«Дикие гуси» по-королевски

Великий корсиканец оставил потомкам не только торт и коньяк имени себя. После череды изнурительных войн Франция, потеряв сотни тысяч молодых здоровых парней, обрела толпы эмигрантов, умевших только воевать.

Король Луи Филипп, реалист до мозга костей, прекрасно понимал две вещи. Во-первых – эпоха европейских войн в ближайшем будущем для Франции закончилась, поскольку против союза Англии, Австрии, Пруссии и России ей не устоять ни при каких обстоятельствах. Во-вторых – всякая империя должна расширяться. Коль скоро метрополия со всех сторон обложена врагами, остается обратить взор на другие континенты, в первую очередь на Африку, и продолжить дело великого предшественника.

Египетские походы Наполеона (помните знаменитое «Ослов и ученых – в середину»?) были отнюдь не тщеславной блажью полководца. Достаточно взглянуть на карту и оценить геостратегические преимущества господства над Средиземным морем. И пусть Северная Африка сама по себе пустынна и бесплодна, но контроль над нею дает возможность ощутимо «давить» на политических противников, в первую очередь – на Туманный Альбион, попортивший французам много крови.

Кроме внешнеполитических причин, был и еще один, сугубо внутренний, фактор. По дорогам гостеприимной Франции в то время бродило много не совсем законопослушных личностей из числа бывших наемников Карла Х, последнего короля из династии Бурбонов, солдат иностранных полков Наполеона, польских и итальянских повстанцев, сумевших на порабощенной родине избежать каторги и виселицы. Вся эта разношерстная и взрывоопасная публика, весьма искушенная в военном деле, никем не контролировалась и представляла собой постоянный очаг нестабильности.

Выход, найденный королем Луи Филиппом (с подсказки военного министра, знаменитого наполеоновского генерала Сульта), оказался эффективным и до смешного простым: пусть под французскими знаменами воюют эмигранты и местные маргиналы! «Чужаков» можно привлечь возможностью дальнейшей натурализации, а преступников – полной амнистией.


Так в 1831 году появился полк Régiment de Hohenlohe, ставший основой Легиона. Формированием его ведал маршал Людвиг Алоис фон Хохенлое-Бартенштайн, немец на французской службе, возглавлявший придворные части швейцарских гвардейцев. А первым боевым командиром стал Кристоф Штоффель, швейцарец по происхождению, сумевший дослужиться в наполеоновской армии до чина полковника. Он возглавил экспедиционный корпус из семи «этнических» батальонов. Первый был сформирован из бывших швейцарских гвардейцев маршала Хохенлое, второй и третий состоял из немцев и швейцарцев, четвертый – из испанцев, в пятом служили итальянцы и сардинцы, в шестом – бельгийцы и голландцы, а в седьмом, самом многочисленном, – поляки. Из них же составили вспомогательные и резервные подразделения, приданные каждому батальону.

На особое сопротивление алжирцев легионеры не рассчитывали. Местные беи, формально – вассалы Оттоманской империи, могли противопоставить им только небольшие отряды турецких янычар и ополченцев, обычно выполнявшие чисто охранные функции и не имевшие опыта боев. Поэтому довольно быстро Легион изгнал турок из Алжира и взял под контроль значительную часть страны. На практике это означало захват поселений вблизи оазисов и сооружение опорных пунктов, служивших базой для небольшого гарнизона и мобильных отрядов быстрого реагирования. А город Сиди-Бель-Аббес, расположенный неподалеку от порта Оран, и вовсе стал штаб-квартирой Легиона до самого 1962 года.

Сравнительно бескровное завоевание северного Алжира так вдохновило Луи Филиппа, что в 1835 году он послал (точнее, сдал в аренду на три года) около 5 тысяч легионеров в Испанию, где разгорелась гражданская война между сторонниками Дона Карлоса, брата умершего короля Фердинанда VII, и инфанты Изабеллы, вернее – ее матери Марии Кристины де Бурбон, вдовы короля (а одновременно и его племянницы), регентши Испании. Наемники воевали на стороне партии Изабеллы (кристиносов) против верных Дону Карлосу карлистов. Легионеры вступили в войну в самый критический момент, когда казалось, что окончательная победа брата короля – дело пары месяцев, его приверженцы контролировали две трети территории страны.


Все изменилось в начале 1837 года, когда карлисты двинулись в решающее наступление на Мадрид. Их встретила организованная эшелонированная оборона, возглавляемая опытными и энергичными генералами Эспартеро и Нарваэсом. Они использовали части Легиона как ударный мобильный отряд, не державший фронт, а наносивший контрудары на самых опасных участках. Результат не заставил себя ждать: измотанные и обескровленные части карлистов стали отходить обратно на север. 31 августа 1839 года главнокомандующий армии карлистов генерал Марото подписал договор, в котором признал королевой юную Изабеллу. Месяц спустя Дон Карлос, преданный своими генералами, пересек Пиренеи и сдался… Луи-Филиппу! К чести последнего, он не стал топтать побежденного претендента, а назначил ему место проживания в почете и достатке.

