пьяницу, въедливую старушку, местную Клеопатру. Жена Федора, облачившись в цветастый передник, варила огромную кастрюлю супа, имевшего неизменный успех у туристов. Особенно популярной была ее стряпня у группы, походившей на отмытых и приодевшихся бомжей.

– Натуральные овощи, зелень! – восторженно протянула девушка в мешковатом брезентовом костюме, откровенно любуясь содержимым своей тарелки.

– Если бы в свое время император… – пробормотал мужчина в маске, скрывающей половину лица, но тут же оборвал себя.

Единственной, кто отказался задействовать свой талант, была Дремова.

– Не буду я изображать скандалистку. Ну, как увлекусь, и опять до беды дойдет.

Завершив экскурсию, группы исчезали за теми же дверьми, из которых первоначально вышли.

– Во, артисты! – пришли к единодушному выводу члены «женсовета на лавочке». – Через соседний дом проходят; он же который год на капремонте. Договорился с кем надо – и гуляй не хочу. А уж там и статуи, и камины, и мозаичные полы как в музее.

– Пусть хоть иностранцы, хоть эти, которые с другой планеты. Главное, чтобы не черные риелторы, не к ночи будь помянуты.

Более достоверной информации не удалось раздобыть даже самым настойчивым. Валентина проявила неожиданную твердость, отвечая на все расспросы цитатами из классиков о святости и нерушимости обещаний. Федор, за четверть часа до появления очередной экскурсии заходивший в «разнесчастную квартиру» и уходящий через такой же промежуток времени после ее ухода, ссылался на коммерческую тайну.

. . .

Благосостояние обитателей «ремейка вороньей слободки» росло как на дрожжах. Федор теперь ездил на дачу на подержанном, но вполне приличном «Фольцвагене». Его жена и сын просиживали каждый за своим ноутбуком. Баба Дуся завела себе тостер и вафельницу, а Николай, убедительно изображавший добродушного выпивоху, записался в школу парусного спорта. Правление дома, которому регулярно доставляли конверты с «уважением и признательностью», тоже было довольно.

Всю идиллию едва не испортил молодой человек, снимавший комнату в «разнесчастной квартире». В состоянии, близком к истерике, он ворвался в правление прямо посреди рабочего дня:

– Я только хотел заглянуть, посмотреть, что там. Открыл дверь – да, несанкционированным способом, после ухода штатного привратника. Представляете себе: там, за дверью, вообще ничего нет! Никакого дома. Баннерами закрыто пустое пространство, внизу котлован готовятся копать. Но тогда как?! Они же только что через нее вышли, а до этого вошли, я сам видел…

Возмутителю спокойствия посоветовали найти место жительства с более здоровой атмосферой, при этом недвусмысленно намекнув, что излишнее любопытство вредно не только для психики.

Не успокоившись, тот уже после переезда написал в районную газету о таинственных экскурсиях. В следующем номере в разделе «невероятное» появилась крохотная заметка. А через несколько дней в квартиру, где проживал покойный Безешкин, заявились его бывшие коллеги.

– Вот где он скрывался, оказывается! – прямо с порога заговорили все трое, горячась и перебивая друг друга. – Заявил тогда, что вернется в НИИ только с готовым открытием и расчетами, которые убедят всех скептиков. Значит, добился все-таки своего! Анатолий, выходи, мы тебя нашли!

Узнав печальную новость и просмотрев записи, вдоль и поперек исчирканные разноцветными фломастерами, пришедшие дружно схватились за голову.

– Вы хоть сами понимаете, что натворили?! – еле проговорил один из них, испытывая сильнейшее желание то ли расплакаться, то ли хватить кулаком неважно по какой поверхности.

– Рационализацию, – ответил Федор до неприличия торжественным тоном.

– Это не то измерение! Понимаете, не то!

– Как это не то? Быть такого не может. Все сделал как следует, на совесть. Пришлось, правда, попотеть; в середине было напутано, мама, не горюй, но опыт, как говорится…

– Это не путаница, – возмущенно перебил его главный из троих, одновременно пресекая попытки спутника устроить бурное выяснение отношений. – Если так будет понятнее, вы своими действиями проложили дорогу в другой пункт назначения. И хорошо, если только в один. Анатолий мечтал найти дверь в светлое будущее. Чтобы как у Чернышевского: всюду хрусталь, алюминий и всеобщее благоденствие. А вы из светлой мечты сделали предмет наживы и спекуляции.

– Знаете, – вдруг заявил третий, до сих пор не принимавший участия в разговоре, – возможно, так даже и лучше. Если рассудить здраво, что мы или кто-то другой могли бы обнаружить? Скорее всего, аналог нашего общества, где история в одном из ключевых моментов свернула в другую сторону. Еще неизвестно, чем бы для всех это обернулось. И потом, как сказано у того же Чернышевского, практической пользы никто не отменял. Так что давайте считать сделанное не ошибкой, а творческим развитием первоначальной идеи. Кстати, господа, не обсудить ли нам это в приватной обстановке?

Несколько месяцев спустя.

– Мы заходим в дом, построенный в конце позапрошлого века, – старательно тараторила девушка с красочным бейджем «Экскурсионное бюро “Окунись в прошлое”». – Перед нами парадная лестница, здесь начинается наша обзорная экскурсия. В завершение ее мы посетим коммунальную квартиру, полностью сохранившую аутентичный облик. Желающим задержаться подольше и проникнуться здешней атмосферой готов предложить свои услуги мини-хостел «У Валентины», вход с черной лестницы.

…Вопреки ожиданиям, члены «женсовета на лавочке» не обратили внимания ни на чересчур короткую юбку девушки, ни даже на зеленые пряди в ее прическе. Все внимание было приковано к новенькому бизнес-центру, представшему изумленной общественности, едва убрали баннеры. Точнее, к панорамным окнам офиса, находящегося буквально через стенку от квартиры, больше не доставляющей никому хлопот.

– Племянник-то у нашей Евгении какой молодец!

– И не говорите. Турфирмой руководит. Кабинет у него, говорят, весь в хайтеке – всюду стекло и металл.

– А цветочки на окнах мог бы и завести!

…Сидя в коридоре за старым посудным столом, над которым теперь красовалась табличка «Турфирма “Окунись в прошлое”, консультант по общим вопросам», Федор вел нескончаемую дискуссию сам с собой. Какую роль сыграли во всей этой истории его рационализаторские усилия? И наконец, что лучше: светлое будущее или практическая польза?

Иллюстрация: Ева Корчагина