Но все эти королевские милости остались вне поля зрения легионеров. Им пришлось срочно возвращаться в Алжир, где все жарче разгоралось пламя восстания. Во многом недовольство арабо-берберских племен было подогрето несовершенством системы управления колонией. Луи Филипп даже послал несколько инспекционных миссий, чтобы решить, в чьих же руках лучше всего сосредоточить власть: военных или гражданских. Да и сами берберы всегда были людьми крайне воинственными, не терпящими над собой ни малейшего произвола. Даже единоверцев-турок они едва терпели, что уж говорить о «неверных» пришельцах?

К большому несчастью для французов, из египетской ссылки и священного для каждого мусульманина путешествия в Мекку вернулся некий Сиди Удед Махиддин, более известный под именем Абд аль-Кадира. Молодой араб происходил из знатной марабутской (священнической) семьи в Оране (Западный Алжир). Юность он провел в духовном училище Маскары, которым руководил его отец. Абд аль-Кадир, впрочем, не стал, говоря современным языком, заурядным «мажором», прожигающим жизнь за счет отцовского авторитета. Наоборот, во всей Маскаре не было более набожного верующего, более тонкого толкователя Священной книги и более искусного воина, в совершенстве овладевшего киличом – тяжелой кавалерийской саблей, которой мамелюки успешно сражались с тяжело бронированными кирасирами.

Ко дню его возвращения провинция Оран была охвачена волнениями, с которыми французские солдаты с горем пополам справлялись. Старейшины мятежных племен решили выбрать верховного предводителя с непререкаемым авторитетом. Лучшей кандидатуры, нежели Абд аль-Кадир, нечего было и желать: молодой, образованный, решительный, к тому же хорошо знакомый с европейскими обычаями. Стоит отметить, что аль-Кадир отнюдь не был фанатичным «воином Аллаха» с огнем безумия в очах. Наоборот, по свидетельствам современников он прекрасно владел искусством дипломатического маневра и умел признавать достоинства противника. Возможно, именно широта мышления и помогла ему в течение долгих полутора десятков лет успешно противостоять оккупантам, располагая небольшими военными и экономическими ресурсами.


Первым делом Абд аль-Кадир обеспечил себе надежный тыл. Он объявил, что отныне «эмират Маскара» (западный Алжир) – часть султаната Марокко, а сам аль-Кадир – вассал и союзник марокканского властителя Абд ар-Рахмана. Политически этот жест связал французов по рукам и ногам – теперь базы повстанцев были недоступны для карательных операций, ибо они располагались на территории государства, с которым Франция формально не воевала.

Абд аль-Кадиру удалось невозможное: объединить раздробленные и часто враждовавшие между собой племена, вольные как ветер пустыни, в жесткую иерархическую структуру под лозунгом «Все для фронта, все для победы». Все ремесленные мастерские немедленно переключились на производство оружия: сабель, ружей и даже пушек, в приграничных с Марокко районах работали небольшие пороховые и литейные заводы.

Как лидер с широким кругозором, Абд аль-Кадир понимал, что для эффективной борьбы с колонизаторами партизанских набегов мало, нужна настоящая государственная машина, способная маневрировать ресурсами. А для этого одних заветов пророка Мухаммеда недостаточно, какая бы благодать от них ни исходила. Нужен ряд реформ: административных, гражданских, налоговых, военных. И он их провел! Позже именно в отступлении от канонов ислама Абд аль-Кадира обвинят некоторые влиятельные феодалы. И предадут его, осыпанные французским золотом…


Эмират Маскара оказался для французских войск крепким орешком. Абд аль-Кадиру удалось создать регулярную армию, спаянную сознательной дисциплиной и желанием защитить свой дом от чужаков. Внешний периметр обороны держался на небольших кавалерийских подразделениях, своего рода гибриде пограничников и разведчиков. Далее в дело вступали многочисленные отряды тяжелой кавалерии, изматывавшие французские войска постоянными наскоками. И лишь затем походные колонны французской пехоты выходили к поселениям, превращенным в опорные пункты с массой засад и ловушек. И это еще не все – легкие кавалерийские части постоянно «висели» на французских коммуникациях, максимально затрудняя доставку провианта и боеприпасов. А много ли навоюешь без воды и пищи посреди пустыни?

В ходе боев французские офицеры убедились, что войска повстанцев могут воевать не только в партизанском стиле, но и вполне по-европейски, в едином строю, с поддержкой артиллерии и многочисленных кавалерийских частей. Казалось бы, заряжай пушки картечью и пали по противнику! Но в том-то и состояла сложность – легионеры воевали без собственной артиллерии. Они применили тактическую новинку – вместо монолитного строя солдаты «рассыпались» на группы по несколько человек.

Стоит отметить, что строй представлял собой не только средство помучить новобранцев, но и весьма действенный способ повысить плотность огня: в те времена скорострельность оружия оставляла желать лучшего. Прежде чем выстрелить, пехотинцу надо было проделать почти десяток манипуляций с пулями, порохом и ударно-кремневым замком (до унитарных боеприпасов было еще далеко). Поэтому стрелки располагались несколькими шеренгами: выстрелив, шеренга опускалась на колено и перезаряжала ружья, следующие стреляли поверх передних линий. Так строй колонны позволял вести огонь частыми плотными залпами.

Легионеры, рассыпавшись на небольшие группы, заставляли противника рассредоточивать огонь и тем снижать его эффективность. Некоторые меткие стрелки делали на пулях надрезы, предвосхитив разрывные боеприпасы (знаменитые пули «дум-дум»): при попадании пуля разрывалась на части, нанося жертве страшные раны и гарантированно выводя ее из боя. Легионеры специально охотились за вражеским командным составом, резонно полагая, что войска без управления фактически теряют боеспособность.

Тактические новинки не только принесли успех Иностранному Легиону в одном бою, но и многому научили Абд аль-Кадира. Теперь он избегал генеральных сражений в европейском строю и сосредоточился на партизанских действиях. По большому счету, Легиону не с кем стало воевать: противник превратился в призрака, при малейшей опасности растворявшегося в бескрайних песках.


Переход к новой фазе войны заставил Легион перенести в Алжир учебные подразделения, дабы новобранцы с первых дней чувствовали собственной кожей ледяное дыхание настоящей опасности. Рядом с войной любой авантюрист, с которым не могла справиться родная юстиция, быстро становился исполнительным и старательным солдатом, не склонным к нарушениям дисциплины – любое из них могло стать последним в жизни. Итог не заставил себя ждать – очень скоро Иностранный Легион стал своего рода «гвардейским спецназом», предназначенным для не очень чистой работы. А ее находилось достаточно – реальная политика при внимательном рассмотрении часто не вызывает ничего, кроме рвотного рефлекса.

Наемники, все эти «псы войны», «дикие гуси» и «солдаты удачи» – далеко не французское изобретение. Иностранный Легион, окутанный флером романтики (и хорошо оплаченной самоотверженности), представляет собой типичный пример ландскнехтинга, адаптированного на манер швейцарской пехоты (известных с конца XIV века наемных частей, набранных из уроженцев Швейцарии). Национальный акцент заключался в том, что наемники становились частью регулярной армии метрополии на постоянной основе. Более того, сегодня именно подразделения Иностранного Легиона открывают парады в Париже как наиболее отличившиеся в боях (в том числе – и в подавлении Парижской коммуны).

Сама концепция Иностранного Легиона – порождение истинно французских особенностей: меркантилизма, с одной стороны, и склонности к гедонизму – с другой. В стране с всеобщей воинской обязанностью аборигены «служат» по рабочим дням, и не дай бог излишне ретивому генералу придет в голову послать французских солдат-«срочников» под реальные пули! Протесты «демократической» общественности на несколько лет вперед обеспечены: зачем? Ведь для этого есть легионеры-«гастарбайтеры», которым мы платим за то, чтобы они умирали в африканских пустынях и саваннах, азиатских джунглях, балканских горах во имя нашей спокойной жизни...

В XX веке наемники (один из них, Боб Денар, даже удостоился многочисленных упоминаний в романе Фредерика Форсайта «Псы войны») пережили свой, так сказать, звездный час, причем львиная доля грязной работы пришлась на Черный континент. Волна освободительных движений, мятежей, неотличимых от революций (и наоборот), поднявшаяся в 1960–70-х годах, породила даже такой бизнес, как частные армии (государственные французские не всегда и не везде успевали), воевавшие на любой платеже-способной стороне.


Этим бравым ребятам, многим из которых путь заказан даже в Иностранный Легион, наплевать, во имя каких идеалов их нанимают, главное – сумма прописью. При этом они отнюдь не горят желанием драться с равным противником. Их стихия – диверсии и карательные операции, когда на прицеле ошеломленный вероломным нападением солдат, беззащитный старик, плачущая женщина, ребенок, из которого может вырасти мститель… Легионеры-наемники могут выиграть бой, могут провести эффектную диверсию, но они никогда не смогут победить ни в одной войне, даже маленькой и очень локальной, даже опереточной. Потому что побеждают не те, кому больше платят, а те, на чьей стороне правда. Побеждают те, кто готов умереть во имя своей страны, своего народа, своих родных и близких.

Это новость от журнала ММ «Машины и механизмы». Не знаете такого? Приглашаем прямо сейчас познакомиться с этим удивительным журналом.

Наш журнал ММ